20 лет назад я в это время готовился к следующему Гран-при сезона-1994 в Имоле. Мы только что вернулись с первых этапов в Бразилии и Японии, где наша маленькая и не получавшая нужного финансирования команда «Симтек» смогла дважды финишировать — это был существенный успех. Две заокеанские гонки означали, что у нас не было возможности проводить тесты. Мы направлялись в Имолу с планами развить нашу машину и лучше понять её перед продолжением сезона, который должен был стать трудным, но захватывающим.
«Его голова была в неестественном положении. Уже тогда у меня были подозрения, что он погиб».
В то время я жил в Монако. Мой напарник Роланд Ратценбергер тоже жил там, так что мы вместе бегали по побережью в рамках наших тренировочных программ. Роланд был новичком в Ф-1, он исполнил мечту и упорно работал, готовясь к Имоле. Для меня это был второй сезон: четыре года назад я выступал за «Брэбэм».
Мы бегали и обсуждали, что узнали по ходу двух первых гонок и чего будет возможно добиться в Имоле. Мы оба не могли дождаться поездки туда. Мы встретились за ужином, хорошо провели время и лучше узнали друг друга. Было очевидно, что Роланд — отличный парень, мне нравилось находиться рядом с ним. У него была такая злая усмешка, девушки тоже это отмечали. Он был сконцентрирован на гонках, настроен на использование возможности. Я с нетерпением ждал гонок. У него был контракт на шесть Гран-при, так что оставалось ещё четыре.
Начало Гран-при в Имоле было таким же, как и везде. Обычные дела, встречи, пиар-мероприятия. Ничего необычного. Все пилоты и команды хотели поскорее заняться делом. По ходу пятничных тренировок Рубенс Баррикелло попал в серьёзнейшую аварию, что шокировало паддок Ф-1. Все были обеспокоены, ведь инцидент выглядел ужасно. Так что потом все выдохнули с облегчением, когда услышали, что он сильно не пострадал, пусть и не сможет принять участие в гонке.
Во время тренировок Роланд был счастливее. Он стал намного быстрее, мы были ближе по результатам к лидерам перед квалификацией, и я чувствовал, что он настроен показать команде свой реальный темп. Уверен, он сделал бы это.
Я выехал на квалификацию и стремился выжать из машины всё, чтобы опередить Роланда и две машины «Пасифик». Других мы бы вряд ли опередили: болид просто был недостаточно быстр. Я проехал стартовую прямую и пошёл на ещё один быстрый круг, а затем увидел жёлтые флаги и осколки на трассе между «Тамбурелло» и «Вильнёвом». Я сразу узнал, что это была машина Роланда.
«Не могу представить, через что прошла моя жена, когда смотрела, как я выезжаю на старт после произошедшего накануне».
Я увидел сиреневые осколки на трассе и был обеспокоен, ведь в этом месте скорость достигает почти 300 км/ч. Когда я подъехал к месту аварии, то моё беспокойство стало гораздо выше. Я стал бояться за Роланда: чем ближе я был, тем сильнее была тревога. Его машина в итоге оказалась в середине поворота «Тоза», все собрались вокруг его машины.
Мне хотелось увидеть, что с моим напарником всё в порядке. Когда я подошёл к машине, то сразу понял, что всё не слишком хорошо. Его голова была в неестественном положении. Уже тогда у меня были подозрения, что он погиб.
Помню, что я незамедлительно переключился на то, чтобы вернуться в боксы и продолжать прогревать шины. Если подумать, это было глупо, но мой мозг просто отказываться думать о том, что я видел. Сработал своеобразный защитный механизм. Я вернулся в боксы. Помню, что увидел свою жену Лизу, которая была в состоянии шока. Я подошёл, чтобы ободрить её. Она спросила, будет ли с Роландом всё в порядке. Помню, что я ответил: «Думаю, он умер».
Для команды это был очень сложный момент: никто не знал, что с Роландом. Они надеялись, что я неправильно оценил ситуацию. Когда пришли печальные новости, то у меня были худшие ощущения за всю карьеру гонщика. Пусть даже я был на месте аварии, я всё равно оказался не готов к тому, что мы больше никогда не увидим Роланда.
Мы были абсолютно потрясены и шокированы. Мы закрыли боксы, нам нечего было сказать. Мы не могли видеть реакцию остального паддока, находились в состоянии шока и не реагировали на то, что происходит.
Роланд Ратценбергер
Прошло некоторое время, прежде чем люди смогли начать говорить. Самое главное, мы хотели узнать, что же произошло. Очевидно, на машине что-то сломалось — потом выяснилось, что дело было в переднем антикрыле. Было бы легко прийти к выводу, мол, у нас маленькая команда и такое может происходить, но поломки передних антикрыльев и сегодня случаются даже у топ-команд.
Мы изучили данные, пытаясь понять, что произошло перед инцидентом. Мы увидели, что за круг до аварии Роланд вылетел. Он вернулся на трассу, попетлял по ней, пытаясь проверить, всё ли хорошо. Он не потерял много времени, так что было странно, что он решил всё проверить. Полагаю, он думал, вернуться ли в боксы или пойти на ещё один круг. В итоге он решил продолжить.
Меня спросили, хочу ли я выйти на старт воскресной гонки, — и команда, и ФИА сказали, что решение будет только за мной. Я никогда не терял напарников, так что просто не знал, как быть. Мой мозг не мог ясно мыслить. В итоге я почему-то решил принять участие в уорм-апе, а затем всё решить.
Не помню, много ли я спал той ночью. Я также беспокоился за свою жену, ведь она была на 18-й неделе беременности. Утром в воскресенье я сел за руль болида, не зная, правильно я поступаю или нет. Я по-прежнему был в состоянии шока и чувствовал, словно на меня смотрит весь мир.
«Говорили бы мы так долго о смерти Роланда, если бы в тот же уик-энд не погиб Айртон?»
Я отработал уорм-ап, всё было слегка в тумане, если честно. Мы были быстрее, чем обычно, не знаю почему. Я не ехал на пределе: я просто не смог бы, ведь находился не том состоянии. Может быть, мне залили лишь полбака топлива. Я вернулся в боксы и заметил, что состояние команды слегка поменялось: давление стало немного ниже. После этого я твёрдо ощутил, что должен выступить в гонке ради них.
Помню, что когда залезал в кокпит перед гонкой, то чувствовал себя не очень комфортно, но я считал, что должен так делать. Не могу представить, через что прошла моя жена, когда смотрела, как я выезжаю на старт после произошедшего накануне. Вероятно, ей было очень больно.
Когда погасли огни, то я избежал столкновения с машинами Лехто и Лами и подумал: «Что за чертовщина происходит в этот уик-энд?» Некоторое время были жёлтые флаги, затем гонка вновь пошла в боевом режиме. После пары кругов я проезжал «Тамбурелло» и увидел жёлтые флаги и пыль в воздухе, а справа на обочине стояла синяя машина. Я не был уверен, кто это, подумал, что, должно быть, «Тиррелл». Но я вообще не думал, что это был Сенна.
Мы все остановились на стартовой прямой и вылезли из машин. Можно было видеть, что все гонщики в состоянии шока, все обсуждали, что это был Сенна и что ситуация выглядит не слишком хорошо. Прошло некоторое время, прежде чем гонка была возобновлена. Не знаю, как много гонщиков хотело продолжать, но пилоту всегда трудно заявить, что он больше не будет гоняться.
Гонка рестартовала, и я помню, что у меня была плотная борьба с Эриком Бернаром из «Лижье». Он был намного быстрее на прямых, но я был несколько быстрее в поворотах. Я словно «расширял» собственную машину, так что шло упорное сражение.
У нас на этой гонке использовалась новая система в коробке передач. В отличие от остальных, у нас не было полуавтоматической коробки, и всё же это был шаг вперёд по сравнению с Японией. Однако из-за новинки «вырубался» мотор, так что пришлось отключить систему. Но когда я делал это, то вместо системы отключил зажигание, и мотор умер. Эрик почти ударил меня сзади, ну а мне удалось вновь завести мотор и продолжить движение.
Вскоре моя гонка всё равно подошла к концу из-за поломки рулевого управления. Мне очень повезло, что я не улетел в стену. Я вернулся в боксы, был неспокоен. Мне просто хотелось вырваться из этого ада. Когда я сделал это, то подумал, что являюсь счастливчиком: я остался жив. Если задуматься о моменте, когда у меня выключился мотор, то кто знает, где я мог бы вылететь: это вполне могло произойти в «Тамбурелло».
Люди говорят, что смерть Роланда оказалась в тени из-за смерти Сенны. В каком-то плане это так, но говорили бы мы так долго о смерти Роланда, если бы в тот же уик-энд не погиб Айртон? Вероятно, нет. Факт в том, что теперь имя Роланда будут произносить всегда: имя Сенны позволит не забыть о Ратценбергере.
По материалам официального сайта семьи Брэбэм.
