Прошло уже 10 лет, а Джейсона Уильямса не покидают мысли о том выстреле. Ах, если бы можно было повернуть время вспять и изменить события злосчастного вечера 14 февраля 2002 года. Увы, некогда участник Матча всех звёзд НБА не в силах воскресить водителя лимузина Костаса Кристофи, жизнь которого оборвалась из-за него.
А ведь всё начиналось так буднично. Уильямс пригласил друзей с семьями погостить в его новом имении, что в Нью-Джерси, сразу после просмотра выставочного баскетбольного поединка. Но когда хозяин проводил экскурсию, случилось непоправимое. Охотничье ружье 12-го калибра, которое он показывал гостям, выстрелило и смертельно ранило Кристофи. Что ещё печальнее, Джейсон тогда попытался скрыть произошедшее.
В 2004-м суд вынес оправдательный приговор по самому тяжкому пункту обвинения – непредумышленному убийству при отягчающих обстоятельствах. Вот только атлету вменили сокрытие несчастного случая. Тогда присяжные так и не пришли к единогласному выводу, а судебное преследование продолжилось, хоть слушание и неоднократно откладывалось. И всё же в 2010-м Уильямса признали виновным. Максимальное наказание по такому вердикту составляет пять лет. Однако оставался призрачный шанс на досрочное освобождение под залог через полтора года.
В городской тюрьме Джерси баскетболист отмотал 18 месяцев, после чего в августе 2011-го был освобождён. Но и тут случилось непредвиденное. Спортсмену припомнили вождение в нетрезвом виде, предшествовавшее злополучному делу. Свобода ускользнула, как песок сквозь пальцы: Уильямса перевезли в колонию Райкерс Айленд, накинув заключённому ещё год неволи. Однако восемь месяцев примерного поведения помогли Джейсону вдохнуть запах свободы раньше назначенного срока.
Полгода спустя он всё ещё пытается привести жизнь в порядок. В развёрнутом интервью ESPN.com 44-летний Уильямс поведал о тюремном быте, влиянии несчастного случая на дальнейшую жизнь и даже проронил пару слов о возвращении в НБА.
Джейсон Уильямс
КРЕСТОНОСЕЦ
Теперь баскетболист находится в Нью-Йорке, где активно делится печальным опытом. Он понимает, что далеко не все считают его невиновным. Более того, многие не уверены, изменился ли он к лучшему. Но Джейсон вовсе не ждёт, что люди ему поверят.
«Просто смотрите, наблюдайте за мной», — призывает он.
С тех пор как Джейсон оказался по эту сторону колючей проволоки, у него практически нет свободного времени. Баскетболист является вице-президентом Gourmet Services International, а также сотрудничает с компанией Loud Digital Network, при поддержке которой содержит собственный интернет-канал. Его сотовый не умолкает ни на минуту.
«Я не понимаю, почему побывавшие на „зоне“ молчат по возвращении к нормальной жизни, — негодует Уильямс. – Парень, расскажи же всем вокруг, как это ужасно. Да сделай это так, чтобы у них раз и навсегда отпало желание мотать срок».
Его менеджер Ахтар Фарзайи утверждает, что случившееся стало мощным импульсом к активности Джея: «Он жаждет открыться каждому, кто готов слушать. Мол, вот что случилось со мной, так я облажался и пал на самое дно. Он пытается донести до всех, что один-единственный миг может причинить страдания многим».
– Какова жизнь на воле после продолжительного заточения?
– Оказалось, здесь больше испытаний, чем я мог предположить. Никогда бы не подумал, что буду работать по 18 часов в сутки, поднимаясь в 5.30 утра. Но иногда я сам усложняю себе жизнь, воображая, будто спасаю мир. В действительности я ограждаю многих от проступков, а иной раз пытаюсь справиться со своими переживаниями. Оказалось, очень важно заботиться о себе. Раньше я не понимал, почему в самолёте говорили в первую очередь надевать кислородные маски сначала на себя, а потом на близких. Но я дорос до этого: чтобы помочь окружающим, сначала ты сам должен уцелеть.
– И как вам удалось уцелеть?
– Во-первых, я бы не справился без помощи всевышнего. Он помог мне подавить собственное эго и сохранять трезвый рассудок. Также я научился чрезвычайно важной вещи – отказывать. Да-да, в тюрьме слово «нет» обретает особую важность. Нет, ты не можешь воспользоваться моей едой, моим телом, моим временем. Нет, я не согласен с тобой. А когда я вышел – словно осенило: жизненно необходимо отказывать тем людям, которые пытаются занять всё твое свободное время.
Да, они обязательно будут зазывать, доказывать, что то или иное действие благотворно скажется на твоём имидже. Мол, давай же, Джей, это поможет тебе реабилитироваться. Чёрта с два. Будьте аккуратны, ведь многие деяния совершаются не во славу господа, а ради выгоды отдельных людей. Ты всё равно не поспеешь всюду, не угодишь всем. Я был слеп, не обращая внимания на эти очевидные вещи и часто попадал в переделки из-за того, что хотел нравиться всем. Теперь мне нет особого дела до других. Если я вам нравлюсь – здорово, я правда очень признателен. Если нет, это ваше дело, и я не могу оспаривать сие мнение, ибо и так слишком занят.
– Чем вы занимаетесь?
– Одна из вещей, которой я не прекращал заниматься даже после случившегося – благотворительность. Но я не люблю ограничивать себя в выборе добрых дел. Большинство звёзд и спортсменов, выходя на свободу, возвращаются к привычной жизни, снова играют или снимаются в фильмах. Но практически никто не берётся оградить людей от собственных ошибок. Никто не упоминает о том, что одно-единственное происшествие может навсегда изменить твою жизнь.
Я бы солгал, сказав, что не пытался забыть, отгородиться от этих проблем, воспоминаний. Но я не хочу, чтобы люди причиняли другим боль. Не желаю видеть человека за решёткой. Все, наверное, считают себя крутыми и готовыми к тюремным реалиям, если вдруг что произойдёт. Но я не видел ни одного вновь прибывшего, кто бы ни лил слёзы в своей клетке на протяжении первых двух месяцев, кто бы ни орал во всю глотку и даже ни думал бы о самоубийстве.
ЗАКЛЮЧЁННЫЙ
Адвокат Уильямса Джо Хэйден вспоминает о временах, когда с ним было практически невозможно общаться. На протяжении всего процесса он был не в духе, сторонился всех. Джейсон никогда не вёл себя неуважительно, но эти восемь лет стали для него жутким испытанием. Бесконечные слушания, проблемы с выпивкой, тяжёлая болезнь и смерть отца, развод – всё это вдруг навалилось на него. Он даже вздохнул с облегчением, когда за спиной щёлкнул затвор тюремной двери: наконец-то всё это позади. «Я собирался победить время и не дать ему взять верх, не дать ему сломить меня», — вспоминал он.
«Я заметил перемены, когда навещал его, — признаётся Хэйден. — Было похоже, что в нём зародилось смирение и понимание. Он не знал, отпустят ли его досрочно, что будет с делом о вождении, отправят ли его в колонию после тюрьмы. Тогда он посмотрел мне прямо в глаза и сказал: „Что бы ни произошло, я это заслужил. Я справлюсь. Надеюсь, скоро всё закончится. А если нет, так тому и быть“.
Тогда-то я понял, что переломный момент в его жизни, в его восприятии произошёл. Он двигался в правильном направлении».
– Можете рассказать о тюремном быте?
– Единственное, что даровало мне умиротворение, помогло простить себя и заставило других принять моё раскаяние, это господь. Люди, которые прочитают это, скажут: да ну, наверное все, побывавшие в тюрьме, находят бога. Знаете, если вы его отыскали, вы прокляты, если нет – тем более. Я пришёл к раскаянию через него, захотел измениться, становиться лучше каждый день. И наконец понял, что на то есть воля всевышнего.
Я прекрасно понимаю, что мог бы стать одним из опаснейших людей в тюрьме, благодаря моим связям, возможностям, в конце концов – деньгам. И первые пару недель мои мысли были заняты только этим. Поверите или нет, но мой помощник не передал мне ни единой посылки за всё время. Я не хотел отличаться от сокамерников, не хотел, чтобы они шептались за спиной, завидовали и замышляли нехорошие дела. Лишь только незнакомцы и немногие члены семьи носили передачи и небольшие суммы.
– В какой камере вас содержали?
– Нас было 36 человек в помещении размером с мою спальню. У стены творились тёмные делишки – там играли в карты и смотрели телевизор. Я видел, как многим накидывали по пять лет сверх срока за беспорядки. Попытаешься переключить канал – считай, у тебя уже серьёзные проблемы.
Помимо прочего в неволе активизируются инстинкты, о существовании которых многие и не догадываются. Например, на раз запоминаешь, кто как ходит. Один хромает, другой шаркает. Я мог безошибочно определить каждого из 36 заключённых по походке, даже несмотря в их сторону. Такие вещи лучше запоминать, если хочешь спать спокойно. Если кто-то среди ночи натягивал кеды – к беде. Ведь ночью все обычно ходили в тапочках. Как только раздавался скрип резиновых подошв, я понимал, что назревает очередная разборка.
– Что за люди отбывали наказание рядом с вами?
– О, все они были такие же, в основном ровесники. Обычные люди, заслуживавшие второго шанса. Они совершили ошибки и знали, что святое писание дарует им прощение, если они его возжелают. Никто не был лучше меня, и я не был лучше их. Там все были равны, все были просто людьми.
– Чем вы занимались в тюрьме?
– Втроём мы основали церковь, и вскоре подавляющее большинство сокамерников стало посещать её. Она изменила даже манеры заключённых. Люди начали желать доброго утра друг другу. Сначала наши собрания длились по 15 минут, но затем выросли до получаса. По окончании встречи мы делали по полсотни отжиманий. Мы задались целью и работали над сознанием, телом и духом. Мы воодушевили людей во имя господа.
Когда меня переводили в колонию Райкерс, это был один из самых грустных дней в моей жизни. Ведь меня отрывали от нашей церкви, от культуры, которую мы соорудили по крупицам. Мне предстояло расстаться с друзьями, с которыми общался дольше всех на свете, не считая родителей. Я помню каждого из тех 36 парней, никогда не забуду, как они прощались со мной в день отъезда.
– Играли в баскетбол в тюрьме? Какими были матчи на зоне?
– Конечно, куда же без этого. Скажу, что поединки получались чрезвычайно упорными. Там ребята все очень крепкие, нередко случались и жёсткие споры. За каждым нарушением следовал всплеск негодования, часто переходивший в рукопашную.
– Какое испытание стало самым тяжким для вас в неволе?
– Пожалуй, это клаустрофобия. Я никогда не боялся людей, но в замкнутом пространстве было жутковато. В Райкерс Айленд звук закрывающегося замка слышен по всему коридору. А потом ещё раз – бах! Из окна ничего не видать, они загажены грязью и солнечный свет совсем не попадает внутрь. В августе стены становились влажными, а ты понимаешь, что заперт внутри – без вариантов.
Книга Джейсона Уильямса
АВТОР
Оставаться в камере наедине с собственными мыслями совсем нелегко, признаётся Уильямс. Вот почему по коридору разгуливают люди, призванные пресекать любые попытки к самоубийству.
К собственному облегчению, Джей нашёл собеседника, с которым мог делиться терзавшими думами. То был сокамерник Мэтт Мэер, бывший футболист, мотающий пятилетний срок за вождение в пьяном виде, во время которого он задавил насмерть человека.
Бывших спортсменов уважали в городской тюрьме Нью-Джерси. Они вместе изучали святое писание, играли в баскетбол и даже готовили сообща. Обычно это была лапша с макрелью. Уильямс безоговорочно доверял Мэеру. «Я всегда делил с ним трапезу. Ведь нельзя сесть с кем попало. Почём знать, может у кого-то выдался неудачный денёк».
Мэтт начал вести свой блог. Интернета в темнице не было, и он записывал все мысли, нумеровал и отправлял матери в конвертах. Та раз в неделю публиковала записки заключённого отпрыска. Вскоре и Джэй увлёкся ведением собственного дневника. Письма он отсылал отцу, который умер от сердечного приступа в 2009-м. Приходилось писать стержнем ручки, так как её пластиковая «обёртка» в тюрьме могла обернуться опасным оружием. Через тонкую трубку, наполненную чернилами, на бумагу выливались мысли о господе, тюрьме, семье и бесчисленных злоключениях. Вдумайтесь: две сестры Уильямса скончались от СПИДа, передавшегося через кровь. Ещё одна стала жертвой убийства. А в детстве парень не раз страдал от буйного нрава родного дяди. Жутковатый набор, что тут сказать.
В июне многие из этих историй были опубликованы в книге под названием «Смирившийся». Она разительно отличается от первых мемуаров под названием Loose Balls, изобиловавших забавными историями из жизни баскетболиста НБА.
– Как зародилась идея о новой книге?
– Помню, с половины пятого до шести утра, пока ещё все спали, я умудрялся писать по 25-30 страниц текста, содержания которого потом не мог вспомнить и с удивлением перечитывал. Я пересылал огромное количество материала матери Мэтта Мэера, которая хранила всё в надёжном месте. Однажды в семье друзей произошло несчастье, и она читала мои письма, которые приносили ей покой. После полутора лет заключения она спросила: «Джэй, ты не возражаешь, если я попробую сколотить из разрозненных рассказов нечто целое?»
Признаюсь, у меня была возможность опубликовать тексты и заключить контракт на семизначную сумму. Но знакомый влиятельный издатель сказал, что в моей писанине слишком много бога. Итого оставалось два варианта: либо фильтрую содержимое и являем миру новый «Шоушенк», либо оставляю всё, как есть, и публикую книгу сам. Я выбрал второй вариант, и не пожалел. Все доходы от продаж пошли на благотворительность, конечно.
– А почему вначале вы отправляли письма именно отцу?
– Мне не нравился сам формат блога. Казалось, что всё выйдет не совсем честно и правдиво. Поэтому я выбрал формат писем и посылал их человеку, от которого мне нечего было скрывать.
– Можно ли сравнивать «Смирившегося» с вашей предыдущей книгой?
– Две абсолютно разные эпохи, два разных мышления. В одной из них я юн и беззаботен. Но теперь, надо думать, я стал немного мудрее.
– Какие надежды возлагаете на новую книгу?
– Моя конечная цель – помочь людям. Я всегда старался делать это. Был период в моей жизни, когда я открывал ночные клубы, хотя стоило бы основывать храмы. Господь ведь взывал ко мне постоянно, но молодой задира оставался глух. Я призывал создателя вернуться, когда мне пойдёт пятый десяток. И тогда он сказал, мол, до сих пор я пытался уладить всё между нами, но теперь сделаю это прилюдно. И в один миг вокруг стали роиться телекамеры, я пошёл ко дну, вокруг мигали машины скорой помощи, полиции, проносились судьи и адвокаты, зачастили несчастья. «Теперь я привлёк твое внимание?»…
Всевышний был обязан сломить меня. Не из соображений мести, но из любви к своему чаду. И мне нравится тот человек, которого делает из меня господь.
ШУТНИК
Джейсон Уильямс по-прежнему само остроумие и уникальная личность. Кроме того, этот человек – известный балагур, за что не в последнюю очередь его полюбили в НБА. От его рассказов целые залы заходятся смехом, а способность живо изложить историю довела его до работы аналитиком на NBC. Несмотря на все невзгоды, у него всегда есть в запасе пара фирменных штучек. Нет, он вовсе не разучился смеяться. Более того, он встречал любые невзгоды с улыбкой на лице.
«Когда в жизни творится сущий ад, вроде гибели сестёр, побоев от родственников или смерти того невинного водителя, жизненно необходимо найти что-то, что заставит улыбнуться. Иначе никак, — признаётся Уильямс. – Моя бабушка говорила: Джэй, у тебя очаровательная улыбка. Выйди из комнаты и не возвращайся без неё».
Но не стоит заблуждаться. За улыбчивым, светящимся добротой человеком всё ещё существует израненная личность одного из самых жёстких игроков, когда-либо выступавших в лиге. И когда речь заходит о его дочерях, которых он не видел уже очень давно по причине заключения и развода, Джейсон не выдерживает.
– С чем вы боретесь теперь?
– Я сражаюсь с потерями. Не могу не думать о Костасе Кристофи, об ушедшем из жизни отце. И часа не проходит, чтобы не вспомнил о том несчастном случае, так и тянет вернуть всё и сохранить жизнь тому ни в чём не повинному человеку… В ту ночь погиб не один, а целых два человека. Мой отец ни разу за 70 лет не бывал в больнице. А тут всё и сразу. Ещё ведь есть дети, которых я не видел так давно…
– Как это сказывается на вас?
– Не сплю ночами напролёт. И некого в этом обвинить. Не они ведь случайно пальнули из ружья. Это их глупый отец…
– Что приходит на ум, когда вспоминаете?
– Я не жалею себя, вовсе нет. Но я причинил страдания. Так что мне самое место в самых тёмных главах библии. Я как-то даже писал о восприятии этого случая. Вот у вас есть цель, и вы к ней идёте. Но стоит только обернуться – и всё насмарку. Словом, необходимо смотреть вперёд и идти, идти. При этом, повторю, никакой жалости к собственной персоне не испытываю. Сам виноват. Люди спросят, как могу я спасать чужих детей, когда теряю собственных? Ответ прост – я должен. Да, я испытываю немало трудностей. Но единственное, что причиняет мне невыносимую боль – мои возлюбленные дети, отсутствие контакта с ними. Они для меня – целый мир.
Опять же, моя вина. Самое страшное, что мои родители были лучшими на свете, а у меня не получилось. Так и не смог сводить их погулять в парк, подурачиться вместе. А всё потому, что я, дуралей, заботился о том, что скажут окружающие. Мол, как он может веселиться, когда причинил столько страдания людям. Так что у детей фактически не было ни единого шанса узнать отца ближе. Периодически я пытаюсь отвлечься, утешить себе мыслью о том, что сумел помочь чьим-нибудь детям. Но мои-то нуждаются в отцовской заботе как никто… Они мои, понимаете? Я отстойный папаша, так-то! Я люблю их больше всего на свете, но при этом я ничтожество…
Чего уж там. Я не могу повернуть время вспять. Лишь хочу попросить прощения, прежде всего у них. Пусть знают, как я сожалею.
– Вы продолжаете общаться с семьёй Кристофи?
– Несколько лет назад они прислали письмо. Сказали, что прощают. Хочу ли я общаться с ними? Конечно. И всегда хотел, с того самого дня. Когда они сами будут готовы, пусть только скажут. Я только за.
– Получается хоть иногда веселиться так, как вы делали это до несчастного случая?
– Изредка, но даётся это очень непросто. Это моя главная проблема – я всегда хотел, чтобы всем было хорошо. Я встречался с юной леди, супермоделью Синтией Бэйли. Она прекрасна, но не обладает большим талантом художника. И вот однажды эта девушка нарисовала мне чудную картинку: то был я, разодетый шутом и смахивающий слёзы. Она назвала творение «Слёзы клоуна». Она сказала: «Ты пытаешься сделать жизнь всех вокруг лучше, но только не свою». И та картина — одна из немногих, которые я сохранил. Синтия была права. Я никогда не давал себе покоя.
– Теперь вы его обрели?
– Пока господь со мной, я спокоен.
Джейсон Уильямс
ИГРОК
Джейсон Уильямс был одним из лучших специалистов по подборам в НБА, пока перелом ноги не положил конец карьере игрока в 1999 году. Он всегда яростно сражался за мяч и умело выбирал позицию. Годом ранее он был включён в заявку на Матч всех звёзд и стал лучшим в сезоне по подборам в нападении.
«Тогда мне было важно иметь самую большую машину и такой же дом, — вспоминает атлет. – Когда у тебя есть всё это, у тебя становится больше друзей, чувствуешь себя в безопасности. Но есть иной путь. Теперь у меня меньше друзей и проблем, больше охраны, относительный мир на душе и господь в моем сердце».
«Знаете, кто никогда не вернётся в тюрьму? Это я. А знаете почему? Потому что я познал себя, свои слабости. Какие? Мне не нужны люди, которые убеждают меня в обратном, когда сознаю, что в действительности очень слаб. Я борюсь с собой каждый божий день».
Джэй утверждает, что физически чувствует себя прекрасно. Он вернулся к былой спортивной массе и выглядит просто замечательно. Кажется, он ещё способен раздавать зубодробительные блок-шоты и подбирать мяч. Он проговорился, что занимался с несколькими новичками лиги. Даже в свои 44 года Уильямс не исключает вероятности возвращения в большой баскетбол – любимое дело всей жизни.
– Вы играете в баскетбол?
– Каждый день. И тренируюсь ежедневно. Кроме того, являюсь наставником трёх-четырёх ребят из НБА и поучаю многих студентов. Кстати, пока никто из них не сумел переиграть меня один в один. Не знаю, может они поддаются, зная мою историю (смеётся). Но это так много для меня значит, когда понимаю, что могу играть не хуже них. Мне отрадно общаться с ними. Вот, например, забиваю я сверху через него, а потом принимаюсь вещать: эй, парень, единственная ошибка может изменить всю твою жизнь. И знаете что? Они слушают, впитывают каждое слово. Они не хотят повторять.
– Что вы им советуете?
– После 11.30 не происходит ничего хорошего. Если ты не добился своего до полудня, значит день можно выкинуть в помойку. Если бы Джулиус Ирвинг учил меня уму-разуму, когда мне было 20, я бы и слушать не стал. А меня нынче внимательно слушают, ибо знают, сколько боли я причинил людям. Я прожил свою боль. И не каких-нибудь 30 суток отсидел, чёрт возьми. А от звонка до звонка.
– Чем хотите заняться в дальнейшем?
– Люди утверждают, что я не могу заниматься тем, чем хочу. В силу возраста или из-за здоровья — не знаю. Скажите-ка, сколько бы вам было лет, если бы вы не знали своего настоящего возраста? Я готов ко всему, на что будет воля божья. Готов физически, духовно и психологически. Если бы я вам сказал, чего хочу на самом деле, вы бы посмеялись надо мной. Но я в прекрасной физической форме и готов ко всему.
– Вы что, подумываете о возвращении в НБА?
– Я люблю баскетбол и эту лигу, пожалуй, сильнее, чем кто-либо вообще. Но, безусловно, моя основная цель на данном этапе – помогать людям.
– Скучаете по большой игре?
– Ужасно не хватает всего этого. Я мог бы объяснить, как наслаждаться каждым мигом на паркете, если бы мне представилась возможность. Я бы доказал юным игрокам, насколько им повезло. Когда тренируешься с ними и можешь противостоять им наравне – зарабатываешь уважение.
– Вы представляете собственное возвращение в лигу?
– Я приму со смирением любое решение создателя. Не стоит загадывать. Я буду трудиться, а моим работодателем пусть будет бог. Сейчас мне ясно одно: в лучшей физической форме я ещё не был никогда в жизни.
– Удалось полностью залечить многочисленные повреждения?
– Абсолютно. Работаю бесперебойно, как швейная машинка. Ни единого изъяна.
– То есть вы заявляете, что готовы вернуться?
– Готов ко всему, что мне уготовлено свыше (смеётся).