– Вы думаете о жизни после баскетбола?
– Да, думаю. У меня пока нет чёткого плана, но я почти на 90% уверен в том, что моя жизнь не будет связана с баскетболом. Я, конечно, буду помогать, но больше не хочу быть частью НБА или чего-то в этом роде. Мне кажется, если однажды это уже было со мной, этого достаточно.
– Для таких атлетов, как вы, спорт — это вся жизнь, и потом, в один момент, всё обрывается. Это очень увлекательный вызов.
– И пенсионный возраст начинается раньше, чем у всех остальных. Для нас отличная карьера – это 15 лет стажа. Отличная – это 15 лет! Я начал, когда мне было 20. Если бы я начал в 15, к 35 я мог бы отправиться на пенсию.
– Когда вы думаете о жизни после баскетбола, что именно себе представляете?
– Я задаю себе вопрос, чем я действительно хочу заниматься. Я бы пошёл стажёром в продюсерскую компанию и просто посмотрел бы, что там да как. Это от того, что я отношусь к тем людям, которые сначала хотят понять, нравится им что-то или нет, и только тогда полностью погружаются в дело.
– Продюсерская компания? Потому что однажды, наверное, хотите принять участие в съемках фильма или телевизионного шоу?
– Да, может быть.
– Я слышал, что Джуд Апатоу присылает вам сценарии на проверку.
– Нет, нет. Но я бы не отказался. Это было бы восхитительно. Мой приятель Нил Бреннан, который является одним из создателей «Шоу Шаппелла», кое-что мне присылает. Это, скорее, можно назвать пользой. Он просто отправляет мне материал и говорит: «Ну-ка, разберись с этим». Я не совсем знаю, что делаю, но я пытаюсь.
– И как справляетесь со сценариями?
– Я как бы занимаюсь этим в шутку, не пытаясь сделать сценарий лучше. Я не могу, столкнувшись с какой-нибудь классной шуткой, не обратить на неё внимание. Но если я это вижу, читаю от корки до корки и вникаю, ко мне сами по себе начинают приходить разные идеи, понимаете? Или, например, если я бываю на съёмках, и кто-то читает прямо по строкам, как бы приходя к большой шутке в конце, я говорю что-то вроде «Попробуй так» или «Попробуй эдак». Я бы с удовольствием этим занимался. Но вот сидеть дома и сочинять сценарий… Я понятия не имею, как люди этим занимаются!
– А каким был последний фильм, который заставил вас смеяться?
– Ну конечно, я смотрю очень много фильмов, и последней комедией, которую мне довелось посмотреть, была «Это конец». Я думал, что первая часть прикольная. И она действительно такой оказалась, с минуткой чёрного юмора, так сказать (смеётся). И так было до конца фильма.
– Кульминация этого фильма, определённо, самая смешная.
– Да, бесспорно. Я пересматривал её раз 30 точно. Она грустная, но тем не менее.
– Кто сильнее как комедийный актёр, как считаете: вы или Майкл Джордан?
– (Смеётся) Надеюсь, это я! Господи, надеюсь, что это я. Если я таковым не являюсь, то я просто уйду сейчас и больше никогда не займусь ничем, включая… Я больше никогда не посмотрю ни одно шоу в стиле камеди и ни один стенд-ап.
– У вас есть комик-любимчик всех времен и народов из НБА?
– Шак. Чарльз Баркли, – за репутацию НБА они постоят.
– Чарльз Баркли. Кажется, у вас в отношениях есть какие-то проблемы.
– Да. Сначала всё было здорово, а затем вдруг… Считаю, проблема заключается в том, что с ними, бывшими игроками, а теперь аналитиками, сложно найти общий язык. Они не хотят никому отдавать то, что имеют. Разве что им очень, очень-очень нужно. Или у тебя есть какие-то отношения с ними. У меня, честно говоря, никогда не было никаких связей с ним. Думаю, я вряд ли бы встретился с ним когда-то раньше.
– Он был вашим конструктивным критиком. Он обвинял вас в симуляциях и говорил, что переоценил вас.
– Да, так было на протяжении очень долгого времени. Я не большой его фанат (Смеётся). Это сложно. В детстве мне очень нравилась его игра. А потом, после такого большого количества услышанного негатива в свой адрес, когда это уже воспринимается на уровне «А, да? Ну, окей», это стало уже чем-то личным. Нашим межличностным конфликтом. Вы понимаете, о чём я? Есть выражение: «Не встречайся со своими кумирами». Я его никогда не встречал, но мне, по правде говоря, это и не нужно. В этом нет никакого смысла.
Когда я жил в Оклахоме, все верующие люди, с которыми я сталкивался, пытались показательно пичкать меня религией, и считали, что это единственный путь.
– Вам определённо нужно познакомиться с Уиллом Ферреллом, который является одним из ваших кумиров, так?
– Да, я с ним познакомился. И это была фантастика! Я особо не нервничал по поводу встречи – она прошла навеселе. Мы снимались у него дома. Я проникся его атмосферой, и каждое слово, которое он говорил, я схватывал на лету и дожидался той самой изюминки, понимаете? Потому что всё должно совпасть, чтобы получилась хорошая шутка. А ведь всё могло начаться с «Ну что ж, как твоё лето? Твой брат до сих пор играет в баскетбол?». Я всё время был в «режиме ожидания». Нет-нет, это было не смешно. Но я всё выхаживал вокруг него и выглядел, как идиот, просто улыбаясь и предвкушая осуществление чего-то невероятного.
– Ваш старший брат, он до сих пор играет, верно? Он сначала был лучше, чем вы, а потом, в один момент, внезапно перестал. В чём причина?
– Не было какого-то определённого момента, но это проявилось незадолго до его отъезда в колледж. Я наблюдал за тем, как он готовится к матчам. Пристально следил. Мне было интересно, как он к этому относится, знаете? Насколько дотошно это было… Мой брат – умный парень, очень прилежный, и я наблюдал, как он менялся под влиянием баскетбола. Он каждый день делал что-то себе на пользу. Он просыпался, работал, мог пойти пострелять или поиграть во что-то, я часто видел его растягивающимся и ухаживающим за своим телом дома и, знаете, втянулся. Потом он оставил это занятие, а я продолжил и постарался стать лучше, лучше и ещё лучше. И, мне кажется, примерно тогда я и получил небольшое преимущество.
– Это было для вас самым неприятным моментом?
– Нет. Мой брат – абсолютно не завистливый человек. Он ни разу в жизни не позавидовал моим успехам.
– Вы выросли в религиозной семье, да?
– Да. Мы ходили в церковь каждое воскресенье – не совсем-совсем каждое, конечно, но довольно часто. И я ходил в школу с религиозным уклоном. То есть я был полностью погружен в веру.
– До сих пор ходите в церковь?
– Я уже давненько там не был. Но я иногда посещаю церковь с братом и его женой. У них есть небольшая Библия, и я каждый раз беру из неё для себя что-то новое. Попробую объяснить, чем мне нравится наше время. Когда я жил в Оклахоме, все верующие люди, с которыми я сталкивался, пытались показательно пичкать меня религией, и считали, что это единственный путь. Я же придерживаюсь того подхода, что каждый может делать всё, что он хочет. Что-то вроде «не суди меня за то, что я хочу сделать, и я не буду судить тебя». И мне кажется, это правильный подход.
– Были ли вы удивлены реакцией на ваше заявление о том, что вы придерживаетесь теории божественного происхождения человека?
– Да, немного. Но, на самом деле, если вы скажете, что верите в эволюцию, я не стану кричать «Ты чертов идиот!» (Смеётся). Вы понимаете, о чём я говорю? Я, скорее, скажу: «Это не имеет значения».
– Каково это: быть всеми раскритикованным за сказанное от души?
– Я думаю, что мои предыдущие четыре года в баскетболе и всё, что им сопутствовало, как бы подготовили меня к этому, потому что тогда я думал: «Хм, людям реально интересно, что я говорю». И потом я как-то успокоился.
– Вы верите в науку?
– Я верю в науку. Я во всё это верю. Я просто… Честно, когда я лежу на пляже и смотрю на океан, когда я смотрю на горы и закат солнца, я вижу, как люди бегают вверх-вниз, смеются, занимаются весёлой ерундой, и тут я: «Это было создано!». Я считаю, что это личное дело каждого.
– А теория о том, что «люди и динозавры появились на свет в один день и в одно время...»?
– Я, честно говоря, об этом не задумывался. Я просто в какой-то степени… Да, креационист, это классно звучит! Но я действительно никогда так сильно над этим не задумывался, потому что и представить не мог, что кто-то несколько раз меня об этом переспросит. Если бы опросили 90% жителей Оклахомы, то они бы, определённо, согласились. А потом, когда ты выбираешься на побережье, – там всё абсолютно по-другому.
– Отказались ли вы от тех религиозных учений, которые знали, когда переехали в Лос-Анджелес?
– Я терпеть не могу христиан или людей какой-либо другой религии, которые стоят с плакатами с надписями «Бог ненавидит геев». Я изучил множество религий; я ходил в христианскую школу, и там у нас была возможность со стороны посмотреть на другие религии, таким образом сравнив их на контрасте. И Библия… Ну-ка возьми Библию. Ты веришь в неё? Там проститутки, грабители, грешники, неважно это. Он использовал их всех для того, чтобы преподносить свои уроки. Не используй их в качестве примера, но помни о них. И как после этого ты можешь говорить о том, что Бог никого не ненавидит?
Я пропустил момент, когда сын впервые перевернулся. Это, конечно, не является таким уж грандиозным событием, но тогда я сказал себе: «Кошмар, чувак!».
– Не ставить мужчину-гея и женщину на одну ступень?
– Нет! Нет! Нет! Как Он может плохо относиться к кому-то только за то, что ему нравятся представители того же пола? Я это не принимаю. И это ещё и заставляет меня расстраиваться, как человека религиозного. Я думаю, в этом нет необходимости.
– Что ещё происходит в вашей жизни помимо баскетбола? У вас же есть сын, да?
– 1 августа ему исполнится два года.
– Чему вас уже успело научить отцовство?
– Меня об этом спрашивают все, но точного ответа я дать не могу. Люди говорят: «О, это так меняет жизнь, заставляет тебя по-другому смотреть на вещи». А ты отвечаешь: «Да, конечно. Абсолютно». Но потом, когда это случается, ты такой: «Ого! Все эти люди были так правы!» Я просто почувствовал, что что-то изменилось. Я по-настоящему жду то время, которое я проведу с маленьким ребёночком, не умеющим разговаривать и не имеющим возможности сделать для себя что-то самостоятельно. Если, конечно, не учитывать приём пищи и её пережевывание.
– Вы стали именно таким отцом, которым хотели бы быть?
– Я бы хотел почаще быть рядом. То, что я ненавижу больше всего, — это отъезд на пару недель и возможность видеть ребёнка только по FaceTime. Я пропустил момент, когда он впервые перевернулся. Это, конечно, не является таким уж грандиозным событием, но тогда я сказал себе: «Кошмар, чувак!». У меня была не то чтобы депрессия, но настроение у меня было таким, когда всё надоедает. Знаете, что-то вроде того, что я пропустил такую вещь. Но, в то же время, то, что я не пропускаю, становится гораздо более весомым.
– Как вы сейчас успеваете ещё и встречаться с девушками?
– Это, бесспорно, та область моей жизни, в которой всё происходило методом проб и ошибок. И я не могу сказать, что сейчас всё прозрачно. Но я был счастлив! Я встречался несколько лет с девушкой, и это было превосходно. Мы отлично уживались вместе. Всё уже закончилось, но мы по-прежнему очень классные. Но всё, действительно, было выстроено по методу проб и ошибок. Была пара случаев, когда я не обжёгся обо что-то, знаете, вроде вопросов денег или чего-то в этом роде, просто когда это закончилось, это закончилось очень плохо. Это всё произошло на твоих глазах. Но это так сложно, чувак. Люди думают о Лос-Анджелесе и о том, что там так много красивых женщин. Но тут так сложно найти порядочную, верную, знаете, настоящую девушку. И это ещё может быть сложно потому, что я привык к среднезападному типу девушек и всему, что с этим связано. Но я, правда, очень давно ни с кем не встречался на серьёзной основе. Не в обозримом прошлом.
– Вам нравилось расти на Среднем Западе?
– Да. Я любил это место. Люди у меня всегда спрашивали что-то вроде: «Каково это – расти в Оклахоме?». Это всё, что я знал. Я не видел ни пляжа, ни океана до тех пор, пока мне не исполнилось 10. Я не подозревал о существовании других хороших мест, где можно жить. Но мне всё нравилось и нравится сейчас.
– Когда «Клипперс» играют в Оклахома-Сити, болельщики напоминают вам, что вы – свой?
– Особенно болельщики команды университета «Оклахома». Фанаты «Тандер» и «Оклахома Стэйт» — они не настоящие, что ли (смеётся). Поэтому получается что-то вроде золотой середины. Кое-кто перед матчем говорит, мол, это наш земляк, и мы не будем его освистывать. А затем включаются болельщики «Оклахома Стэйт», и начинается: «Бууууу! Ты – отстой!». На самом деле, жители штата отлично относятся к «Тандер», очень привязаны к этой команде, потому что раньше профессионального баскетбола в Оклахома-Сити не было чуть ли до того момента, пока я не окончил колледж. Некоторые относятся к «Тандер» настолько ревностно, что готовы устроить мне обструкцию, хотя ещё несколько лет назад, когда я был студентом, активно поддерживали меня.
– Наверное, лично вам играть в Оклахома-Сити особенно интересно.
– Да, особенно сейчас, когда мы выходим в плей-офф и играем с «Тандер». Странное чувство – возвращаться домой, туда, где я всегда чувствовал себя предельно комфортно, в качестве гостя.
– Всегда будет человек, который закричит: «Да пошли вы!»
– (Смеётся) Или будет размахивать флагом «Тандер» у меня перед носом. Или кричать: «Езжай домой, киска». «Окей. Спасибо, мужик! Рад был повидаться, мистер Джонсон». Это тот парень, который дал мне фруктовый лёд. Это забавно ещё и потому, что Кевин Дюрант учился в Техасе. Команды Техаса и Оклахомы – непримиримые соперники. В нашем штате на дух не переносят людей, которые уезжают учиться в Техас. Тем не менее сейчас Дюрант играет за «Тандер», и его обожают все от мала до велика. А меня, своего парня, наоборот, ненавидят, потому что я представляю «Клипперс»! То, что спорт делает с людьми, — это очень интересно!