Среди всех игроков «Спартака» к Павлюченко у болельщиков красно-белых, пожалуй,
самое неоднозначное отношение. Одни в нем души не чают, другие — наоборот,
нещадно ругают, называя чуть ли не первым кандидатом на продажу. И это несмотря
на то, что два года подряд он с 10 голами становился лучшим бомбардиром
«Спартака». Да и нынче 23-летний форвард вхож в список главных снайперов
чемпионата, причем в отличие от Кириченко, Лоськова и Олича все свои 6 мячей
забил с игры.
— В чем причина столь резко полярного отношения к вам болельщиков?
— История эта тянется с прошлого года, когда в Кубке России «Спартак» дома
неожиданно проиграл липецкому «Металлургу». После матча в Лужниках шли мы с
женой к машине, и тут нас увидели три пьяных в стельку спартаковских фаната.
Подошли, обложили меня матом, сказали: «Ты вообще лучше убирайся из команды».
Вступать в перепалку я не стал. Бросил лишь сквозь зубы: «Отойдите от машины»,
сел за руль и уехал. А они потом в интернете написали: мол, Павлюченко —
такой-сякой, зазнался, фотографироваться с нами не пожелал, отказал в автографе.
Вот часть фанов на меня и ополчилась.
— И все-таки мне кажется, что дело в другом.
— Намекаете непосредственно на мою игру? Возможно. У нас ведь считается, что в
футболе разбирается каждый. Хотел бы я собрать всех этих «специалистов» и
посмотреть, как сами-то они бегают, как по мячу бьют. Думаю, тогда многие из них
мигом прикусили бы языки… Не скрою, время от времени поводы для критики я
действительно давал. Но все шишки продолжали сыпаться именно на меня даже после
тех матчей «Спартака», в которых я забивал победные голы. Вот это слышать
странно и обидно.
Например, однажды на трибуне известный в спартаковских кругах болельщик открытым
текстом заявил моей жене Ларисе: «Ненавижу Павлюченко, он только мешает нашей
команде нормально играть». Не буду называть его имя, он, прочитав эти строки,
поймет, о ком речь. У меня большое желание встретиться с ним и поговорить
по-мужски. Пусть мне в лицо скажет, чем я его не устраиваю.
— Невио Скала, которого к псевдоспециалистам никак не отнесешь, ставил вам в
упрек, что футбол вы воспринимаете как развлечение, а надо — как серьезную
профессию, ради которой следует научиться многим жертвовать.
— Что значит «жертвовать»? Не гулять, не пить, не курить?
— Хотя бы.
— Начнем с того, что я не курю и не пью. Бокал-другой пива после матча или в
отпуске, разумеется, не в счет. В ночных клубах, на дискотеках я тоже очень
редкий гость. Не случалось такого, чтобы накануне тренировки я завалился бы
домой в 2 — 3 часа ночи. А уж к играм и подавно готовлюсь ответственно.
— Так что же имел в виду Скала?
— Наверное, то, что я не всегда выкладывался на тренировках на сто процентов.
Конкуренции толковой не было, и я знал: почти при любом раскладе в состав
попаду. И это невольно расслабляло. В каких-то ситуациях допускал поблажки,
рассуждая так, будто играю с друзьями во дворе: захочу — побегу за мячом, захочу
— постою на месте. Говорил себе: «А-а, ладно. В игре все равно смогу забить».
— Аленичев с Титовым в один голос утверждают, что в этом году вы сильно
изменились. Так?
— Да. Недаром провел на хорошем уровне немало матчей, забиваю… А прежнее
отношение к делу в «Спартаке» уже не пройдет. Конкуренция, особенно в атаке, у
нас теперь будь здоров! И номинальных форвардов полно, да еще Титова с Павленко
полузащитниками, как раньше, не назовешь. Так что изо дня в день нужно вкалывать
на полную катушку. Если бы я не изменился, сел бы вот сюда, — Павлюченко
свернутой газетой постучал по деревянной лавочке, на который мы вели беседу, —
приклеился накрепко и никуда бы уже не вставал.
— В «Спартаке» вы третий сезон. За это время были моменты, когда могли уйти
из клуба?
— И не раз. То периодически слухи всплывали, что меня собираются куда-то
продать. То в газетах прошлым летом проскользнула фраза руководства, что мне не
видят места в основном составе «Спартака». Я запаниковал, порывался отправиться
к начальству, рубануть с плеча: «Не устраиваю вас — давайте попрощаемся». Но
потом решил не дергаться, а сосредоточиться на работе. Самолюбие взыграло.
Захотелось доказать, что на Павлюченко в «Спартаке» крест ставить рановато.
Полагаю, сделал правильный выбор.
— А допускать в жизни серьезные ошибки случалось?
— На футбольную карьеру мне грех жаловаться. В 15 лет дебютировал в первом
дивизионе, в 18 — в премьер-лиге, в 20 уже в «Спартак» попал. Пока все
складывается не без доли везения. Скажем, в ставропольском спортинтернате я
среди сверстников на поле не шибко выделялся. Но приехал к нам как-то Гаглоев,
главный тренер местного «Динамо». Он не видел, кто и как из нас играет, поэтому
ориентировался скорее на рост да физические данные. Я был высокий, может,
поэтому и приглянулся. В шеренге нас стояло человек 25. Гаглоев быстро окинул
всех взглядом, ткнул пальцем в троих ребят, в том числе меня, произнес
единственную фразу: «Вы поедете с „Динамо“ на предсезонные сборы» и отбыл.
Закрепился я там в основном составе на удивление быстро. В конце сезона за мной
из Волгограда лично Шох с Горюновым приехали. А через два года — «Спартак».
— При любопытных, говорят, обстоятельствах вы в Москве оказались.
— Да, все решилось за несколько минут. Играли в конце сезона в Волгограде со
«Спартаком». Сальков после первого тайма меня заменил, не сказав ни слова.
Принял я душ, собрался второй тайм пойти досмотреть, а навстречу Шох: «Поднимись
в кабинет к Горюнову». Захожу, там помимо Дмитрича еще Червиченко сидит. «Хочешь
играть в „Спартаке“?» — в лоб спрашивает. Я покосился на Горюнова, у которого
был очень мрачный вид, но набрался смелости и выдохнул: «Хочу». И сразу снова
взглянул на президента «Ротора». Ответ мой его совершенно не обрадовал, но с
Червиченко, видимо, они уже успели о чем-то договориться, потому что переубедить
меня Дмитрич даже не пытался. Два дня спустя я прилетел в Москву подписывать
контракт.
— Когда грянул бромантановый скандал, некоторые игроки «Спартака» признались,
что чувствовали себя в те дни ужасно. Кого-то тошнило, кого-то бессонница
мучила. А вы как себя чувствовали?
— Нормально. Клянусь, все было как обычно — и на поле, и за его пределами.
Никаких последствий. Но за других говорить не буду — эту тему в команде мы
никогда не обсуждали.
— Та история чему-то научила?
— Уверен: ничего подобного в «Спартаке» повториться больше не может. Я доверяю
нашим врачам. А вот если бы в клубе остался старый доктор, при котором все это
произошло, конечно, был бы осторожнее.
— Когда последний раз испытывали чувство страха?
— Прошлой зимой, когда мы с турецкого сбора возвращались, в наш самолет попала
молния. Тряхануло так, что подумал: все, сейчас упадем. Я и раньше-то самолеты
недолюбливал, а после того случая — особенно… И еще в Волгограде был непростой
момент. Сбил я на машине старушку.
— Насмерть?
— Слава богу, нет. Моей вины не было — она в неположенном месте дорогу
перебегала. Выскочила прямо под колеса, удар был очень сильный — метров на
десять отлетела. Но повезло — переломом руки отделалась. Мы ее с женой в
больнице навещали. А я после этого неделю водить был не в состоянии…
— Есть привычки, от которых хотели бы избавиться?
— Да. Если у меня что-то не получается, могу психануть. К примеру, во время
тренировки на базе подвернувшийся под ногу мяч так со всей силы могу запулить,
что он или в сторону леса улетает, или на соседний дачный участок. Кстати,
помогает — пар сразу выпускаю. В обычной же жизни могу со злости кулаком по
столу ударить, как-то раз будильник в окно выкинул. А еще, если мне говорят
что-то нелицеприятное, всегда огрызнусь. Трудно сдержаться. Хотя и жена, и
друзья постоянно советуют: «Не лезь в бочку, иногда стоит промолчать»… В
последнее время, впрочем, я поспокойнее стал. Взрослею.
— Тренерам когда-нибудь дерзили?
Павлюченко вздохнул и молча кивнул.
— И какие это имело последствия?
— Бывало, выгоняли с тренировок. И при Скале, и при Старкове.
— А со «стариками» у вас на этой почве размолвок не возникало?
— Нет. Если кто-то из ветеранов на поле на меня прикрикнет, приму это как
должное и никогда не пойду на конфликт.
— Интересная у вас логика. С тренерами спорите, а с ветеранами — нет.
— Так уж получается, — развел собеседник руками.
— Боялись кого-нибудь из тренеров?
— Романцева. Он жесткий тренер, игроков держит на дистанции. Побаивался его о
чем-то спросить, лишний раз на базе на глаза попасться. На тренировках в
каких-то эпизодах старался сыграть попроще, чтобы не прогневать Олега Ивановича,
который тут же останавливал занятие, начинал разбирать эпизод, ругаться. Ни до,
ни после такого страха перед тренером у меня не было.
— Если у вас плохое настроение, что может его поднять?
— Я очень тяжело переживаю поражения. Ребята зовут поужинать в ресторан, еще
куда-то, а мне никуда не хочется. Приду злой домой, уткнусь в телевизор и молчу.
Только если Лариса заводит со мной разговор на отвлеченные темы, постепенно
отхожу.
— Ваша нелюбимая домашняя обязанность?
— Я вообще-то мало что по дому делаю. Если жена попросит — вопросов нет. Могу
посуду помыть, комнату пропылесосить. Правда, она почему-то каждый раз
предлагает мне заняться этим, когда я по телевизору футбол смотрю. Тогда можем и
поссориться.
— Гвоздь с молотком когда последний раз в руках держали?
— В школе. На уроке труда… Если дома вдруг какие-то проблемы — звоним в ЖЭК.
— А какую самую тяжелую физическую работу вам приходилось выполнять?
— На базу «Ротора» нам на «КамАЗах» привозили футбольный газон — здоровые куски
дерна метр на метр. И вся команда таскала их. Пронесешь от кузова до поля метров
сто — и потом на шее мозоли считаешь. Неделю в себя приходил — все болело. В
другой раз приехали на базу накануне матча, внезапно появляется «КамАЗ». И всю
команду — от молодых вроде меня до ветеранов Есипова с Борзенковым — отправляли
его разгружать. Там могло быть все что угодно. И дерн, и арбузы, и мешки с
картошкой.
— Неужели никто не ворчал?
— Так ведь Горюнов для нас же и старался. Новое поле на базе постелили или еду
для команды привезли. Мы не для кого-то, а для себя работали.
— Правда, что ваш отец водил клубный автобус «Ротора»?
— Да. Он и дальнобойщиком был, и баранку автобуса крутил. Когда я в «Ротор»
уехал, Горюнов родителям предложил в Волгоград перебраться. Квартиру выделил.
Папа команду возил, а мама отвечала за закупку продуктов для клуба и базы. Но с
моим переходом в «Спартак» они продали волгоградскую квартиру и поселились в
Краснодаре. Поближе к дому. У нас до сих пор вся родня живет в Краснодарском
крае, в поселке Мостовской. И я именно там родился, а вскоре мы в Черкесск
переехали. Отцу дали там работу.
— С женой вы в Черкесске познакомились?
— Ага. С 6-го класса за одной партой сидели. Я двоечником был, учился плохо. А
Лариса — отличница, постоянно списывал у нее. Если бы не она, не представляю,
как бы школу закончил. Пришел, помню, в класс, учительница говорит: «Будешь
сидеть с этой девочкой». И вот с той поры не расстаемся. Расписались мы в 18. Я
уже в Волгограде был, а она в Черкесске. Звал Ларису в гости, но ее родители
были против. Сказали: «Поженитесь — и забирай ее». Пришлось делать предложение.
— В милицию вас когда-нибудь забирали?
— Да. Мне лет 8 было. Пошли с пацанами на железнодорожную станцию. Там в
открытых вагонах стояли новенькие «газели». Они были не заперты. Внутри ключи
лежали. Мы залезли туда, сидели, болтали. А затем нас заметили. Удирали по
шпалам от милиции, но в итоге, конечно, нас догнали. Привезли в отделение.
Забрала меня оттуда мать, влетело от нее дома по первое число.
— Есть у вас несбывшаяся мечта детства, которая пока не осуществилась?
— Нет. Я с детства мечтал об одном — стать футболистом и играть в «Спартаке».
Все сбылось — здесь и нахожусь.
Павлюченко широким жестом обвел рукой окрестности Тарасовки, и на лице его
заиграла абсолютно счастливая улыбка…