Аршавин принадлежит к категории людей, которые обречены быть на виду. На поле
этот невысокий, хрупкий технарь порой творит с мячом чудеса. «Шава, ты гений!» —
восклицает под впечатлением от его игры капитан «Зенита» Владислав Радимов. И
под этой фразой наверняка готовы подписаться многие завсегдатаи «Петровского».
Он всегда говорит то, что думает, может смело покритиковать в прессе главного
тренера «Зенита» и клубное начальство. Запретных тем для Аршавина, кажется, не
существует.
При этом любимец Санкт-Петербурга оказался на удивление открытым и простым. Даже
вызвался встретить столичного корреспондента на Московском вокзале, чем сразил
наповал — знакомы-то мы прежде не были.
— У вас репутация человека предельно откровенного, эдакого правдолюба. Жизнь
данное обстоятельство сильно осложняет?
— Конечно. Правду ведь не всем приятно слышать. Бывает, и не хочется
отвечать на какой-нибудь острый вопрос, но про себя в эту секунду думаешь: «Ну
чего ты струсил? Скажи, скажи как есть!» Хотя иногда действительно лучше
промолчать. Мне с детства твердят: «Андрей, твой язык тебя погубит». Сейчас
малость сдержаннее стал, а раньше у меня из-за этого была масса проблем.
— В школе?
— В том числе. Я мог высказать свое мнение, не заботясь о последствиях. И с
учителями спорил, и с уроков выгоняли. Сначала из кабинета вылетал мой портфель,
а следом за шкирку выкидывали меня. Помню, лет в восемь прямо на уроке разорвал
классный журнал.
— С чего вдруг?
— Мне незаслуженно снизили оценку на балл. Я пригрозил учительнице, что
порву журнал, если она поставит мне «четыре», а не «пять». Не поверила. А зря. Я
сделал это, благо сидел на первой парте. Потом удирал от нее по всему классу.
— Вашу маму, наверное, нередко вызывали в школу?
— Да, в дневнике подобные вызовы появлялись регулярно. Теперь понимаю, сколько
маме из-за меня приходилось там всякого выслушивать. Учителя в основном
жаловались на мое плохое поведение, некоторые настоятельно советовали сводить
меня к психиатру. Они считали, что мне не хватает мужской руки. Это все ерунда.
Да, родители развелись, когда мне исполнилось 10 лет, но с отцом я всегда
продолжал видеться.
— С тех пор как стали игроком «Зенита», вам хоть раз доводилось жалеть о
каких-то своих резких высказываниях?
— К счастью, пока я хорошо играю в футбол, мне многое прощают. Причем отдаю себе
отчет: едва произойдет какой-то сбой — сразу все припомнят. Зимой, например, я
довольно жестко отозвался об отношении Петржелы к молодым питерским футболистам.
Сказал, что при нынешней трансферной политике «Зенита» наш дубль фактически
убили. И если у меня есть такая возможность, говорить об этом, убежден,
необходимо. А то все отделываются общими фразами…
— Получили нагоняй от клубного руководства?
— Нет. К слову как и в ситуации, связанной с продажей Володи Быстрова в
«Спартак». Возможно, потому, что в обоих случаях я говорил правду.
— Вы не скрывали своего негативного отношения к этому трансферу. Даже протест
в матче с «Амкаром» организовали, демонстративно не радуясь собственным забитым
голам.
— Я преследовал единственную цель — чтобы болельщики «Зенита» правильно
восприняли переход Быстрова. Изначально-то все выглядело так, будто Володя
погнался в Москву за длинным рублем. А на самом деле, как объяснил позже Илья
Сергеевич (Черкасов): «Нам предложили отличные деньги за игрока, и клуб решил
его продать». Вот с такой формулировкой исполнительного директора «Зенита» я
полностью согласен.
— Общаетесь с Быстровым? Как у него настроение?
— Мы перезваниваемся, уже был в гостях у него дома в Подольске. С одной стороны,
ему тяжело дался переезд в чужой город, где он только начинает осваиваться. С
другой — в «Спартаке» Володе созданы шикарные условия, его там все устраивает, и
со Старковым работать нравится.
— Ставили себя мысленно на его место?
— Да, так как это все вполне реально. Когда «Зенит» покидали Астафьев, Макаров,
Лобов, удивляться не стоило: ребята изредка попадали в основу. А если продают
футболиста, который практически стабильно играет в составе, невольно начинаешь
думать, что завтра и ты рискуешь последовать за ним. Дадут за тебя клубу большие
деньги — и вперед, с вещичками на вокзал.
— Радимов недавно обронил: «Рано или поздно Аршавин из „Зенита“ уйдет».
Будете возражать капитану?
— На заре своей карьеры я искренне полагал, что те, кто сыграл за «Зенит» более
ста матчей в чемпионатах России, — футболисты невысокого класса. «Зенит»-то был
заурядный середняк. И задерживаться в нем надолго не собирался. Но за последние
годы команда поднялась до уровня одного из лидеров нашего футбола. И вот уже я
сам провел за нее около 160 игр… Не берусь загадывать, как все сложится
дальше. Сомнений нет лишь в том, что расстаться с Санкт-Петербургом мне будет
невероятно трудно. Очень люблю свой родной город, да и вообще я тяжелый на
подъем.
— Слухи неоднократно отправляли вас в различные клубы. Когда это было
наиболее близко к истине?
— Три года назад. Контракт с «Зенитом» у меня заканчивался. А составили его
настолько хитро, что прописана там была одна зарплата. Все прочие бонусы
оговаривались отдельно перед каждым сезоном. Президентом клуба был еще Мутко, и
зимой мы с ним договорились о новой сумме. Однако подписать бумаги не успели. На
последний сбор приехал Гартиг, я перестал проходить в состав, и разговоры о
деньгах постепенно стихли. Полгода сидел на голой зарплате. Меньше меня тогда в
«Зените» зарабатывали разве что дублеры.
— Неужели вы были слабее Гартига?
— До прихода Петржелы я играл правого нападающего, хотя все кричали, что я —
правый полузащитник. И чешский тренер тоже стал использовать меня в этом амплуа.
Выглядел я не хуже других, но от Аршавина привыкли ждать большего. Да и сам
чувствовал, что способен играть гораздо лучше. Вот только не на этой позиции —
для крайнего хава мне, объективно, физически не хватает сил. Сказал об этом
Петржеле и добавил, что в матчах за дубль готов доказать — могу играть в центре
полузащиты или в атаке. Со временем все наладилось, но в тот момент он не видел
меня в роли второго нападающего. Петржела признавался, что ищет мощного
форварда, который сумел бы немножко разгрузить Сашу Кержакова. Вдобавок Гартиг,
не спорю, смотрелся прилично. А на правом фланге начал действовать Осипов. Чуть
позже выстрелила молодежь — Быстров, Денисов, Власов. У «Зенита» пошла победная
серия, и я обнаружил, что для меня в команде места нет.
— Именно в тот период вас позвал «Спартак»?
— Да, я провел переговоры с Червиченко. После этого попросил о беседе с
Романцевым. Задал ему по телефону два вопроса: хочет ли он видеть меня в
«Спартаке» и на какой позиции? «Да, — ответил Романцев, — правым
полузащитником». Тут я понял, что нет смысла менять шило на мыло… Но и с
«Зенитом» по-прежнему все было в тумане. Новый контракт на моих условиях
заключать не торопились. За то, что все-таки остался в команде, — спасибо
Петржеле. Однажды вечером я набрался смелости, позвонил ему и с ходу выпалил в
трубку: «Если завтра не подпишу контракт, то уйду из „Зенита“. И Петржела
добился, чтобы уже на следующий день все вопросы были улажены.
— Смахивает на шантаж.
— Я бы не назвал это шантажом. Просто жутко угнетала неопределенность. Сколько
можно было волынку тянуть? А кроме Петржелы, из руководства клуба поговорить мне
больше было не с кем. Я не забыл нелицеприятные слова Ильи Сергеевича в мой
адрес при подписании контракта. Сумма в итоге была та, на которой я настаивал, и
Черкасов не скрывал: меня, мол, вынуждают заплатить тебе эти деньги, но ты их
абсолютно не заслуживаешь. Это я еще самую мягкую формулировку подобрал.
Интересно, сам-то он вспоминает, что мне тогда наговорил?
— А за что еще до эпохи Петржелы вас из „Зенита“ пытался отчислить Юрий
Морозов?
— В 2000 году за три тура до финиша в матче со „Спартаком“ он меня выпустил на
замену на 30-й минуте, а спустя примерно полчаса усадил обратно на скамейку.
Ошибок грубых я не допустил, однако и игры явно не усилил. На утро вышел из
здания базы на тренировку. Завидев меня, Морозов неожиданно изрек: „Аршавин, а
ты что здесь делаешь? Иди отсюда на все четыре стороны. Не желаю тебя видеть в
команде“. И я через парк в Удельной поплелся домой. Сложно описать мои чувства.
Шок, опустошение, непонимание, страх перед будущим. В глазах стояли слезы…
Оставшийся до конца сезона месяц тренировался с дублем. Врезался в память такой
момент. „Зенит“ проводил заключительный матч чемпионата на „Петровском“, а я в
это время шел с мамой по своим делам мимо ревевшего, как всегда, стадиона и
думал: „Странно, почему я здесь, а не там?“
— И все-таки Морозов сменил гнев на милость?
— Первым через некоторое время мне позвонил Мутко: „Андрей, у тебя истекает срок
контракта, давай подпишем новый. Жду тебя в клубе“. — »Зачем? — изумился я. —
Меня же тренер выгнал". — «Не беспокойся. Завтра приходи на тренировку, а потом
ко мне, оформим документы». Морозов встретил меня, словно ничего не произошло. И
впоследствии ни разу не возвращался к тому эпизоду. По-моему, «Зенит» разыграл
классическую схему, рассчитанную на то, чтобы урезать игроку сумму нового
контракта. Сначала тренер тебя выгоняет из команды, а немного погодя добрый
президент говорит: «Мы готовы тебя оставить, но получать, уж извини, ты теперь
будешь меньше». Учитывая, что мой контракт заканчивался, руководство, допускаю,
могло прибегнуть к этому фокусу.
— А я читал, что Морозов наказал вас тогда в воспитательных целях.
— Тоже возможно. Понимаете, он меня еще почти не знал. А я, если честно, на
первых порах подчас произвожу впечатление человека, которому все по барабану.
Морозов, видимо, посчитал, что маленький звездный мальчик возомнил себя бог
знает кем и его надо срочно поставить на место.
— Почему же, Андрей, вы такое впечатление производите?
— Потому что стараюсь никогда ни с кем не спорить. Высказываю свое мнение — и
точка. Либо тренер с ним соглашается, либо нет.
— Какие у вас отношения с Петржелой?
— Их нельзя назвать хорошими или плохими. Они про-фес-си-ональ-ные. Такие,
какими и должны быть отношения между главным тренером и игроком. Что меня и,
думаю, его устраивает.
— Что он вообще за человек? Если в трех словах.
— Сложный, жесткий, но, что отрадно, обладающий чувством юмора.
— Он справедливый?
— Ко мне — да. За других говорить не буду. По словам самого Петржелы, меня он
уважает за то, что я не боюсь высказывать свою точку зрения. Случалось,
тет-а-тет говорил Петржеле вещи, которые полностью шли вразрез с его взглядами
на нашу тактику и игру. Для него важно как игрок выглядит на поле, а все
остальное не имеет значения.
— А правда, что предсезонные тренировки у чеха — сущий ад?
— Это касается только первого сбора. На исходе сезона с Радимовым постоянно
ловим себя на мысли, что вроде бы об отдыхе задумываться надо, а в голове одно:
«Скоро опять будем носиться, как сайгаки. Может, травму получить? Или перейти на
один сбор в другую команду?»
— Что самое тяжелое?
— Лично для меня — бег 10 раз по километру с коротенькими перерывами. В
общей сложности за неделю накручиваешь 50 км. И все в максимальном темпе! На
этом сборе кажется, что ты всегда в спортивной форме. Не в смысле физического
состояния, а в смысле одежды…
— Чем Петржела отличается от своих российских коллег?
— У наших тренеров странная психология. Большинство из них отчего-то уверены,
что, если твоя команда уступила со счетом 0:3, игрок в раздевалке обязан сидеть,
обхватив голову руками, и чуть ли не рыдать. Затем поехать домой, пересмотреть
проигранный матч в записи и думать про себя: ах, я такой-сякой… Разумеется, и
у нас после поражений случаются разносы, но, перед тем как уйти из раздевалки на
пресс-конференцию, Петржела неизменно повторяет: «Выходите с поднятыми головами,
улыбайтесь и не отказывайте в интервью. Это футбол: сегодня ты проиграл, завтра
— выиграл». Благодаря Петржеле в «Зените» атмосфера, как в европейских клубах.
Иные российские специалисты любят козырнуть, что игроки — профессионалы и они им
доверяют, но при этом запирают их на базе за два дня до матча, устраивают
проверки. У нас же один критерий — твоя игра. Коли к тебе претензий на поле нет,
в свободное время можешь делать все, что угодно.
— Не считаете, что нашему футболисту слишком много свободы давать нельзя,
иначе она обернется вседозволенностью?
— А это уже от каждого человека зависит. Вряд ли в «Зените» кто-то из
игроков злоупотребляет свободой. Все понимают: будешь плохо играть — мигом
очутишься на лавке. Так что с дисциплиной в команде проблем нет. Впрочем, если
говорить обо мне, то для меня прежде все же было бы полезнее собираться на
предматчевый сбор не накануне, а за два дня до игры. Сейчас-то живу со своей
девушкой Юлей и никаких вольностей себе не позволяю. А прежде был подвержен
соблазнам.
— Каким?
— Допустим, игра в субботу, а в четверг вечером мог пробыть на дискотеке до двух
часов ночи или с друзьями где-нибудь встретиться. Скучно было в одиночестве дома
торчать. Нет-нет, режим в том понимании, как принято считать у нас, я не
нарушал. Пью вообще мало. Даже в те дни, когда это официально позволяется.
— В анкете на вашем сайте написано, что ваш любимый алкогольный напиток —
водка. Шутка?
— Нет. Из спиртного и впрямь ее предпочитаю.
— Оригинальный выбор для современного спортсмена.
— Откровенно говоря, не вижу особой разницы между водкой и виски.
— Сколько вам было лет, когда впервые попробовали водку?
— 13. Занятная история. Мы провожали в Германию приятеля из «Смены». В компании
самому старшему из нас исполнилось 17, а я был младше всех. Когда ребята
предложили выпить — отказываться не стал. Расположились мы неподалеку от
футбольной школы, и вскоре тренеры нас засекли. Скандал был чудовищный! Мне
грозили отчислением, но, слава богу, все обошлось. Конечно, в 13 лет водку пить
не следует, но это был единичный случай, который не стал для меня началом конца.
— Многие отмечают, что в «Зените» очень дружный коллектив. За время, что вы в
команде, — так было всегда?
— Нет. Лет пять назад доходило до того, что на тренировках молодежь боялась
отнять мяч у некоторых ветеранов. Потому как после тренировки от них запросто
можно было получить в лоб.
— И вам доставалось?
— Разок один опытный футболист пытался оказать на меня, как пишут в футбольных
протоколах, «физическое воздействие». Он заявил, что я чересчур жестковато
против него в борьбе за мяч сыграл и не извинился. До драки не дошло, так,
потолкались чуть-чуть… При Горшкове, Радимове, Спиваке подобные номера нынче
исключены. Наши молодые игроки с ними держатся на равных.
— Как, на ваш взгляд, молодому футболисту избежать искушений, свойственных
юному возрасту?
— Мне кажется, сегодняшнее молодое поколение большими деньгами не шокируешь.
Мало кому они сносят голову. Если парень вменяемый — все будет в порядке. И
примеров полно — Измайлов, Кержаков, Сычев, Билялетдинов…
— Кстати, слышал, что с Кержаковым вы вовсе не столь близкие друзья, как
предписывает молва?
— У нас хорошие отношения, мы в «Зенит» пришли вместе и с той поры идем по жизни
рядом. Но сказать, что за пределами базы видимся часто, было бы преувеличением.
У Саши свой круг друзей, у меня — свой.
— Правда, что в детстве вы попали под машину?
— Да, в 13 лет. Переходил улицу на трамвайной остановке. В этот момент трамваи
поехали с двух сторон, я испугался, что останусь между ними и выскочил на
дорогу. Прямо под колеса. Спасло то, что удар пришелся в мой школьный рюкзак,
набитый учебниками и толстенным пластмассовым пеналом, который разбился
вдребезги. Я пролетел метров десять по асфальту. При этом, как ни странно,
отчетливо соображал. Помню, лечу и думаю: «Мне очень больно, но сейчас раны
перекисью водорода обработаю и пойду домой». Как умудрился ничего не сломать?
Чудо. Лишь ногу сильно ушиб. Уже второй раз повезло — когда маленький был, едва
в пруду не утонул. Дядя вовремя заметил и успел вытащить.
— Ваш невысокий рост раньше много хлопот доставлял?
— Всегда выглядел значительно моложе своих лет. На дискотеки меня даже в 19 без
документов не пускали. (Смеется.) И в юношеской сборной так и не сыграл — тренер
Кузнецов не брал меня туда как раз из-за моего росточка. Поэтому хотел бы дать
совет молодым футболистам: поменьше слушайте, что о вас говорят. Не важно,
хвалят ли, ругают, главное — продолжать усердно тренироваться и верить в свои
силы. К примеру, в возрасте 13 — 15 лет был период, когда за счет своих лучших
физических данных сверстники на моем фоне смотрелись более выигрышно. Был у нас
в «Зените» мой ровесник — Паша Петров. Все, и я в том числе, были уверены, что
растет звезда. Мощный, быстрый, техничный. Но кто теперь его знает, а кто —
меня. И не потому, что я настолько талантливее. Просто мне еще и повезло, а ему
— нет.
— Недавно вы возглавили профсоюз игроков. Зачем вам это надо?
— Сделал это по просьбе своего агента Павла Андреева. Создание профсоюза — его
инициатива. Что конкретно входит в мои обязанности, пока не в курсе. Мы только в
начале пути.
— А кто из игроков помимо вас туда вошел?
— Быстров, Денисов, Власов, Трифонов, Лобов. Это те, о ком точно знаю.
— У вас с мамой, как известно, есть совместный текстильный бизнес. Чья это
идея?
— Мамы. У нее были знания, а у меня — деньги. Открыли склад, занимаемся продажей
тканей. Доходы, прямо скажем, невелики. Недавно решил в другом бизнес-проекте
поучаствовать. Но в подробности всех посвящать не спешу.
— А как ваша многолетняя учеба в университете технологии и дизайна — близится
к концу?
— Наш ректор Виктор Романов, призер Олимпийских игр по велоспорту, учился в этом
вузе 12 лет. Три года — и я его догоню (смеется).
— Вечный студент?
— Угу. Но ничего, мне всего один курс остался — надеюсь, в 2006-м наконец-то
получу диплом.
— На каком вы факультете?
— Поступал на химико-технологический, так как в 10-м классе по химии у меня
была «пятерка». Решил, что великий химик и этих знаний будет вполне достаточно.
Быстро выяснилось, что сильно заблуждался, после чего перевелся на факультет
технологии и дизайна. Специальность — технолог одежды.
— Шить умеете?
— Обижаете. В ходе производственной практики я сшил и рубашку, и брюки, и
полупальто. Брюки, между прочим, получились настолько качественными, что я их
немного поносил.
— Какой Андрей Аршавин в быту?
— Страшный лентяй и неряха. По дому ничего не люблю делать. Понятия не имею
даже, как включаются посудомоечная и стиральная машины. Юля меня к ним не
подпускает. Она у нас главная на хозяйстве.
— Повезло вам с девушкой.
— Еще бы! Конечно, если бы жизнь заставила, я бы всему научился. А раз без меня
спокойно справляются — ну и славно.
— Помимо лени какие у вас еще недостатки?
— Иногда бываю очень наглым, а иногда, наоборот, таким скромным, что самому
противно.
— Где вас можно чаще встретить — в театре или в казино?
— В театр хожу с удовольствием, пересмотрел все спектакли Ленсовета. Хотя это
скорее говорит не о том, что я такой уж заядлый театрал, а о том, что там редко
меняют репертуар. В казино же впервые заглянул из любопытства. Охота было
почувствовать атмосферу игорного заведения, внести какое-то разнообразие в
жизнь. Но это быстро приелось. Полгода уже казино обхожу стороной. Ненавижу
проигрывать, а там остаться в плюсе нереально.
— Чем будете заниматься лет через 15?
— Меня часто спрашивают о планах на будущее. Не знаю, что отвечать. Может, буду
жить на Канарских островах, а может, пойду продавать в ларьке газеты…
Бессмысленно рассуждать на эту тему. Жизнь тем и интересна, что порой не знаешь,
чего от нее ожидать. И это, пожалуй, совсем неплохо.