Максим Калиниченко: мой лучший матч еще впереди
«Чемпионат»
Комментарии
Развернутое интервью полузащитника столичного "Спартака" Максима Калиниченко и его супруги Татьяны.

То, что Калиниченко, пребывающий теперь уже в статусе старожила и ветерана
«Спартака», входит в десятку интереснейших собеседников среди игроков российской
премьер-лиги, у нас не вызывает никаких сомнений. Максим – открытый, искренний
человек с ярко выраженным мышлением плеймейкера. В нашем излюбленном ресторане
«Сырная дырка» полузащитник красно-белых солировал на протяжении трех с
половиной часов, при этом прекрасно взаимодействуя со своей не менее колоритной
супругой Татьяной. Порой они эмоционально дебатировали друг с другом и даже
произносили достаточно резкие вещи, но с такой теплотой и нежностью, что это
вызывало исключительно улыбки. Впрочем, случались в нашем разговоре с четой
Калиниченко и грустные моменты, куда же без них!НЕ ЛЮБЛЮ ПРОСИТЬ, НО ИНОСТРАНЦЫ СТИМУЛИРУЮТ – Максим, это уже седьмая ваша спартаковская предсезонка. Вы сами сильно
изменились за те годы, что провели в «Спартаке»?

– Да я, когда пришел в «Спартак», вообще боялся что-то делать первые полгода. Я
не понимал, как можно кому-то слово сказать на поле или быть чем-то недовольным
за его пределами. Не то, чтобы я был забитый какой-то, но перестроиться было
тоже непросто. Совсем недавно для тебя все эти люди были просто полубоги, а
сегодня уже ты рядом с ними в футбол играешь.

– Теперь все иначе?
– Сейчас совсем другая молодежь. Даже самые молодые с агентами приходят: у нас в
дубле у ребят та-а-акие контракты! Я не то что шесть лет назад, я и сейчас
многие пункты в этих контрактах даже в самых дерзких фантазиях придумать не смог
бы. Когда я пришел, у меня и контракта-то не было никакого. Первый год «под
честное слово» играл. Мне просто платили деньги, которые меня устраивали. Потом
уже контракт предложили. Естественно, не торговался. Это уже спустя пару лет
осмелел, пошел к руководству просить новые условия.

– Тяжело было?
– Для меня это всегда тяжело, не люблю просить. Но у нас в российских клубах
такое отношение, что своим никто ничего никогда не даст. Если ты откуда-то
приедешь, то – конечно. Недаром иностранцы получают куда больше своих.
Посмотришь на этих волшебников, которые прилетают к нам на заработки, и
подумаешь: никто ведь обо мне и не вспомнит, а разве я не достоин таких же
денег, как они? Наберешься храбрости – и к руководству (было это всего пару
раз). Конечно, неправильно в чужой кошелек заглядывать. Но я не столько о
деньгах сейчас говорю, сколько об отношении.

– И в этом году тоже тяжело было просить?
– Не люблю я это дело. Жена меня подталкивает: Максим, иди, решай вопрос. А куда
деваться, у меня семья.Татьяна: – Если бы не жена, неизвестно, был бы ты вообще в «Спартаке» или
нет (игриво улыбается, обращаясь к Максиму).
Максим: – Кто знает, может в «Милане» сейчас играл бы (улыбается не менее
красноречиво).
– В какой момент вы почувствовали себя в Спартаке» по настоящему комфортно?
– С футбольной точки зрения, такое произошло, наверное, в этом году в конце
сезона. Выходил на поле и хотел просто играть в футбол. Получал огромное
удовольствие! Вкушал каждую минутку пребывания на поле! А с житейской точки
зрения… Когда уже остался в команде одним из немногих, кто выигрывал в былые
годы золото, кто был причастен к той великой эпохе, тогда насильно заставил себя
поверить, что я ветеран. Внушил себе, что я наконец-то могу не оглядываться по
сторонам и просто наслаждаться тем, что я – спартаковец.

– Когда в первый раз услышали, что вы ветеран?
– Наверное, года в 23. Раскрыл газету: «ветеран команды Максим Калиниченко».
Ого, думаю! Никак тот факт у меня в голове не укладывался. Вы сами только
вдумайтесь: в 23 года! Ветеран!!! Да еще не где-нибудь, а в «Спартаке»!!!

Ну а сейчас уже, конечно, ве-те-ран. Вот уж поистине не предполагал, что буду
одним из тех двоих человек (на пару с Егором Титовым), которые пройдут с
красно-белыми все этапы. Так получалось, что никто из тренеров не стал со мной
расставаться, у всех я лучше или хуже, но играл. Все на меня почему-то
рассчитывали, а некоторые по каким-то причинам потом переставали это делать. Но
из «Спартака» пока не выгоняли.

– Как ветеран скажите, в команде должна быть дедовщина?
– Конечно! Только я бы назвал это не дедовщиной, а иерархией, которая строится
на возрасте и заслугах старожилов. Молодые игроки должны сами понимать, что те,
кто старше, они опытней. Не обязательно чистить бутсы или стирать гетры. Но
уважение быть должно. Я с разными моментами сталкивался, и постоять за себя
всегда мог, но я доволен тем, какую школу жизни прошел и в интернате, и в
«Днепре», и потом в «Спартаке». Примерно года три назад сам ощутил себя дедом –
и некоторым молодым и самодовольным, у которых «корона» за осветительные мачты
цеплялась, достаточно твердо объяснял, что прежде чем себя вызывающе вести,
нужно это право завоевать на футбольном поле. Впрочем, кто такое право
завоевывает, ведет-то себя как раз нормально. Без закидонов!

РОМАНЦЕВ ДАВИЛ НА МЕНЯ КАЖДЫЙ ДЕНЬ

– Кто из тренеров больше всего в вас верил?
– Наверное, Романцев, раз он меня поставил в такую команду! Олег Иванович
максималист, от всех требовал очень много, в том числе и от меня. Требовал, даже
когда я не мог выполнить этого. Если он видел в ком-то способность, он шел
напролом, давил, добивался своего, не взирая ни на что: ни на физические
невозможности, ни на моральные сложности. Если Романцев знал, что человек
способен играть лучше, он с него не слезал.

– Обижались на него в душе?
– И не в душе тоже обижался! Психовал, думал даже, что лучше я уйду из
«Спартака», чем буду дальше терпеть такое. До смешного доходило. Шли как-то на
разбор игры, и Вася Баранов говорит: сегодня можно спокойно идти, «дежурный»
есть. И на меня показывает. Тогда после каждого матча мне доставалось. Олег
Иванович пихал мне абсолютно за все! Сейчас, конечно, все это иначе
воспринимается, не так остро. Да и я, наверное, должен был тогда более
философски реагировать.

– Сейчас вы в футбол лучше играете, чем шесть лет назад?
– Спокойней, наверное. Хотя мне всегда кажется, что в прошлом, даже в детстве, я
играл гораздо лучше. Вероятно, это объясняется просто. Чем выше забираешься, тем
сильнее у тебя соперник, тем труднее тебе дается каждый следующий шаг.

– Когда вы заиграли в российской вышке, специалисты, да и спартаковцы тоже
отметили: «злой плеймейкер».

– Я – злой? Хотя на поле, конечно, злой… Не люблю проигрывать! Ненавижу! С
детства никому не терплю уступать, характер такой. Иногда эмоции из-за этого
перехлестывают. Жуть, что со мной творится! Понимаю, что надо бы себя в какой-то
ситуации осадить и не обращать на что-то внимания, но не всегда получается.

– Помнится, в год вашего прихода вас разрекламировали как техничного и
думающего футболиста, а вы вышли на поле и в центральном круге с двух ног в
соперников стали прыгать…

– Я приехал из украинского чемпионата, а тогда там с двух ног прыгнуть – было в
порядке вещей. На поле ведь главное выгрызть у противника этот мяч. Вот и
выгрызал!ШЕСТЬ ЛЕТ БОЯЛСЯ РАСКРЫТЬСЯ

– Татьяна, скажите, Максим после матча – он какой?
Татьяна: – В основном, молчаливый. Доковыляет до машины, сядет, сидит
весь в себе. Я его начинаю спрашивать, как он сыграл, как команда, вытаскиваю из
него какие-то слова. Постепенно завязывается разговор, едем – делимся
впечатлениями.

– Он сам за рулем после матча не ездит?
– Очень редко. Как правило, в этих случаях я за шофера.
Максим: – Потому что выходишь после игры – стоит множество людей за
автографами. Расписываюсь, пока есть силы и время. А бывает, уже нужно ехать, а
болельщики окружают, и ты не можешь вырваться, вот, чтобы этого избежать,
случается, сумку закидываешь и сам чуть ли не на ходу на пассажирское сиденье
прыгаешь.

– А что Максим обычно рассказывает про игру?
Татьяна: – Мой муж всегда объективно относится и к себе, и к партнерам, и
к соперникам. Он никогда не преувеличивает. Если про себя говорит, то скажет:
мог бы лучше.
Максим: – Ну так и есть. Если я доволен своей игрой, то доволен. Впрочем,
при любом раскладе можно сыграть лучше. А что до настроения, то не всегда оно
напрямую связано с результатом.

– Чего вам сегодня не хватает, чтобы играть в футбол лучше?
Татьяна (опережая мужа): – Максу надо научиться играть без эмоций. Не
думать, что надо кого-то обыграть, а просто стараться получить удовольствие от
футбола. Как в детстве!

– А разве в детском футболе не хочется победить?
Максим: – В детском футболе хочется просто играть, набегаться до
умопомрачения и испытать от всего этого счастье. Там, даже если ты проиграешь,
то попсихуешь три секунды и забудешь. Все равно останутся приятные впечатления,
потому что ты был занят любимой игрой, а не тяжкой работой.

– То есть без эмоций играть интересней?
– Когда пропадают эмоции, когда перестаешь на себя давить, тебе остается лишь
играть в свое удовольствие. Не для тренеров, не для прессы – для себя. Это
совсем другой футбол, когда ты играешь для себя – в то, что ты умеешь. Например,
на установке тебе дают задание: не дать забить «своему» полузащитнику. Ну будешь
ты за ним бегать, как дурак, ну не дашь ты ему забить, а дальше что? Как ты
сам-то при этом сыграешь? Конечно, надо соблюдать дисциплину, вести командную
игру, но когда ты абстрагируешься от всего, то игра «сама из тебя льется».

Хватает таких футболистов, которые с мячом на тренировках творят чудеса, но
когда выходят на поле, то становятся зажатыми, закомплексованными. В голове
занозами сидят три мысли: как бы не проиграть, как бы плохо тренер не подумал и
как бы в запас не убрали. Я этого знаете как наглотался. До лета 2005-го года в
«Спартаке» боялся ошибиться, футбол проскальзывал лишь эпизодически. Поверьте,
это беда многих, очень многих молодых игроков. А полгода назад у меня как-то
резко поменялся менталитет: ну не поставят тебя, выйдешь на три минуты,
что-нибудь все равно сотворишь для себя и поедешь домой довольный. Не уставший,
но довольный.

– Вот из-за подобных трех минут вы и не наигрались в футбол в прошлом году?
Татьяна: – Когда был банкет после сезона, Макс сказал: как я хочу скорее
на сборы, как мне хочется поиграть! Ну потерпи, отвечаю, всего-то полтора
месяца. Я десять с половиной терплю – жду, когда мы с Сашкой сможем побыть с
тобой не расставаясь.
БОЛЬШЕ МЕНЯ НИКОГО НЕ БЬЮТ– Когда приходите домой после матча, что
делаете?

Татьяна: – Лежит.
Максим: – Угу, на диванчик завалюсь…
Татьяна: – …И компьютер…
Максим: – …Ну что ты рассказываешь? Какой компьютер?

Татьяна: – Ну футбол смотришь… Включает «тарелку» и глядит матчи. Или с
дочкой идет играть.
Максим: – Важно чуть отвлечься. Но в этом сезоне методика была другая: мы
часто после игр собирались всей командой. Сумку дома кинешь, переоденешься, и
поехали куда-нибудь. С ребятами посидели, все перемололи за два часа, и на
следующий день уже эмоций мало остается. Хотя если погано играем, то все равно
грызет, разумеется.

– Во сколько засыпаете в такие дни?
– Эмоциональный фон после матчей очень высокий, адреналин через край бьет.
Обычно не могу заснуть часов до четырех-пяти утра. Вроде и устал сумасшедше,
ноги болят, все болит, а сна нет.

– Хоть раз было, что после игры на следующее утро ничего не болело.
– Не-ет! У меня обычно все болит.
Татьяна: – Максим всегда побитый приходит. Очень крепко ему достается! И
слишком редко бывает так, чтобы на следующий день после матча он не хромал с
утра.
Максим: – Кто больше всех летает на поле, так это я. Ушибы, синяки,
шишки… Но это значит – живой.
Татьяна: – Вот ведь люди, эти спортсмены! Бьют друг друга нещадно,
мучаются, а без этого уже не могут. Макс весь отпуск так к этому футболу рвался,
что аж похудел. Я ему говорю: муж, посмотри, на кого ты стал похож. На тебя же
смотреть страшно, так нельзя!

– Обычно за отпуск наоборот вес набирают. Как же это вы умудрились похудеть?

Максим: – Так мы полтора месяца мотались по миру, на месте не сидели.
Вот эта женщина меня то туда тащит, то сюда. То Эмираты, то Париж. Приехали на
родину в Харьков, мне же там с такой кучей народа надо повидаться. Нагрузки
больше чем в сезоне были. Одна отрада с семьей побыл, да в Эмиратах с Егором, с
Андрюшей Тихоновым, с другими ребятами пару раз мяч погоняли. Так завелись, чуть
не переубивали друг друга. Совсем народ разучился проигрывать!

ЗА ЗОЛОТОЙ ГОЛ ПОЛУЧИЛ ФОРЕЛЬ В ПОМОЙНОМ ВЕДРЕ

– Расскажите, как вы совершили футбольное чудо в матче с «Тереком», проведя
на поле тридцать секунд и забив при этом гол-красавец?

– Начиналось-то там все совсем не весело. Когда был заезд на базу перед
«Тереком», я перепутал время. Приезжаю со спокойной душой в «Сокольники»,
автобуса командного на привычном месте нет. Я к таксисту, тот говорит: да уже
часа полтора назад твои уехали. Ну тогда гони, родимый. Как мы тогда летели!
Слава богу, все обошлось.
Татьяна: – Матч с «Тереком» стал, наверное, одним из самых сильных
впечатлений в моей жизни. Обычно я на сам футбол никогда не хожу, приезжаю на
стадион во втором тайме, чтобы забрать Макса после игры. В этот раз паркуюсь
перед «Лужниками», выхожу из машины, такая фифа, не спешу. Слышу, стадион гудит
напряженно. Иду к сектору, думаю: какой счет, какой счет? И вдруг такое общее:
В-А-У-У-У!!! У меня мурашки по коже, сердце заколотилось. И диктор объявляет:
мя-яч заби-ил Макси-им Калиниче-е-енко-о! У меня слезы ручьем, я плакала
навзрыд! После такой травмы он вернулся! Я же видела все Максовы мучения, я
знала, сколько ему всего пришлось перетерпеть. Сколько он работал, сколько я
услышала всего за то время, пока он снова пробивался, возвращался. Захожу на
трибуну, а там со всех сторон: «Калина – красавец!» Это был кайф!
Максим: – А ты вспомни сейчас 2000 год, кайф! Я тогда забил золотой гол,
а она выкинула весь ужин, который приготовила.
Татьяна (закатывает глаза): – Да уж, устроила такую истерику, просто
кошмар. Я кричала, вы не представляете, что было. Я его ждала, я уложила Сашу,
форель такую огромную приготовила, хотела чемпиону праздник грандиозный
устроить, а он приползает домой в десять часов вечера! Я так извелась, пока его
ждала, что уже себя слабо контролировала
Максим: – Игры тогда поздно начинались. Пока порадовались, поздравили с
ребятами друг друга, интервью раздал – и пулей домой. А там такое…
Татьяна: – Я рвала и метала, потом взяла и всю эту форель в ведро.
Максим (смеется): – Не больно-то и хотелось!
Лишь спустя годы понимаешь значимость каких-то событий. То золотой гол не
вызывает особой радости, а то идешь-идешь через безумные трудности, забьешь
любую ерунду – и ценишь, как высшую награду, награду за труд. И сегодня жена все
это прекрасно понимает.

– Какая у вас сейчас мотивация в футболе?
– Я больше ничего не умею делать. И не хочу! Когда закончу, буду думать, как
жить дальше. А пока еще ощущаешь в себе силы, играешь. Здоровье позволяет –
нормально. Чтобы закончить из-за какой-то травмы с делом, которое я люблю, так
нельзя.

– Представьте, вот вылезет из этого кувшина джинн, и скажет вам: выбирай, кем
хочешь быть, но только вешай бутсы на гвоздь, вы бы что ему ответили?

– Можно, конечно, выбрать для себя участь нефтяного магната и загнуться через
год от тоски по футболу. Если бы я был сам по себе, то бутсы и мяч ни на какие
прелести не променял бы, но у меня семья, жена, дочь, родители мои и Танькины –
я должен о них думать, а потому, не исключаю, представься такая возможность, я
бы крепко поломал голову.

– Уже думаете о том, что когда-нибудь придется заканчивать с футболом?
– Тяжелое это занятие. С каждым годом все ужасы «новой жизни» все ближе и ближе.
Смотришь сейчас, как ушли Парфенов с Ковтуном, – отдали по полжизни «Спартаку» и
ушли, – и кошки на душе скребут. Думаешь, когда-то ведь и мне придется так же.
Как любой другой, уйдешь, и про тебя забудут. Будут помнить лишь в каких-то
брошюрах: а вот играл такой. И все…

– Насколько для вас были болезненны уходы других игроков, тех, с кем многое
вместе прошли?

– Всегда, во всех случаях – это душевная боль. Это невозможно передать словами.
Каждый раз кусаешь локти: ну не заслужили пацаны такой участи. Сейчас особенно
тяжело. Никогда мне так муторно не было, как после уходов Юры Ковтуна и Димы
Парфенова. На днях встретились семьями, сидели, вспоминали наши совместные годы.
Мне трудно судить объективно, мы на многое с этими ребятами готовы ради друг
друга. Мы с ними сроднились. К тому же я уважаю мнение нашего руководства и не
имею права оспаривать его решение, но осталось какое-то нехорошее ощущение, что
с Димой и Юрой расстались как то не так, неправильно.

– А как надо было?
– Я не знаю, как надо, но слишком сильно ощущение, что – не так! Я не говорю,
что нужно прощальный матч устраивать, они же не закончили с футболом. Но что-то
надо было сделать, на мой взгляд. Потому что ушли люди, которые ковали славу
нашему клубу. И это не громкие слова!

САМ НЕ ЗНАЮ, КАК ПОПАДАЮ В ДЕВЯТКУ– 2005 год, каким он для вас
получился?

– Скомканным. И удачным, и неудачным.
Татьяна: – Я думаю, что самый яркий.
Максим: – Яркий, да. Запомнился перепадами своими сумасшедшими. Из грязи
в князи и наоборот, и еще раз. Интересный был год. Только вот быстро закончился.

– Если бы человек захотел забить самый красивый гол чемпионата, пришел к вам
и спросил, как это сделать, что бы вы посоветовали?

– Если бы я знал, как это делать, я бы такие забивал в каждой игре! Нет у меня
рецепта.

– И все-таки: как надо забить, чтобы гол признали лучшим в чемпионате?

– (Смеется). Ножницами через себя в падении с центра поля левой ногой. В
девятку!

– Как часто вы сами попадаете в девятку, когда туда целитесь?
– Ну бьешь, естественно, приблизительно куда-то в эту область. Просто бьешь,
бьешь, бьешь… И постепенно с количеством проведенных тренировок процент
попаданий растет. Не просто же так залетели два практически одинаковых мяча с
Самарой и с «Торпедо»!

– И на последних сборах уже в этом году забили свой фирменный гол со
штрафного.

– Просто точка у меня там уже «прибитая». Я когда к мячу шел, уже знал, что
забью. Даже не сомневался.

– Говорят, что полет мяча после вашего удара просчитать очень сложно.

– Мне все вратари так говорят. Причем удар у меня, я бы не сказал, что очень
сильный. Просто мяч меняет почему-то направление несколько раз. Ко мне подходил
на тренировке Торбинский: научи меня так бить. Я ему: Димон, не знаю, как
объяснить, сам смотри. Подходил к мячу и бил. У меня вот так летит (показывает
рукой, изображая волну), а следом подходит Торбина: мяч то пять метров над
воротами, то по земле. Этому нельзя научить, это надо почувствовать самому.

– На кого из коллег вы смотрите с восхищением?
– Много хороших игроков. Зидан остается, на мой взгляд, одним из лучших в мире.
Восхищаешься его работой на поле, человек в таких немыслимых положениях мяч
принимает и обрабатывает. Может поймать его в воздухе, переложить на другую ногу
и пяткой отдать на пятьдесят метров так, что сразу один на один кто-то выходит.
Рональдинью просто бешенный какой-то футболист. С другой планеты. У него что-то
непонятное с координацией, резкостью и при этом филигранная техника. Он способен
голеностопом своим отдать мяч так, что никто этого не увидит. Пока защитник
смотрит за мячом, он отдал, получил и уже на ворота выбегает. Попробуй его
поймать! Нереально предугадать, куда он пойдет.

Роналдо, тот другого плана игрок. Он вешал на себя троих-четверых в свои лучшие
годы и бежал. Защитники сыплются с него, как гроздья. Он плечом тряхнул, скинул
одного-другого, те за ноги хватают, но бесполезно. И вратаря качнул раза три,
тот колени переломил себе, гадая, куда пойдет. Гол! И резкий очень при своей
массе сумасшедшей.

КОГДА УЗНАЛ, ЧТО ЖЕНА РОДИЛАСЬ СО МНОЙ В ОДИН ДЕНЬ, СОШЕЛ С УМА

– У вас с Татьяной уникальное совпадение – день рождения в один день. Но
почти всегда он приходится на предсезонные сборы. Редко приходится вместе
отмечать?

– Три раза такое было. Не очень здорово, когда у футболиста день рождения после
Нового года. С последней зарплаты проходит чуть ли не три месяца, поэтому денег
вечно нет, и регулярно остаемся без подарков. И еще почему-то мы часто раньше
ссорились на праздники. Лучше бы было даже не видеться. Сейчас правда уже редко
такое бывает.

– Сложно выбрать жене подарок на день рождения?
– Как и у всех – непросто, но у меня есть выход. Я знаю, что лучший подарок для
женщины…
Татьяна (напевает): – Лучшие друзья девушек – это бриллиа-а-анты.
Максим: – Хорошее ювелирное украшение всегда попадет в цель. А из вещей –
я в растерянности. Я и себе-то ничего не покупаю.
Татьяна: – Да, я полностью Макса одеваю.
Максим: – Она знает все мои размеры. Я же стандартный до неприличия –
48-й размер. Покупаю костюм, мне даже ничего подшивать не нужно: надел и пошел.
Татьяна: – Мне Сашок Павленко как-то сказа: «Таня, это ты Макса одеваешь,
да? У тебя такой вкус хороший!»
Максим (смеется): – Ну давай, еще Павлуху одевать будешь!

…У нас никогда не было так, что подарок стоял по главе угла. Ну нет его – и нет.
Цветы я всегда подарю, а какую-то вещь…

– Когда при знакомстве узнали, что вы в один день родились, поняли, что это
судьба?

– Нет. С ума, конечно, сошел немножко. А вот Таня, может, поняла сразу. Она даже
еще до этого поняла.
Татьяна: – Он пришел, увидел, победил.
Максим: – Вот только я не знал, что пришел и сразу победил. Как-то само
собой все случилось.

ПРОВЕРКА НА ПРОЧНОСТЬ СЕМЕЙНЫХ УЗОТВЕЧАЕТ ТАТЬЯНА (Максим не слышит
ее ответов).

– Кто из вас лучше готовит?
– Разумеется, я. Максим хорошо готовит картошку жареную.

– Среди тех слов, которые Максим говорит во время матча, сколько нецензурных?
– О-о, сто процентов!

– А среди ваших?
– И моих тоже. Я у него научилась (виновато улыбается).

– Сколько Максим хотел бы детей?
– Двоих точно. А может быть и троих. Он вообще детей очень любит.

– Саша – чья дочка, мамина или папина?
– Общая, наверное. По ситуации.

– Как часто Максим признается в любви?
– Часто. Очень часто! Мы часами проговариваем по телефону и хотя бы раз за
разговор говорим о своих отношениях. У нас в порядке вещей прислать СМС-ку:
«люблю». Хотя мне хотелось бы, чтобы Максим говорил мне слова любви еще чаще.

– Какого человеческого качества у Максима нет?
– Он не подлый. Он никогда не думает о людях плохо. Никогда! Я ему говорю: Макс
так нельзя! А у него всегда найдется причина, чтобы объяснить, почему человек
поступает нехорошо. Он до последнего будет в него верить. В 21 веке – это
какое-то ненормальное качество.

– Самая глупая новость, которую приходилось слышать про Максима?
– Совсем недавно: что у него есть сын, которого зовут Милан.

– Как нужно попросить Максима, чтобы он пожарил картошку?
– У нас с этим нет проблем. Если я не успела ничего приготовить, он спокойно
может за это взяться. Впрочем, на бытовую тему мы частенько спорим. Вот сегодня
утром настойчиво попросила Максима заправить кровать, и что вы думаете? Уперся,
и ни в какую (смеется).

– Самый яркий матч Максима в карьере?
– С «Тереком», хоть я его не видела. Я видела лишь, как Максим полуобнаженный по
полю бегал и как Войцех Ковалевски его на руках таскал, а потом все ребята
обнимали и радовались за моего мужа, как малые дети.

– Если бы Максим не стал футболистом, кем бы он был?
– Он очень умный, но очень добрый и от того мягкий. Я даже не знаю, чем он будет
заниматься, когда закончит карьеру. Он очень доверчивый.

– Какую сказку Максим рассказывает дочке на ночь?
– Про Микекешку и Микекульку. Насочиняет таких вещей, иной раз пройду мимо
детской спальни, услышу – глаза округляются. А еще в последнее время Макс
повадился про Золку рассказывать, которая вся из себя такая крутая деваха была!

– Что обычно Максим говорит, уезжая на сборы? Как он прощается?
– Обычно я ему говорю что-то: с Богом, удачи вам всем, береги себя, трудись.
Считаю, я правильно говорю.

ОТВЕЧАЕТ МАКСИМ

 – Кто из вас лучше готовит?
– Я! (Смеется). Странно было бы, если бы я готовил лучше. Я делаю только яичницу
и жареную картошку. Но вот картошку я действительно лучше готовлю.

– Сколько среди тех слов, которые вы говорите во время матча, нецензурных?
– Процентов восемьдесят пять-девяносто, если не считать предлоги. Все, что
думаешь, то и говоришь. Вот и получается набор ненормативной лексики. Подбирать
слова, нет времени. Только если судье что-то скажешь, то стараешься
сформулировать помягче. Но не всегда получается.

– А у жены?
– Точно – сто. Однозначно. Но это я ее научил, как ни печально.

– Сколько вы хотели бы детей?
– Еще сынульку было бы нормально. Конечно, в идеале – чем больше, тем лучше. Но
я реалист, и понимаю, что смогу уговорить жену еще только на одного ребенка.

– Саша – чья дочка, мамина или папина?
– Папина, совершенно точно. Хотя по повадкам она, конечно, Таня. Маленькая
женщина. Уже и гардеробик большой, вещи начала себе выбирать – баба, одно слово.

– Как часто признаетесь жене в любви?
– Я думаю, что часто, а ей кажется, что редко. Таня возмущается все время: «что
ты не можешь мне это сказать?» Зачем говорить то, что и так понятно? Разве не
видно, что я тебя люблю. Сколько ни говорю этого, ей все равно мало. В какой-то
момент пуля в голове – бух! «Ты меня не любишь, ты мне так мало это говоришь».
Вот у меня и выработался комплекс неполноценности.

– Какого человеческого качества у вас нет?
– Может, жадности. Я не жадный, насколько я понимаю это слово.
(Узнав ответ Татьяны): ну да, стараешься о человеке до конца думать хорошо, даже
если он последний …. Даже в таком можно найти что-то положительное. Добрый я по
натуре, хотя в последнее время немного озлобился. Москва делает людей злее,
приходится это признать.

– Самая глупая новость, которую приходилось слышать про Максима?
– А ты что ответила? (Обращается к жене, услышав ее ответ, улыбается). Наверное,
меня кто-то с Роликом Гусевым перепутал, это у него так сына зовут.

– Как нужно попросить вас, чтобы вы пожарили картошку?
– В ответ на такую просьбу я всегда говорю: без проблем, но чисти ее сама.
Какими словами мне это надо сказать… Когда у меня есть настроение, то и
просить не надо. А когда нет, то и не проси.

– Самый яркий матч в вашей карьере?
– Надеюсь, он еще впереди. На самом деле последние матчи затмевают все, что было
до них. Поэтому отвечу: с «Локомотивом» в тридцатом туре 2005-го. У меня просто
был кайф от игры. Не полное ощущение счастья, но близко к этому. Хотя ярким
может считаться и «Терек», когда вышел на полминуты – и все забил. Ярким можно
считать и «Крылья Советов», когда забил два гола, но по моим ощущениям, я там
умирал на поле. Ждал, когда это все закончится, просто сил не оставалось.

– Если бы не стали футболистом, кем бы были?
– Как Алень сказал, придумал бы футбол. Им бы и занимался. Ну а кем я еще могу
стать?

– Какую сказку рассказываете дочке на ночь?
– Есть такая: что вижу, то пою. Действующих лиц может быть множество. Главные
герои там – Микекешка, Микекушка, Микекедла, Микекудла. Саша их всех помнит, и
если что – она направит в нужное русло. Расскажешь про Микекешку, она: а
Микекудла, где он? Изначально это бабушка придумала самого первого персонажа, а
я уже дальше разгулялся. Но зато дочка и не спит от этих сказок, мы с ней
смеемся полночи. Потом приходит мама, гаркнет на всех и укачивает Сашу.

– Что обычно говорите, уезжая на сборы?
– Жена мне желает удачи. А я что ей могу пожелать? Говорю: будьте с дочкой
умницами! Поцеловались и все. Какого-то определенного сценария нет. Когда-то
было: слезы, писк, «я буду тебя ждать». (Обращаясь к жене): Что-то ты не плачешь
в последнее время? Раньше плакала. Напутствует: покажи им всем. Едешь, знаешь,
что жена с тобой. Вообще-то, для любого спортсмена важно, чтобы у него были
надежные тылы. Вот с этим мне повезло!
P.S. На наш взгляд, проверку на прочность семейных уз супруги Калиниченко
прошли без ощутимых проблем и явно заслужили оценки «отлично».

ДОСЛОВНО– Футболисты – сентиментальные люди. Потому что с детства попадают в
определенную среду и много чего не видят. И невзгод, и хороших вещей. От этого
обостряется все. Правильно про нас говорят, большие дети. Футбол – закрытая
среда обитания, а в большой жизни гораздо больше переживаний. Хотя все зависит
от того, какой человек сам, но в большинстве своем футболисты и суеверные, и
сентиментальные.

Комментарии