К десяти часам вечера из ноябрьской Самары жизнь выходит, как воздух из шарика.
Улицы пусты. На набережной черным-черно.
На базе «Крыльев» тишина такая, что ворон слышно в соседнем парке. Полумрак
холла. Омари Тетрадзе обыгрывает в нарды доктора — подолгу раздумывая над ходом.
Муджири чуть в сторонке — наблюдает. Двумя этажами выше Гаджиев, во власти схем
и новых методик. На базе те, чей дом далеко.
— Почти пять лет провели в «Штурме». Грузин в Австрии — уже сюжет, не
находите?
— До этого были два сезона в тираспольском «Шерифе». Рашид Рахимов, который отца
моего хорошо знал, помог в Австрию перебраться. К его рекомендациям там
прислушивались. «Штурм» тогда еще был могучим, в Лиге чемпионов играл.
Пятилетний контракт я подписал, не раздумывая. Сергей Юран играть закончил из-за
травмы, но в Граце еще оставался, здорово мне помог. После его ухода ничего не
оставалось, кроме как учить немецкий.
— Не при вас он получил страшное сотрясение, из-за которого закончил карьеру?
— Незадолго до этого. Он только отошел от операции, от головных болей. Если бы
та травма случилась на моих глазах, не знаю, как пережил бы. Я очень
впечатлительный, очень. Как-то второй состав сборной Грузии играл с мальтийским
«Хибернианом». Обычное единоборство, куча-мала, народ разошелся — а один
мальтиец остался лежать с открытым переломом. Хруст на соседнем поле был слышен,
где я в «квадрат» играл. Для меня шок был. Да и случай с хорошим моим знакомым
по «Шерифу» Сережей Перхуном…
Я только переехал в Австрию, жил в гостинице. Утром сижу в ресторане, замечаю в
газетах: «ЦСКА, вратарь, Перхун...» Подозвал официанта, попросил перевести на
английский. Тот перевел — я заплакал.
* * *
— Языки мне легко даются. Учился на факультете международной журналистики, самом
престижном в Тбилиси. Чтобы поступить, надо было двумя языками владеть. Теперь
знаю русский, английский, грузинский, немецкий, в Австрии много бывших югославов
играли — благодаря им сербо-хорватский выучил. С Топичем говорю на его языке.
Марко — фантастический человек. Он, по-моему, все языки Европы знает. Даже
по-русски все понимает. Не говорит только потому, что все время земляки рядом.
Зато со мной в Австрии играли люди, которые по четыре года в стране провели, а в
ресторане не могли кока-колу заказать. Меня просили. Или вон Баба Адаму идет —
сколько он в России играет? А языка не знает, ни с кем не общается.
— Вы-то в Европе не пропадете.
— Да. Много городов объездил — Вена, наверное, один из самых красивых. Когда с
женой в первый раз гуляли, она в восторге была. Это наше хобби — как только
каникулы, сразу едем путешествовать. Жалко тратить время на дальние перелеты,
мотаемся по Европе.
Всегда Новый год встречаем в Тбилиси, но как-то решили в Париж съездить. Леван
Кобиашвили из «Шальке», мой лучший друг, достал билеты на потрясающее шоу в
ресторане на Елисейских Полях. Это было что-то — Новый год в Париже. Очень
красиво. А за соседним столиком сидел Это'О.
* * *
— Дети говорят по-грузински с немецким акцентом?
— С грузинского сбиваются на немецкий, да. Судьба футболиста — ни себе, ни семье
не принадлежишь. В Тирасполе вообще один жил, жена с маленьким ребенком
оставалась в Тбилиси, да и второго ждала. В Австрии все условия для жизни были
созданы, но к австрийскому менталитету приспосабливаться было сложно.
Меня австрийцы не понимали: зачем я деньги родственникам в Грузию перевожу?
Бывали месяцы, когда по половине зарплаты отправлял. И я не мог объяснить, что у
нас так принято — помогать близким, которые сидят без работы. Или больной
бабушке на лекарства. Да счастлив был, что могу помогать.
— Зато Грац — городок скучнейший.
— Но какой красивый! Три года назад был признан столицей европейской культуры.
Чистоты необыкновенной, австрийцы помешаны на чистоте. В воскресенье позвонить
некому — австрийцы в выходные телефоны выключают. На улицу выйдешь — будешь
единственным пешеходом. Я привык, но сам выключать телефон не научился. Четыре с
половиной австрийских года вообще не был в одиночестве. Или один приятель
приезжает из Тбилиси, или другой. Создал для себя маленькую Грузию.
— В Австрии вы были звездой?
— Известным человеком. В Граце узнавали даже пенсионеры. Чувствовал любовь,
уважение. Для меня ничего важнее нет. Я рисковал, приезжая в Самару. Хотя бы
потому что никто здесь не знал футболиста Муджири.
4 марта приехал, а 5-го уже играл на Кубок против «Динамо». Падал снег. В лицо
из собственной команды знал только Топича. Годом раньше мой «Штурм» играл в
Интертото против его «Вольфсбурга», а вечер провели в одном ресторане. Сербские
друзья познакомили.
— А по фамилиям?
— Кого-то случайно по телевизору видел. Гусин, Бут… Тетрадзе, конечно, знал.
Кстати, недавний матч против «Зенита» приезжал судить мой знакомый австрийский
арбитр. В свое время «Штурм» просил федерацию, чтобы этот Конрад Плаутц на наших
матчах не работал. Два-три раза явно засудил, вся Австрия недоумевала: может,
специально? А в России встретились как старые друзья. Пожелал мне поскорее в
Австрию вернуться.
* * *
— Жена маме моей помогала домашний музей собрать. Мама сильнее всех за меня
болела — покупала все газеты, в которых хоть строчку про меня написали. В 2002-м
в Грац приехала, австрийские стала собирать. Друзья говорят: «Записывай
собственные игры, потом будешь вспоминать!»
— Когда оставляли австрийский дом, машину, лужайку — сердце не разрывалось?
— Очень было трудно. Но закончился контракт, «Штурм» оказался на грани
банкротства, предложение от «Крыльев»… Грац сегодня как второй дом, это не
просто привязанность. Немножко любовь.
— Друзья наверняка говорили, что в России футболист вашего уровня получает в
десять раз больше.
— Знал это и без друзей. Мне важнее было, что чемпионат сильный. Пару лет назад
предлагали мегаконтракт в Токио, но я сказал самому себе: «Давид, тебе 26 лет —
зачем хоронить себя как футболиста?» Пришлось бы забыть о сборной, например.
* * *
— В Граце было две команды — «Штурм» и ГАК. Год назад ГАК боролся за
чемпионство, а мы едва не вылетали. Играли на одном стадионе, так на наших
матчах были переполненные трибуны, а на золотом матче ГАК зрителей совсем
немного. Город маленький, я дружил с сербскими игроками ГАК, — они понять ничего
не могли.
— Рахимову фанаты именную карточку сделали: «Легенда „Аустрии“.
— Мне тоже фанаты похожую сделали, но только передать не успели. Я очень быстро
собрался и улетел. Через друга передали. Как-то принесли фарфоровую вазу с
надписью: „Любимый игрок болельщиков последних лет“.
— Всякий грузин, уезжая за границу, везет с собой мешочек с родной землей?
— Многие в самом деле увозят. Я не увозил, но пусть только попробует кто-то
сказать, что я не люблю Грузию. Спросите Кобиашвили, самого-самого моего
близкого друга.
Был свидетелем на его свадьбе, крестный отец его сына — мы как братья. Леван по
человеческим качествам — настоящее чудо. В лицо ему говорю: „У меня брата нет,
но ты мне больше, чем брат!“ Мы по молодости втроем держались — я, Леван и Каха
Каладзе. Мотались друг к другу в гости, как только свободный день выдавался.
Сейчас Кобиашвили обещает в Самару прилететь.
Как-то в еврокубках мое „Динамо“ играло в Тбилиси против Леверкузена, так
Кобиашвили на матч из Фрайбурга приехал. Позвонил во время тихого часа,
разбудил: „Знаю, ты сегодня забьешь. А потом побежишь ко мне!“ Ладно, отвечаю.
Со штрафного забил — и начал глазами Левана искать. Как обещал.
— Большая свадьба была у Кобиашвили?
— У нас в Грузии очень большие свадьбы. Два дня гуляли. Пили не очень много, но
развлекались от души.
— Не пьете?
— Никогда не пил алкоголь! Я не типичный грузин — даже не могу по вкусу
определить, хорошее ли вино. Друзья шутят: „Приезжай скорее, заставим пить из
рога!“ Открою секрет: я даже вино никогда не пробовал. В Самаре ребята сказали:
»Выпей пива после игры, будешь лучше спать". Я раз выпил — потом вообще не спал.
* * *
— С Каладзе дружба сохранилась?
— А как же?! Он тоже 78-го года рождения. Вот история: Киев его уговаривал на
переход, звонил постоянно, так Каха мне трубку отдавал. Я себя выдавал за
Каладзе, что-то обсуждал, вел переговоры. Во все секреты был посвящен, до мелочи
знал, чего от Киева просить. Не так давно вместе лечились у физиотерапевта
«Милана». Тот полчаса с Кахой работал, а остальное время — со мной.
— Смотрите, наверное, на детского товарища — и понять не можете: в чем секрет
его мирового успеха?
— И представить не мог, что он так взлетит. Когда мы играли в Тбилиси за
«Динамо», сам Каха мечтал, но наверняка не верил. У каждого в жизни бывает
секунда, когда решается судьба — и многие ее упускают.
Меня, например, в 98-м «Ювентус» приглашал. Но не отпустили из «Динамо». Я был
капитаном молодежной сборной. На моей позиции в «Ювентусе» Зидан играл, и
итальянцы честно сказали: берем для второй команды. Это долгая история, вам не
будет интересно… Рассуждаю так: может, поднялся бы из второй команды. Зато не
женился бы. Я счастливый человек, люблю свою жену И буду любить всю жизнь.
— Вы, кажется, были лучшим футболистом страны?
— В сезоне-97/98. Как раз когда меня в Италию звали. 19 лет было, я в еврокубках
пять мячей забил. У Леверкузена 1:0 выиграли, гол забил. После «Ювентуса» и в
«Бордо», и в тот же Леверкузен звали, но я уже не мог серьезно воспринимать.
Люди из «Юве» все расписали. Если попадаешь в первую команду — такая-то
зарплата. Если не попадаешь, обещаем пристроить в серию В. Вся история, как у
Топича в «Милане». Тот не прошел в состав — отдали в «Монцу». А потом все у меня
сорвалось. Позвонили с утра: «Не договорились».
* * *
— Была у меня мечта: хоть раз посмотреть матч на «Ноу Камп»: «Барселона» против
«Реала». Кстати, пока не сбылась, на «Ноу Камп» еще не бывал. Зато как-то в
Глазго поехали с Кобиашвили и Каладзе на финал Лиги чемпионов, Леверкузен играл
против «Реала». Арвеладзе нас пригласил.
— Каладзе поначалу совершенно не воспринимал город Милан. Говорил — «слишком
индустриальный».
— А мне, наоборот, понравился. Может быть, когда Каха меня в аэропорту
встречает, просто знает куда вести. Он сейчас свой ресторан открыл в Милане. Как
раз сборная Грузии играла товарищеский матч с Парагваем, а 1 июня было открытие
ресторана. 8 человек, у кого не было проблем с визами, махнули туда. Провели
четыре восхитительных дня в Италии. Из «Милана», правда, только хромающий
Амброзини был, остальные либо по отпускам разъехались, либо готовились к
чемпионату мира.
— Сами не хотите открыть ресторан?
— Хочу. Пока решаю, где. Но любого грузина тянет в Тбилиси. Даже Каладзе
говорит, что будет жить только там. Но он еще Киев очень любит.
— Кто в вашем поколении считался первым талантом?
— Для меня самый талантливый футболист мира — Кинкладзе. Он, правда, постарше.
Никто не удивлял на тренировках так, как он. Вторым иностранцем Англии считался,
после Кантоны. При том, что его «Манчестер Сити» вылетал.
А для кого-то Кипиани — номер один. Кстати, многому меня научил. Любил со мной
разговаривать — даже не знаю почему.
* * *
— Недавно задумался — растерял я впечатлительность. Игроки сборной Грузии
как-то в Австрии поражались: «Ох, как красиво...» А я смотрю в окно и понять не
могу — чему удивляются?
Но по Тбилиси как скучал, так и продолжаю. Вся страна для меня — сплошная
романтика. Как на посадку в Тбилиси самолет идет, уже восторг захватывает. В
этом смысле непросто приезжать за сборную играть: вроде ты в Грузии, а вроде —
нет. Взаперти на базе, четыре дня загородом. К друзьям не выйдешь.
— За сорвавшийся контракт с «Ювентусом» до сих пор обидно?
— Очень. Обо мне в «Динамо» никто не думал — это точно. Хотя для Грузии это
был бы трансфер века. Это кажется нереальным — но Топич тоже играл в Боснии за
какую-то команду, которую сам вспомнить не может, — а его заметил «Милан». Дал
шанс.
Когда клуб меня отказался в «Ювентус» продавать, я конфликтовать начал от обиды.
И меня отстранили от тренировок. Но был тренер по физподготовке, который тайком
мне помогал. Закрывались в тренажерном зале вдвоем и работали. Специально ради
меня человек в 8 утра приходил в зал. Как-то главный тренер об этом прознал,
однажды приходим, а на тренажерном зале все замки по его приказу сменили. Не
буду говорить, кто это — он знаменитый в прошлом игрок.
— Тогда из «Динамо» и ушли?
— Да. Мне играть не давали — и в то же время не отпускали. Только любовь к
футболу удержала от последнего шага, не закончил карьеру. Еще вчера тебя
«Ювентус» хотел, а сегодня ты остался вообще без команды. И никому не нужен.
Страшные полгода пережил. Никаких вариантов не было, кроме как в Молдавию ехать.
* * *
— Недавно пережил самую большую трагедию в жизни — маму похоронил. Никто за меня
не болел так, как она.
— Вы один ребенок в семье?
— Еще две сестры есть. Отец мечтал, чтобы я футболистом стал, а мама говорила,
что не все талантливые чего-то добиваются. Потом сама меня на тренировки водила.
Если бы не ее поддержка, я так не играл бы. Отец сам футболист, относился
профессионально. А для мамы я, как бы ни сыграл, был лучшим на поле.
Заболела — и через два месяца умерла. В этот день мы играли на Фарерах. За два
часа до этого она скончалась, но отец мне не сказал. После матча я узнал и
помчался через всю Европу в Грузию. Выбирался с этих островов через Копенгаген.
Утром вылетел и только ночью был дома.
— Как родители познакомились?
— На каком-то дне рождения. Отец уже играл за тбилисское «Динамо». Мой папа
страшно боялся ее отца — тот знакомство поначалу настороженно воспринял: «А,
футболист...» Зато потом подружились. Дед стал самым главным болельщиком отца.
В моей жизни много мистики. В день, когда мама умерла, я гол забил за сборную. И
вспомнил, как в 97-м внезапно, в 36 лет, скончался брат моей матери — самый
близкий тогда мой друг. Кровоизлияние в мозг. А на следующий день молодежной
сборной предстояло играть с Польшей. Отец попросил меня от игры не отказываться.
Я ночь не спал, плакал, вышел на поле вымотанным — и сыграл лучший, наверное,
матч в жизни. Летал по полю. Пять человек обвел, сумасшедший гол забил, три
голевые передачи отдал. 5:1 поляков порвали. Как объяснить — не представляю.
— Шрам у вас между бровью и виском. О чем память?
— Мама всегда рассказывала — хоть я был очень спокойным ребенком, беды ко мне
липли. Все падал куда-то, на голове три шрама.
* * *
— С малолетства знал, что автогол моего отца — одна из главных легенд Грузии. В
79-м играли в Кубке чемпионов с «Гамбургом», великой командой. Но у «Динамо»
тоже состав замечательный был, он потом Кубок кубков выиграл. Вели в Германии
1:0, и отец счет сравнял, подставился под прострел. В Европе сейчас каждую
неделю казусы случаются, а тогда автоголы редкостью были. Сколько себя помню в
детстве — все вокруг про него говорили. Недавно снова напомнили, так я ответил:
«Хорошо, что не в Колумбии живем. А то я был бы единственным ребенком в семье —
и сиротой...» Сестры мои после 79-го года родились. Сам как-то на тренировке
автогол забил — ребята до сих пор шутят. Кипиани прищурился: «Весь в отца. Надо
его в нападение переводить!» Или Асатиани недавно с французами при счете 0:2 в
свои ворота срезал, так я его утешил: «Твой мяч все равно не станет таким
знаменитым, как гол моего отца!»
— Запись того матча — семейная реликвия?
— У отца есть, конечно. А в Грузии до сих пор 13 мая показывают финал Кубка
кубков-81 — это как национальный праздник. Эх, видели бы вы, как в этом году
25-летие отметили!
— Но ведь Муджири-старший в финале не играл.
— Сломался в четвертьфинале против «Вест Хэма». Отец вообще рано закончил из-за
травм, в 27 лет. Из-за мениска тогда на полгода выпадали, а у него один за
другим полетел. На двадцатилетие победы игрокам того «Динамо» раздали
миниатюрные копии Кубка кубков. У меня как раз друзья были, когда отцу эту чашу
принесли — позволил шампанского в него налить, выпить всем ребятам как из рога.