ЕСЛИ БЫ НЕ АРМИЯ, МОЖЕТ, ТАК И ЗАКОНЧИЛ БЫ КАРЬЕРУ В «ВЫМПЕЛЕ»
Момент для интервью с 36-летним капитаном «Химок» на нефутбольные темы был
выбран, как мне казалось, неплохой: преддверие Нового года. Настроение
располагает к тому, чтобы поговорить о чем угодно, кроме игры. Тем более что
многие спортсмены — мне об этом рассказывал, допустим, защитник «Челси» Эшли
Коул — стараются максимально отвлечься от своей работы, как только выходят за
пределы базы или стадиона. Даже телетрансляций не смотрят: до такой степени этим
футболом «наедаются», что в свободное время о нем и речи быть не может.
Каково же было мое удивление, когда выяснилось: даже за 36 часов до Нового года,
в полдень 30 декабря, Тихонов выйдет на поле. «Это будет матч бывших и нынешних
спартаковцев против динамовцев, — пояснил он. — Аленичев, Титов, Парфенов, я с
одной стороны, Кобелев, Симутенков и другие — с противоположной».
Команда Тихонова проиграла, но настроения легенде «Спартака» и обладателю титула
«джентльмена года» (в 2006-м впервые смокинг был вручен представителю первого
дивизиона!) это не испортило. «Зато мы на Кубок выиграли», — подбодрил себя
Тихонов. Больше о футболе мы почти не говорили.
СУДЬБА НОВОГОДНЕЙ ШУБЫ
— Неукоснительные новогодние традиции у вас существуют? — первый вопрос в
такой день очевиден.
— У нас это семейный праздник. Когда молодые были, могли в гости сорваться,
теперь же — только дома. Вроде бы всего в 15 минутах езды от Димы Аленичева живу
— но Новый год каждый всегда встречает со своей семьей. Телевизор посмотрим,
детей спать уложим — а через пару часов после боя курантов обязательно выходим
на улицу, где идет традиционная новогодняя дискотека. Встречаем там людей, с
которыми раз в год и видимся. С кем в одной школе учился, например. На этой
дискотеке и узнаешь, как у кого судьбы складываются. Так что эта дискотека —
тоже наша традиция.
— Какие-то невероятные события в новогоднюю ночь с вами происходили?
— Однажды на Новый год шубу жене подарил. А погода тогда была слякотная, шел
мокрый снег. Надела она обновку закружились мы в танце, взял я ее на руки — и…
поскользнулся. Уронил прямо в лужу…
— Шубу отчистить удалось?
— Да. А вот шапка, которая была куплена специально к шубе, восстановлению уже не
подлежала: на ней кто-то потанцевать успел.
— Справедлива ли, по-вашему, поговорка: «Как Новый год встретишь, так его и
проведешь»?
— Думаю, нет. Все, на мой взгляд, зависит от человека, а не от каких-то примет.
Единственное — долги надо перед Новым годом отдавать. Однажды остался должен, и
так весь год продолжалось.
— 31 декабря никогда не следовали по известному маршруту «баня —
Санкт-Петербург»?
— В Санкт-Петербург — нет. А вот в баню в предновогодний день ходим обязательно.
И мы с женой, и дети. Это тоже наша традиция: в Новый год надо входить чистыми.
Попариться, в снег прыгнуть, в бассейн ледяной — с огромным удовольствием.
О ГОРКЕ «КАМИКАДЗЕ» ДО СИХ ПОР ВСПОМИНАЮ С СОДРОГАНИЕМ
— В отпуск по традиции вместе с Егором Титовым ездили?
— Да, на Маврикий. Красотища! Голубая вода Индийского океана, яхта… Заходишь в
воду — а там под ногами звезды морские проплывают. Или ежи, на которых не дай
бог наступить. А однажды рядом проплыл электрический скат — к счастью, без
последствий. В общем, очень понравилось, кроме того, что лететь далеко, в «два
присеста» — пять и семь часов. Но это сугубо семейный курорт, молодежи там мало.
Одно расслабление. Вот когда в Доминиканскую Республику или в Таиланд, на Пхукет,
ездили (ровно за год до цунами), отдых получался куда активнее.
— А здесь даже в футбол на пляже не погоняли? Годом ранее, помню, у вас с
Титовым в столкновении чуть до травмы дело не дошло.
— Какой там футбол? На Маврикии на пляже даже музыка не звучит. Полный покой.
— Совсем без «эсктрима»?
— Разве что с парашютом летали. Парами, над водой, на уровне девятиэтажного
дома. И на двухуровневые водопады ездили, в заводи там ныряли. Вроде маленькая
заводь, а спрашиваешь, какая глубина, и выясняется — десять метров.
— Какую самую экстремальную вещь вы сделали в жизни?
— Это было в Арабских Эмиратах. Герман Ткаченко вывозил туда «Крылья Советов»
отдохнуть на три-четыре дня. Там была водяная горка под названием, кажется,
«камикадзе». Очень высокая, с пятиэтажный дом. А я высоту особо не люблю, можно
даже сказать, боюсь. Поднялись мы, увидел, как это высоко, развернулся и решил
уходить. Но тут меня парни из команды «завели»: смотри, мол, дети не боятся, а
ты струсил. Закрыл глаза — и поехал. А там ты не едешь, а почти летишь. Это было
ужасно. Летел и думал: будь что будет. Когда все-таки оказался внизу, подумал:
второй раз туда ни за какие деньги не полез бы.
— Аэрофобии у вас нет?
— Нет. В самолете нервничать бессмысленно, от тебя все равно ничего не зависит.
Хоть трясись от страха, хоть ногти грызи — как суждено, так и будет.
— Какие страны произвели на вас самое сильное впечатление?
— Есть мечта побывать в Австралии и в США, но туда лететь очень долго. А из
того, что видел, поразил Гонконг. Мы там были в последний год его независимости,
накануне присоединения к Китаю. Так они там такой салют устроили, что можно было
просто обалдеть. И там же по-настоящему понял, что такое «город контрастов»:
стоит шикарнейшее здание, и к нему почти вплотную примыкают кошмарные трущобы. А
к Европе уже давно привык. Приятно, конечно, прогуляться по Праге или по Парижу,
посмотреть достопримечательности. Но в целом — обыденно, скучно. Дома, конечно,
лучше.
— В какой стране вы могли бы жить?
— Жить лучше буду в Подмосковье. Никогда не думал о том, чтобы остаться где-то в
другой стране навсегда. И у жены такое же мнение. Я же не в четырех часах лета
от Москвы живу, а в десяти километрах езды. В любой момент могу сорваться и
полететь, куда хочу. Очень доволен тем, как живу.
— Не жалеете, что не остались в английском «Саутгемптоне», где пробовали свои
силы в начале 2001-го?
— Ничуть. У меня получилась отличная карьера в Самаре, я познакомился и
сдружился со многими людьми. С хозяином Жигулевского пивного завода, например.
Плюс сошелся поближе с такими отличными ребятами, как Радимов и Каряка, Анюков и
Дохоян, Ковба и Пошкус, многие другие. Очень удачными четыре года в «Крыльях»
получились, так что жалеть не о чем.
— А у Германа Ткаченко в его компании ProSports Management вы и вовсе
параллельно с «Химками» работаете?
— На общественных началах. Если от меня требуется какой-то совет, тут же его
даю. И вообще с Ткаченко и бывшим генеральным директором «Крыльев» Александром
Федосеевым контактирую постоянно.
В КОМСОМОЛ НЕ ПРИНЯЛИ
— Со своими родителями часто общаетесь?
— Относительно. Квартира у них рядом со мной, но они не так давно уехали в
деревню, между Орлом и Тулой. Развели хозяйство, им там хорошо.
— Кто они по профессии?
— Мама работала воспитательницей в детском саду, много лет была задействована в
образовательной системе. Отец 40 лет проработал на ткацкой фабрике, ремонтировал
станки. А теперь получает пенсию — три с половиной тысячи рублей. Такое вот у
нас государство. Четыре десятка лет честно трудиться, заработать болезни во всем
этом цеховом шуме — и такая «благодарность»…
— Родители хотели, чтобы вы занялись каким-то конкретным делом?
— Нет, они всегда говорили: «Андрей, кем бы ты ни стал, главное, чтобы хорошим
человеком был». Я с девяти лет сам ездил на автобусах на тренировки, и они
видели — маленький, а футболом хочет заниматься. Может, сейчас, при нынешнем
криминале, мне бы не позволяли одному на общественном транспорте в таком
возрасте ездить. А тогда, при Брежневе, обстановка была более спокойная, за
детей не боялись.
— В течение всей карьеры вы зарекомендовали себя очень дисциплинированным
игроком. Это от родителей пошло?
— Скорее с армии. До нее не отличался ни хорошей учебой, ни примерным
поведением. Учился на тройки. Как и у большинства пацанов, школа у меня была
далеко не на первом месте. Дисциплинировала меня именно воинская служба.
— Аршавин говорит, что с детства был таким же «правдорубом», как и сейчас. А
вы?
— В школе — нет. Просто Аршавин учился уже в то время, когда говорить стало
можно все что угодно. У нас такого еще не было.
— Пионерский галстук и комсомольский значок поносить успели?
— Пионером был. А в комсомол меня в школе не приняли. Кажется, за плохое
поведение. Один раз попытался — но «зарубили». Затем же комсомол перестал быть
чем-то обязательным. Хотя, может, в армии меня туда и приняли… Нет, не помню.
В ПОСЛЕДНИЙ МОМЕНТ ВМЕСТО МЕНЯ ВЗЯЛИ БЛАТНОГО
— В одном из интервью вы сказали, что от варианта «откосить» от армии по
состоянию здоровья отказались наотрез. Неужели не понимали, что армия может
поставить крест на вашей футбольной карьере?
— Тогда у меня не было не то что серьезной — вообще какой-либо профессиональной
карьеры. Я не играл ни в «Спартаке», ни в других клубах высокого уровня.
Выступал за областную команду «Вымпел» (Калининград) на первенство РСФСР. Одно
дело, если бы прошел, скажем, спартаковскую школу, был бы близок к команде
мастеров. А тогда ни о чем подобном даже не задумывался. В армии же в 80-е годы
служить еще считалось нормальным. Говорили, что мужчина должен отслужить. Я и
пошел.
— Чем бы занимались, если бы с футболом не получилось?
— Не могу точно сказать.
— Пойти в армейские футбольные команды не было никакой возможности?
— Была. Но не вышло. На приемном пункте под Калинином, ныне Тверью, меня
записали в спортивную группу. Но в последний момент, говорят, вместо меня
«засунули» туда блатного. А я поехал служить чуть дальше.
— Как называлось это место?
— Иркутская область, Тайшетский район, поселок Новобирюсинск. Где-то посередине
между Иркутском и Красноярском.
— Вы были в шоке, узнав, куда едете?
— Воспринял как факт. А что оставалось делать? Это армия, никуда уже не
денешься.
— От климата настрадались? От комаров, которых в тайге не счесть?
— Этих комаров мы называли… лыжами. Они были действительно похожи на лыжи —
длинные такие. Климат любопытный — зимой минус 40, летом плюс 40. Весны и осени
практически нет. Чуть-чуть порезался — так у тебя не заживает, а сразу гнить
начинает. Но, что интересно, за два года я практически не болел простудными
заболеваниями. Наверное, воинская жизнь закаливает.
ЗЭК НА «КамАЗе» ПОШЕЛ НА ТАРАН
— В армии случаются самоубийства — из-за дедовщины, офицерского беспредела. У
вас что-то подобное было?
— Стрелялись люди. Это считалось в порядке вещей. Дедовщина в армии есть везде,
у многих не выдерживали нервы, кое-кто пытался наложить на себя руки. Один
выстрелил в себя, его в больницу отвезли, половину легкого отрезали — но не
демобилизовали, а обратно служить прислали.
— Сами дедовщину на себе испытали?
— Как и все. Там 80 процентов солдат было других национальностей, и они в свою
сторону гнули. Никуда не денешься — драться приходилось. И всегда быть готовым к
отпору. После такой школы я совсем иначе стал к жизни относиться.
— Был какой-то эпизод, после которого эта собранность у вас появилась?
— О каком-то одном эпизоде говорить нельзя. Когда ты охраняешь «зону», что
постоянно связано с риском, без собранности невозможно. Вроде общаешься с
зэками, и кажется, что нормальный человек. Но ты же не знаешь, что у него
внутри. Когда имеешь дело с такими людьми, составлять о них впечатление по
десяти минутам разговора нельзя.
— Серьезные инциденты, связанные с заключенными, у вас были?
— Один, то ли пьяный, то ли обкуренный, на «КамАЗе» на таран пошел. Все заборы
прошиб, из одной зоны выехал, в другую въехал. Там его и взяли.
— Прямо на ваших глазах?
— Это было ночью. Когда все это случилось, нас подняли, но инцидент уже был
исчерпан.
— А когда зэки вас шашлыком из собаки накормили, не было желания их за такую
шутку проучить?
— Нет. Они же и сами это мясо ели. И на вкус оно казалось вполне нормальным.
Просто сказали о том, что шашлык был из собаки, уже после.
— Наизнанку не вывернуло?
— Нет. Корейцы-то едят собак. Другое дело, что они — специально выведенную для
этого породу, а наши зэки — уличных. У всех свои обстоятельства…
— В конце службы вы заболели желтухой. Съели что-то не то?
— Прививки нам, кажется, сделали нестерильными шприцами. И инфекция пошла по
части. Слава богу, за три недели вылечили — и сразу демобилизовали. Недослужил
недели две.
— Вы говорили, лет десять после армии вас преследовал кошмарный сон?
— Да. То, как я туда возвращаюсь. Те же люди, те же обстоятельства… Не знаю,
почему это со мной происходило, но было неприятно.
— То есть общие впечатления от службы были не слишком радужными?
— Да уж, позитива было не много.
— На футбольное поле за два года вообще ни разу не выходили?
— Один раз на плацу играли — и все.
— Никогда не задумывались, чего бы могли достичь в футболе, не потеряй эти
два года?
— Никто не знает, как все могло повернуться. Может, так и играл бы за
подмосковный «Вымпел» и в нем закончил бы свою футбольную карьеру. Армия ведь,
как я уже сказал, меня очень дисциплинировала. Я узнал жизнь в совсем другом ее
проявлении.
— Сыновей в армию отдавать не хотите?
— Сейчас не знаю родителей, которые хотят, чтобы их дети служили. Такое возможно
только в тех семьях, где тяжелая ситуация, где сыновья — обуза, и их мечтают
побыстрее куда-то сбагрить.
СЕКРЕТОВ ДОЛГОЛЕТИЯ НЕТ
— После перенесенного гепатита какую-то диету соблюдать приходится?
— Нет. Просто сам стараюсь кушать в меру. Не объедаться чем-то острым, жирным
или соленым. Русскую кухню, кстати, люблю больше, чем какую-либо другую.
— А сами готовите?
— В основном только для нашей собаки.
— В программу «Смак» к Андрею Макаревичу с каким-нибудь блюдом пошли бы?
— Не рискнул бы. Яичница, макароны, каша — эти простые вещи я могу приготовить.
Но без изысков.
— В 36 лет невозможно не спросить о секрете спортивного долголетия.
— Понимаю, но никакими откровениями поразить вас не смогу. Считаю, что многое в
человеке заложено от природы. Если тебе дано хорошее здоровье, оно и будет
хорошим. Если же ты родился рыхлым, иммунитет слабый, всякие болезни к тебе
прилипают — то, как ни старайся, принципиально ситуацию не изменишь.
— В отпуске кроссы бегаете?
— Нет. Беготни достаточно и в течение сезона. И бутылку пива могу себе
позволить. Из проявлений спортивной активности в отпуске допускаю только
плавание.
— Лишний вес не набираете?
— Как и любой нормальный человек, приезжаю из отпуска с двумя-тремя лишними
килограммами. Так что и здесь — ничего сверхъестественного.
— Вам 36, лидеру нового поколения Аршавину — 25. Не жалеете, что не родились на
десять лет позже, видя, какой он сейчас подписал контракт?
— Считаю, что родился в хорошие времена, поработал со многими замечательными
тренерами. Мне на свою карьеру грех жаловаться. Да, сейчас платят не такие
деньги, как в свое время нам. Но давайте вспомним о выдающихся людях, которые
играли лет 20 назад. Они, получается, вообще выходили на поле исключительно за
любовь к футболу. По сравнению с сегодняшним временем — почти бесплатно. Все
познается в сравнении, и мне не пристало сетовать на судьбу.
КОЛЛЕКЦИОНИРУЮ ДОРОГИЕ КОНЬЯКИ
— Какой самый дорогой подарок в жизни получали? И какой — дарили?
— На 35-летие мэр Химок, президент нашего клуба Владимир Стрельченко подарил
джип «Ниссан». Мой же самый дорогой подарок — тоже машина, которую я презентовал
жене.
— Что-нибудь коллекционируете?
— Эксклюзивные коньяки и виски. Коллекция пока не очень большая — где-то полтора
десятка бутылок.
— Они у вас полные стоят?
— Конечно, я их не трогаю. Я все-таки футболист и серьезных напитков во время
сезона не употребляю.
— А футболки коллег собираете?
— Если бы начал делать это сразу, как только мы в 93-м начали играть в Лиге
чемпионов, — может, и увлекся бы. А так — нет. Главное, у меня есть майки
Аленичева и Титова. Вот против бывших динамовцев сегодня играл именно в футболке
Аленичева. В ней же ходил поддержать Диму на матч «Спартак» — «Локомотив» сразу
после его известного выступления в «СЭ».
— Какую последнюю книгу прочли?
— Вашу — «Как убивали „Спартак“. Прочитал взахлеб.
— Спасибо. Кстати, Тедди Шерингем забивает в английской премьер-лиге за „Вест
Хэм“ в 40 лет. Вы хотите до этого возраста доиграть?
— Нет, это очень тяжело. Все-таки надо учесть, что в Англии и в России — совсем
разное качество полей, иной климат, другая подготовка к сезону, без трехмесячных
сборов. Это все сказывается.
— Дальше в тренеры пойдете?
— Учиться пойду точно. А там уж как получится.
ГЛАВНЫЙ СТИМУЛ — МОИ ДЕТИ
— Вы домовитый человек?
— У нас нет ни нянек, ни уборщиц — все сами делаем. Если это назвать
домовитостью, тогда да.
— Восьмилетнего Мишу загружаете учебой, разнообразными кружками и секциями?
— Мы его сейчас перевели из гимназии в обычную школу. Он ведь занимается
футболом в „Химках“, а совмещать футбол с серьезной учебой очень тяжело. В
гимназии он уже успел, например, латинский алфавит выучить, песенки на
английском пел. Сейчас пока с иностранным языком приостановились, но дети все
впитывают быстро, так что я за него не волнуюсь. Он не „ботаник“, но хорошист.
— Оба сына послушные, не хулиганистые?
— Сказал бы — игровые. А дальше все уже зависит от того, как ты с ними
разговариваешь. Если раз в неделю будешь говорить, что можно, а что нельзя, —
тебя с какого-то момента перестанут слушать. А я им говорю постоянно. А то
что-то пропустишь… Вот едем в машине, весь день дождь идет. Старший сидит,
молчит — и вдруг изрекает: „Этот дождь уже ...!“ В смысле — замучил. Я в шоке —
дома-то таких слов вообще не произносится. Пришлось провести разъяснительную
работу.
— Вы жесткий отец?
— Да. Но ремнем не бью, в угол не ставлю. Считаю, что всегда можно ограничиться
словами. Если, повторяю, объяснять все регулярно.
— Какие-то склонности у детей уже видны?
— И дома, и на улице мяч гоняют. Однажды захожу домой — старший по каналу „Наш
футбол“ смотрит матч „Сатурн“ — »Крылья Советов". При том, что я уже в это время
в «Химках» играл. Значит, ему действительно интересно, а не только потому, что
папа играет.
— Какими бы словами вы охарактеризовали сами себя?
— Надо подумать — чтобы и себя не обидеть, и чтобы люди не решили, что у меня «звездняк»
(смеется)… Наверное, хороший и надежный друг. Еще — человек, который умеет
общаться.
— Какими поступками в своей жизни вы больше всего гордитесь, а за какие
испытываете угрызения совести?
— Угрызений, наверное, нет, потому что стараюсь контролировать свои поступки. А
чем горжусь… Тем, что у меня двое детей. Надеюсь, что они станут футболистами,
хотя если и не станут, но все в жизни у них сложится удачно и они будут хорошими
людьми — тоже хорошо. Горжусь тем, что хорошей оказалась моя футбольная карьера,
что выиграл много разных призов. Тем, что если не вся страна, то полстраны знает
о таком футболисте — Тихонове. Во многих городах подходят люди и говорят теплые
слова. Я чувствую их любовь.
— Есть что-то такое, что вы уже не выиграете и жалеете об этом?
— Нет.
— А что для вас сейчас является главным стимулом — и в карьере, и в жизни?
— Мои дети. Я добился многого и продолжаю играть во многом ради них.