Экс-наставник «Спартака» и российской «молодёжки» Андрей Чернышов рассказал корреспондентам еженедельника «Футбол» Андрею и Денису Вдовиным о том, что ошибся с выбором в пользу «Спартака», о трансферной политике красно-белых в эпоху Червиченко, о своей зарубежной карьере и перспективах работы в России.
О том, ошибся ли со «Спартаком»: «Если смотреть, как потом все сложилось, то можно считать, что я выбрал неправильный путь в той ситуации. Но тогда все виделось иначе. У меня все так хорошо складывалось: работа в юношеской сборной, потом — в молодёжной, одни победы на старте отборочного турнира, в товарищеских играх. Такая пошла уверенность, что я становлюсь тренером, который многое умеет, многое знает, у которого многое получается. И захотелось попробовать себя в клубной работе. На тот момент стали поступать предложения. Я сразу посоветовался с Колосковым, но все предложения были им отметены. Он сказал, дескать, не надо пока дергаться, надо работать с „молодёжкой“, хорошая команда вырисовывается. А когда пришло предложение из „Спартака“, то и Колосков уже не стал возражать. Видите, такой опытный и мудрый человек, наверное, и он тогда просчет допустил. Может, стоило меня тогда отговорить от работы в клубе или посоветовать оставить работу в сборной… Однако Вячеслав Иванович согласился с тем, чтобы я совмещал работу и в „Спартаке“, и в „молодежке“.
Сейчас, когда я анализирую ту ситуацию в „Спартаке“, то понимаю, что там тогда все было не так хорошо. В клубе шёл развал: противостояние между Романцевым и Червиченко. Кто победит, тот и выиграет эту борьбу. Олег Иванович тогда дал большое интервью, где обвинял руководство в плохой селекции и плохом отношении к команде. Настоящая война, победителем из которой должен был выйти кто-то один. Не знаю, делались ли кому-то еще кроме меня предложения работать со „Спартаком“. Может, кто-то отказывался, боялся… А для меня это был шанс себя проявить. Я долго думал, переживал, но все-таки решился. Хотя ситуация была сложной, „Спартак“ валился, и речь шла чуть ли не о месте в Премьер-Лиге. Мы помним, какой состав команды тогда был, а считавшиеся хорошими игроки Титов, Ващук, Павлюченко и Юра Ковтун находились в таком разобранном состоянии, что, когда мы туда попали, были очень удивлены».
О том, была ли в эпоху «позднего Романцева» в «Спартаке» гнетущая атмосфера: «Было видно, что игроки приезжают на тренировки, как на работу, и удовольствия от того, что они видятся друг с другом, не испытывают никакого. Не думаю, что это вина только Романцева. Думаю, общая ситуация вокруг клуба, вокруг команды накладывала тяжелый отпечаток на людей. Лидеры страдали от того, что на тренировки привозили неизвестно кого. Человек не может по мячу нормально ударить, а его в „Спартаке“ просматривают. Таких в команде каждый день появлялось по нескольку человек. Обстановка была ниже среднего».
О встрече с Романцевым, которая состоялась после приезда в Тарасовку: «Да, мы приехали – я, Юран и Дмитриев – и пошли в номер к Олегу Ивановичу. Там уже сидели сам Романцев, Павлов и Федотов. Мы поздоровались, сели, поговорили. Романцев, помню, даже какие-то вещи озвучил, дескать, надо игроков встряхнуть, назвал какие-то фамилии, от кого надо больше требовать. Потом сказал, что хотел бы пойти попрощаться с командой, сказать ей пару слов. И еще сказал, что надо решить вопрос с Федотовым, который находится в неведении. Я на эту тему уже думал и видел Владимира Григорьевича одним из тех, кто должен был работать в моем тренерском штабе».
О том, предлагал ли Червиченко 10 миллионов долларов на укрепление состава: «Точную цифру сейчас не вспомню, но укрепление обещали. Мы обозначили тогда позиции, нуждающиеся в усилении, стали появляться фамилии. Помню, на тот момент удалось пригласить вратаря из Австрии венгра Шафара. Я хотел видеть в „Спартаке“ ряд игроков молодежной сборной: Олега Кузьмина, Сашу Белозерова, были возможности приобретения Аршавина, Владимира Быстрова, Денисова, вратаря Сергея Иванова. Моей идеей было собрать в „Спартаке“ как можно больше молодых и перспективных футболистов и уже потом добавлять к ним легионеров серьезного уровня. Однако в этом вопросе я не нашел понимания у руководства. Насчет питерцев мне привели следующие аргументы: один — маленького роста, другой хочет играть на позиции, где у „Спартака“ уже есть футболист. Про Кузьмина сказали, что он спартаковский воспитанник, которого отдали в „Уралан“, и нас не поймут, если мы вернем его обратно… Потом стали появляться другие кандидатуры, но тех футболистов, которых я рекомендовал, в „Спартак“ не брали».
О покупке Станича, Хрмана, Пьяновича: «Нам нужны были левый и центральный полузащитники. Станича и Хрмана я смотрел на видео, отдавал руководству. И оно приняло решение, что эти игроки подходят команде. Пьянович появился под занавес заявочной кампании, но под руководством нашего тренерского штаба не провел в „Спартаке“ ни одного матча, так как попросил время для набора физических кондиций.
Была у нас тогда и кассета с матчами Вагнера Лава, который на тот момент играл за „Палмейрас“. Мне Вагнер очень понравился, да и цена была на тот момент в два раза меньше, чем позже заплатил за бразильца ЦСКА. Однако руководство сказало, что такой игрок команде „Спартак“ не нужен».
Была у нас тогда и кассета с матчами Вагнера Лава, который на тот момент играл за «Палмейрас». Однако руководство сказало, что такой игрок команде «Спартак» не нужен.
О том, сам ли Червиченко принимал решения о покупке футболистов: «Насколько я понял, на тот момент он уже должен был согласовывать все трансферы с Леонидом Арнольдовичем Федуном. Тогда они уже за футболистов платили пополам или в каких-то процентных соотношениях.
Моя задача была донести до Червиченко, нравится мне этот игрок или нет, подходит или не подходит. Дальше Червиченко решал вопрос с Федуном…
Да, потом, когда мы поняли, что Шафар не оправдывает наши ожидания, поступило предложение из „Шахтера“ посмотреть Ковалевски. Он произвел неплохое впечатление, и было принято решение пригласить его в „Спартак“, хотя на тот момент в команде числилось семь вратарей.
Что касается Шафара, то в его в семье случилась трагедия: у супруги произошел выкидыш. Да и условия, которые Шафару обещали, в „Спартаке“ не выполнялись, автомобиль ему не предоставили. Как свободно говорящему по-немецки, мне приходилось даже заказывать ему такси. В общем, некомфортно было Шафару, хотя по работе к нему никаких претензий не было».
О проблемах с Ващуком: «С Ващуком действительно ошибка вышла, поторопились, когда захотели его выставить на трансфер. Но Влад находился не в тех кондициях. В „Спартак“ он приехал после тяжелой травмы, полгода не играл. К тому же его заработная плата зависела от того, выходит он в основном составе или не выходит. Поэтому, будучи не готовым физически, он всё равно стремился попадать в состав, чтобы зарабатывать больше.
В какой-то момент мы подумали, что выставление Ващука на трансфер должно встряхнуть команду, заставить футболистов задуматься, что надо больше работать. Но в конце концов мы с руководством решили, что это неправильный шаг и Ващука надо оставлять. И, кстати, когда мы приехали в Ярославль, а это была моя последняя игра в „Спартаке“, Ващук вышел в составе и сыграл очень здорово. Конечно, у него осталась обида, о чём он и высказывался потом».
О том, осталась ли обида на «Спартак»: «Скорее, не обида. Я сам принял неправильное решение. Переломным моментом стало поражение от „Рубина“ в Москве в „Лужниках“ со счетом 0:2. После игры меня попросили не уезжать, а пригласили на заседание, в котором принимали участие Федун, Завершинская и Червиченко. Федун меня спросил, готов ли я работать дальше со „Спартаком“. Я сказал, что готов, об отставке не думаю. Нет результата, но мы видим, как выйти из кризиса. Федун сказал: „Работайте, никаких вопросов нет. Мы понимаем, что команду вы не готовили, команду вы не формировали. Сейчас самая главная задача – сохранить место в Премьер-Лиге до конца чемпионата, хорошо сыграть в Кубке УЕФА и начать готовить команду к следующему сезону. А по итогам первого круга следующего года можно будет делать какие-то выводы“. Также Федун подчеркнул, что можно приобрести дорогого игрока хорошего уровня, главное — найти такую кандидатуру. Прозвучала фамилия Измайлова из „Локомотива“. Я отметил, дескать, это будет дорого нам стоить, но Федун подчеркнул, что готов потратиться.
Я вышел из кабинета и все озвучил тренерскому штабу. А потом мы сыграли в Ярославле, победили „Шинник“, который на тот момент давно не уступал на домашнем стадионе, и я отправился на сборы молодежной сборной: два матча — с Ирландией и Швейцарией. Ну а после тех встреч, в которых мы уступили, мое психологическое состояние было не на должном уровне. Мы практически потеряли шансы попасть на чемпионат Европы, который был плацдармом для выхода на Олимпийские игры. И после игры национальной сборной со Швейцарией на следующий день Червиченко пригласил меня в кабинет. Отметил, что не получается ни в „молодежке“, ни в клубе. И, насколько он понял из разговора с футболистами, они не хотят больше со мной работать. Могут даже начать специально проигрывать матчи. Сказал: „Зачем это тебе надо, для твоего имиджа это плохо. Работай в сборной, я буду тебе помогать, поддержу на исполкоме, чтобы тебя и на следующий цикл оставили в “молодежке». Когда я услышал, что ребята не хотят со мной работать, то подумал: все правильно, надо уходить из «Спартака». Хотя теперь понимаю: надо было встретиться с Федуном и понять, как же обстоит дело на самом деле. Думаю, после нашего разговора Червиченко поехал к Федуну и сказал, что я сам принял такое решение. И Леонид Арнольдович подумал, что я испугался".
О том, связана ли отставка с допинговой историей Титова: «В той ситуации никто до сих пор так и не смог разобраться. Я много раз заявлял, что не имею никакого отношения к препарату „бромантан“ и никогда не давал указаний врачебному персоналу это делать. Моя вина состояла в том, что я недостаточно контролировал процесс, которым занимаются доктора. Поиграв в Европе, я привык, что каждый должен отвечать за свой участок. И поэтому доверял людям, с которыми работал. Выходит, я подошел к делу по-европейски, что ли, а люди в какой-то момент перегнули палку.
Я много раз заявлял, что не имею никакого отношения к препарату „бромантан“ и никогда не давал указаний врачебному персоналу это делать.
Но в то же время это была не детская футбольная школа, а сложившиеся игроки, которые тоже должны были спрашивать, чем именно их кормят. Я, будучи игроком, всегда интересовался, что это такое, для чего принимать, как это скажется на моем здоровье.
Первый раз вопрос о бромантане возник, как раз когда сборная проводила матчи с Ирландией и Швейцарией. Тогда у Титова его обнаружили. Но мы-то приехали из Ирландии и провели обследование всего „Спартака“. Хотелось узнать, как там Павленко, Белозеров, Павлюченко, и было дано заключение нашей лаборатории: никаких следов бромантана нет. Непонятная ситуация».
О молодёжной сборной: «Молодежная сборная – такой непостоянный организм, очень много сложностей с привлечением футболистов. Состав был нестабильным. Например, играет футболист в основе своей команды, мы его приглашаем, теряет место – в сборной появляется другой человек. У нас, например, в линии обороны были футболисты, которые в клубах выступали в полузащите – Руслан Нахушев, Саша Шешуков и Ахметзянов. За короткий промежуток времени мы должны были их переучивать.
А в целом команда была хорошая. Учитывая подкрепление, которое мы получили перед матчами с Данией, должны были решать задачу. Хотя многие говорят, что мы неправильно поступили, взяв на стыковые игры Жиркова, Билялетдинова, Быстрова и Акинфеева. Но не возьми их, пожалуй, говорили бы, что Чернышов сумасшедший. Я с каждым футболистом лично переговорил, хочет ли он играть за „молодежку“. И просил каждого сказать, сказал всем, что не буду это афишировать, если последует отказ. Но все ребята согласились.
Первая игра в Краснодаре, соперник использовал свой шанс, а мы нет (0:1. – Ред.). Потом было видно, что гол нам забили из вне игры. Ну а вторая игра всем памятна в основном этими удалениями (1:3. – Ред.). Однако никто не обратил внимания на судейство, на то, как датчане провоцировали наших игроков. Например, удаление Самедова. Футболист сборной Дании подбежал к нашей скамейке и стал показывать неприличные жесты. Самедов бросил в датчанина перчатки, и арбитр показал нашему игроку красную карточку…
Хотя мы начали матч неплохо, забили мяч, но у наших ребят не выдержали нервы. Первыми завелись Быстров и Жирков… С одной стороны, можно порадоваться, что у ребят есть характер: они переживают, когда их переигрывают. С другой – это урок на всю жизнь: надо уметь держать себя в руках…
А меня обвиняли в том, что я не мог предвосхитить события. Но разве тренер мог предугадать случившееся? Нам удалось предотвратить драку после матча. Я видел глаза ребят, они были готовы нестись в соседнюю раздевалку…»
О том, стал ли этот матч самым большим тренерским разочарованием: «Конечно. После того матча все могло пойти по-другому. Сборная Украины тоже натужно вышла на чемпионат Европы, но там сумела выйти в финал».
О том, что Бышовец стал его тренером: «Да, все так сошлось, что с ним я чувствовал себя очень комфортно. Хотя и потом я играл под руководством многих хороших тренеров: Газзаева, Романцева, Бескова, Иванова. Мне казалось при переходах в другие команды, что все тренеры похожи на Бышовца».
Я играл под руководством многих хороших тренеров: Газзаева, Романцева, Бескова, Иванова. Мне казалось при переходах в другие команды, что все они похожи на Бышовца.
О том, насколько часто портятся отношения с коллегами-тренерами: «Если ты можешь сменить своего товарища на посту тренера или он может тебя сменить, то очень сложно сохранять хорошие отношения. Не хочу сказать, что мы были друзьями с Цхададзе, но общение было. Однако после того, как я пришел в тбилисское „Динамо“, откуда он был уже уволен, Каха обиделся».
О том, насколько интересно было работать в Грузии: «Я не ожидал, что окажусь в таких сложных условиях. На некоторых стадионах не было раздевалок. Почти все футбольные поля были в ужасном состоянии, мы играли домашние матчи на стадионе Пайчадзе, где поле было отдано на откуп регбистам. А самый интересный период времени – когда отключили свет по всей Грузии, не было ни воды, ни света. Наш тренерский штаб жил на базе. Сидели при свечах.
Политическая ситуация в стране была неблагоприятной для нашего клуба. Тбилисским „Динамо“ владел Бадри Патаркацишвили, который тогда критиковал президента и правительство и был вынужден уехать из страны месяца на два. Руководство клуба даже не знало, уволят их или нет. Нам говорили: „Динамо“ должно занять четвертое-пятое место, все уже решено. Чтобы народ возмутился и „Динамо“ отняли у Бадри. Но мы сумели обыграть те команды, которые по сценарию не должны были обыгрывать, и, заняв третье место, попали в Интертото. Директор клуба и его заместитель были в шоке, устроили по этому поводу банкет. Но когда стали обсуждать планы на будущее, мне сказали: „Андрей, финансирования не будет“. Я не хотел обманывать руководство и заверять, что добуду победу в следующем чемпионате этим составом».
О том, где было работать легче, в Белоруссии или Грузии: «К предложению из Витебска я отнесся поначалу скептически, но увидел стадион, поле, планы развития инфраструктуры и после беседы с руководителем честно признался, что с дебютантом занять третье место очень тяжело. На что мэр заявил: „Не ставя больших задач, нельзя расти“, и попросил отразить в контракте занятие третьего места. В итоге, после того как определился вопрос с финансированием, я согласился. По итогам сезона „Локомотив“ занял шестую позицию в таблице. По пропущенным мячам мы были лучшей командой лиги, но те, кто оказался выше нас, были объективно сильнее. Наш результат был признан руководством хорошим. А потом уже начались проблемы с финансированием…»
О том, есть ли желание работать в России: «В свое время, когда я был игроком, за мной был закреплен стереотип, что я человек Бышовца. Теперь стереотип стал другим – человек Колоскова. Я помню, когда мы играли с Эстонией в Краснодаре, а тогда как раз началась критика в адрес Вячеслава Ивановича, то я на пресс-конференции сказал, что этой игрой хотелось порадовать президента РФС. На следующий день по телевидению это было озвучено так, что Чернышов посвятил победу Колоскову. И теперь, встречая людей мира футбола, мне говорят, что я зря это сказал. Но я привык с уважением относиться к людям, с которыми работал, которые меня поддерживали в трудных жизненных ситуациях. Раз человек мне дал работу, меня поддерживает, почему я должен к нему критически относиться?
А потом ещё есть такой момент: то, что я считаю в своей тренерской карьере успехом, преподносится как неудача. Никто не хочет учитывать те неблагоприятные обстоятельства, которые приходится преодолевать».