Колосков: c долгом Фурсенко разберётся Гинер
«Чемпионат»
Вячеслав Колосков
Комментарии
Интервью Вячеслава Колоскова для журнала "Еврофутбол".

Почётный президент РФС Вячеслав Колосков всегда подтянут, в хорошей̆ физической̆ форме и на всё имеет своё мнение. Шеф-редактор журнала «Еврофутбол» Станислав Пахомов, пообщавшись с Колосковым, понял, что его не сломили ни отставка под нажимом государства, ни период забвения. Сейчас он вновь при деле – его опыт бывает весьма кстати, когда в нашем футболе возникают острые моменты противостояния.

— Вячеслав Иванович, жизнь бурлит?
— Жизнь бурлит и кипит (улыбается). Я этому рад. Пять лет моего застоя при Виталии Леонтьевиче Мутко были скучноваты. Мне приходилось самому искать какую-то работу, но она не приносила удовлетворения. А сейчас я востребован, и мне это нравится.

— Вижу, вы полны сил и прекрасно выглядите. Есть какие-то методики поддержания себя в такой форме?
— Не могу сказать, что есть какие-то секреты. Здоровый образ жизни плюс наследственность. Играл в футбол, хоккей. Бегал на лыжах. И ещё я сейчас очень много хожу. Ежедневно прохожу три километра, в субботу и воскресенье – от 5 до 10.

— То есть, в принципе, секретов долголетия нет?
— Веду обычный образ жизни. Ем, что дают. С бывшим президентом УЕФА Леннартом Юханссоном раньше выпивали литр виски на двоих. Сейчас уже здоровья не хватит (смеётся).

— А у кого из вас двоих здоровье было покрепче?
— У Юханссона. Мы в четыре утра расходились, а он уже в 9 утра на заседании как огурчик, а мне было тяжеловато.

— Вячеслав Иванович, сколько я вас знаю, вы не меняетесь. Ни с точки зрения моторики, ни с точки зрения отношения к людям. Так не бывает. Люди с возрастом должны или мягче становиться, или категоричнее. Это воспитание?
— Нет. Индивидуальная особенность, выработанная условиями, в которых я жил. Представьте, родился в Измайлово на окраине Москвы в бараке. В этом бараке прожил до армии. В 17 лет ушёл на завод, в 18 – в армию, в 21 поступил в институт.

Всё время приходилось бороться за какие-то улучшения условий. Институт закончил с красным дипломом. Поступил в аспирантуру, защитил диссертацию, получил звание профессора. Потом 5 лет успешно работал в хоккее, в футболе 26 лет. В общем, 31 год на передовой. А тогда ведь был большой контроль и в ЦК КПСС, и в правительстве, и в КГБ. Необходимо было найти оптимальный вариант работы в таких условиях. Поэтому выработалась практика, что я никогда сгоряча никаких решений не принимаю. Всегда нужно делать паузу. Это, что в театре, что в футболе – обязательное условие. Как говорят, пауза — признак класса и мастерства (улыбается). Я любитель обсуждений. Прежде чем принять какое-то решение, я не стараюсь высказывать своё мнение в противовес другим, стараюсь добиться консенсуса.

— Несмотря на загруженность, как я знаю, вы не так часто бываете в РФС. Это говорит о том, что ваш опыт не востребован до конца?
— Я так не считаю. Мне кажется, я не вправе вмешиваться в дела РФС, тем более навязывать что-то даже с учётом своего опыта, потому что у каждого руководителя своё представление о стратегии развития, о тактике работы с кадрами, о подборе кадров. Было бы смешно, если бы я каждый̆ раз приезжал в РФС и говорил Николаю Александровичу: ты знаешь, я считаю, что нужно сделать так и так.

Я свою функцию вижу в следующем. Когда меня спрашивают, я отвечаю, что думаю, вне зависимости от того, понравится это кому-то или нет. Я ни во что не встреваю, потому что ни за что не отвечаю. Представьте себе, что я начну встревать, рекомендовать, а это, может быть, не соотносится с линией, выбранной̆ кем-то, во-вторых, это может причинить вред.

— В интервью Евгению Дзичковскому вы сказали, что последний исполком длился 4 часа 20 минут. Вы что, с секундомером на нём сидели?
— Я всегда смотрю, куда уходит моё время.

— Видимо, исполком вас утомил, раз вы запомнили точные цифры.
— Мой опыт показывает – после двух часов работы уже никто ничего не воспринимает. Делать перерыв – бессмысленно, все разбегутся. Надо планировать так, чтобы исполком продолжался максимум 2,5 часа. Возможно, надо просто меньше вопросов рассматривать.

— У вас в своё время были непростые отношения с Николаем Толстых.
— Более того, у нас были антагонистические противоречия. Но не между двумя людьми, а между двумя организациями. Шла борьба за власть: кто главнее — федерация или клубы. Кто будет управлять футбольными процессами. Каждый приводил свои аргументы. Клубы более авторитетные, там все деньги. Но, будучи вице-президентом ФИФА я понимал, что основная футбольная структура – это федерация. Надо укреплять федерации, в том числе кадрово. Нужно было закрепить главенствующую роль федераций в уставах ФИФА и УЕФА. Это моя заслуга. Я попросил Авеланжа, потом Блаттера, и мы записали в уставе, что лига – это организация, подчинённая национальной ассоциации. Её устав и регламенты подлежат утверждению национальной ассоциацией̆. И когда это стало законом, у нас все разногласия с Николаем Александровичем закончились. Мы стали работать дружно.

— Кто сделал первый шаг навстречу в ваших отношениях?
— Инициатива всегда исходила от меня. Я всё-таки поработал и в хоккее, а там таки-и-е люди были, что после них ничего не страшно (смеётся).

— Вам не кажется, что сейчас в руководстве РФС не хватает человека, который мог бы поспорить, с чем-то не согласиться, попытаться отстоять свою точку зрения?
— Я знаю, что Никита Павлович Симонян и Александр Мирзоян всегда высказывают своё мнение.

— А вы отстранились?
— Я, повторю, готов советовать, но лезть в не свои дела не хочу. Пока я не вижу ситуации, в которую мне надо вмешаться. Быть посредником между РФС и РФПЛ? Я готов, но должна быть воля двух сторон. Мне кажется, им надо больше встречаться один на один, а не публично дискутировать. Все равно такие дискуссии результата не принесут.

— Вы как-то сказали, что если РФС не удастся найти спонсоров, то под угрозой окажется контракт с Капелло. Но насколько я знаю, контракт Капелло оплачивается Сулейманом Керимовым и Леонидом Федуном.
— Возможно, но организационные вопросы все же лежат на РФС, а там тоже немаленькие суммы – это чартеры, поездки группой на Кубок Конфедераций. Поэтому, если сейчас у РФС не найдется финансового партнера, мы откатимся на 10 лет назад, и тренеры, за исключением Капелло, будут получать по 3 тысячи долларов.

— Как найти источник финансирования, когда, по слухам, из администрации Президента дана команда олигархам не тратить деньги на РФС?
— Сегодня ситуация такая, что генеральных спонсоров назначают в Кремле. Значит, надо вместе с Виталием Мутко идти в Кремль и договариваться. Ведь Мутко выступает инициатором в какую федерацию какого спонсора привлечь. Я не верю, что кто-то может бойкотировать РФС. В РФС 17 сборных команд. Не помогать РФС – значит дать команду развалить российский футбол. Думаю, в администрации таких людей нет.

— Тем более на РФС висит непонятный долг в 800 миллионов рублей.
— С этим долгом будет разбираться Евгений Гинер. Пока никому не понятно, откуда он взялся.

— Вы в бытность президентом, когда уходили, сколько долгов оставили?
— Я не долги оставил, а прибыль. Семь миллионов долларов плюс подписанные контракты. У нас в то время не было таких телевизионных контрактов, какие есть сейчас. Максимум, что мы зарабатывали с чемпионатов мира и Европы – 4 миллиона швейцарских франков. Половина из него шло команде. Половина оставалась, а бюджет на все сборные – 5,5 миллионов. 3 миллиона надо было где-то находить.

— Согласитесь, с властью надо дружить. Вы были независимым президентом – вас убрали, и эта участь ждет каждого руководителя, который̆ не найдет контакта с первыми лицами.
— Первый контракт я, как президент РФС, подписал с «Газпромом», когда его возглавлял Вяхирев. Это был всего миллион долларов. Но по тем временам – серьезные деньги. И сейчас надо с кем- то пойти мы знаем куда. Этот кто-то – Мутко. Без него никуда не денешься.

— Это правда. Потому что если не пойти самим, придут за тобой. Помните, как вас вызвали на ковер к Дмитрию Медведеву,– в ту пору он был руководителем администрации президента?
— Конечно помню. Я примерно понимал, о чем пойдет разговор, и принес туда две папки. В одной – очень большой – была программа по развитию футбола, в другой – маленькой – уставы ФИФА и УЕФА. То есть я был готов побороться за свои идеи. Я спросил Дмитрия Анатольевича, с какой папки начнем, он сказал: давайте с маленькой. Я все понял. Зачем было тратить энергию и что-то объяснять, мы начали с маленькой папки и быстро пришли к консенсусу.

— Дмитрий Анатольевич тогда был таким же мягким, как сейчас?
— Он никогда не был мягким. Он очень жесткий. Прежде чем к нему идти, я позвонил одному человеку, он сказал, что Медведев жесткий, поэтому вести себя надо с ним четко и понятно.

— Это был самый страшный, волнительный момент в вашей жизни?
— Нет, что вы. Поход к Медведеву по сути упал на подготовленную почву. Я для себя решил, что если в 2005 году мы не выходим в финальный турнир, я в любом случае ухожу. Поэтому шел без всяких волнений. А вот был момент, когда меня в советские годы вызывали на заседание Комитета партийного контроля. Там было страшно. Потому что в то время лишиться партийного билета – значит поставить крест на карьере, сломать жизнь. В лучшем случае мне оставалось бы преподавание в вузе, да и то могли не допустить. Дело было так. Из одной команды поступило анонимное письмо в ЦК КПСС, что футболисты получают зарплаты на заводе. Письмо попало к Павлову, он поручил разобраться мне. Я направил туда комиссию во главе с секретарем нашей партийной организации Леонидом Шевченко. Он поехал, посмотрел все бухгалтерские бумаги, нигде фамилий футболистов нет. Вернулся, написал мне отчет, я его отправил Павлову. Тот информировал ЦК КПСС, что сигнал не подтвердился. Через 2-3 месяца новое анонимное письмо приходит в ЦК, мол, я уже вам писал, но мер никаких не принято, до сих пор футболисты получают незаконную заработанную плату. Тогда на этот завод направляют работника комитета партийного контроля, а завод военный, и у проверяющего есть право доступа во все цеха. Он спустился в военный цех и там, действительно, в этом закрытом цеху футболисты получали зарплату. Он вернулся, доложил: Павлов ввел в заблуждение Центральный Комитет партии. Но получается ввел в заблуждение я, мне же было поручено разобраться. И мое дело вынесли на комитет партийного контроля. Я, начальник управления, член ЦК КПСС, прихожу, а там человек восемь сидят. Я спокойно монотонно начинаю объяснять, в чем дело. Тут одна дама с пышной прической не выдерживает: что вы тут нам таким тоном все рассказываете, к нам министры приходили – дрожали, считаю, товарищи, надо исключить Колоскова из партии. Сердце, конечно, екнуло. Вступился Сыч. Говорит, Вячеслав Иванович, заслуженный человек, под его руководством у нас только победы. В общем, подискутировали и вынесли строгий выговор. Вот там, действительно, было волнение и стресс.

— У меня есть несколько историй, связанных с вами. В далеком 1993 году я присутствовал на вашей пресс- конференции по поводу письма четырнадцати игроков сборной против Садырина. Были вы и Тарпищев – в ту пору личный тренер президента Ельцина. Вы защищали Садырина, Тарпищев – игроков. Я стоял рядом с дверью. Вдруг во время пресс-конференции зашел крепкосложенный незнакомый мне человек и, проходя мимо, наступил мне на ногу, правда тут же извинился. Потом я выяснил, что это был авторитетный в определенных кругах Отари Квантришвили. Его потом убили. Так вот, он очень жестко «наехал» на Тарпищева и встал на защиту вас и Садырина. Приход Квантришвили – ваша инициатива?
— Это спонтанно получилось. Он пришел на заседание своего борцовского комитета, потом он ведь возглавлял партию спортсменов и довольно часто был в олимпийском комитете. Когда он узнал о нашем мероприятии, то решил зайти. Он, действительно, резко высказался: если спортсмен публично выступает против тренера, то такой спортсмен никогда не должен быть в сборной команде. Мы в борьбе такого никогда бы не потерпели. До этого Квантришвили я видел всего один раз в жизни. Он пришел ко мне с предложением войти в его партию. Я отказался, сказав, что в одной партии я уже был, с меня достаточно. Я порекомендовал Никиту Симоняна, который короткое время был в числе руководителей этой партии.

— Еще одна история датируется 1998 годом. У вас был непростой период и мы встречались с вами за городом под бдительным оком нанятой вами охраны.
— Это был период выборов президента РФС. Отношения в футболе накалились. Я боялся каких-либо провокаций. Мое физическое устранение было никому не интересно. Но могли что-то подбросить, устроить какую-то провокацию. Поэтому две недели у меня была охрана.

— И тем не менее, надо отдать вам должное, когда в то время я попросил об интервью, вы тут же согласились встретиться. Впервые я тогда беседовал с человеком из спорта, покой которого охраняли крепкие ребята. А в 2003 году вы сказали мне, если захотят убить – убьют, никакая охрана не поможет.
— Я в этой жизни ни с кем не ссорился до такой степени, чтобы кто-то мог пожелать моей смерти, поэтому даже когда градус отношений накалялся, я практически ничего не опасался. Я умею находить с людьми общий язык и считаю, что диалог всегда предпочтительнее прямой конфронтации.

— Вы тщеславный человек?
— В определенной̆ мере – да. Но я никогда не ставлю тщеславие впереди себя. При этом я считаю, что не сделал ни одной серьезной ошибки в своей карьере.

— Так бывает?
— Не знаю. Я оцениваю свою жизнь именно так.

— Сейчас в России правят «питерские». А вы из какого клана?
— Я из рязанского (смеется). За мной никто не стоял. Я родом из барака и все заработал своим горбом.

Полное интервью Вячеслава Колоскова — в августовском номере журнала «Еврофутбол» из которого вы также узнаете, что объединяет Колоскова и Черчилля, что он думает о гибкости Толстых, пользуется ли интернетом и многое другое. Также в номере портретная зарисовка о новичке «Спартака» Тино Косте, интервью с Радамелем Фалькао, рейтинг жен российских футболистов, артист эстрады Михаил Грушевский сравнивает наш чемпионат со звездными войнами и еще много интересного.

Обложка августовского номера журнала «Еврофутбол»

Обложка августовского номера журнала «Еврофутбол»

Комментарии