— Вынужден извиниться, но французская федерация просила сократить перевод на русский. Ответы будут сжатыми, но, как только Дидье Дешам уйдёт, я помогу составить полную версию.
Переводчик с французской внешностью удивил не только неожиданной для этой ситуации тактичностью, но и уверенным русским языком.
— Да я армянин, вырос в Новороссийске, — уточнил он.
Оказалось, что Давид Бабаев будет работать со сборной России не только во время товарищеского матча в Париже, но и во время всего Евро-2016. Сейчас живёт в Брюсселе, сотрудничает с разными фракциями Европарламента, работает с российскими и украинскими клубами, когда они приезжают в Бельгию или Францию.
— Как вам сейчас живётся после терактов? – дежурно посочувствовал я, и разговор затянулся почти на час.
«Выпускные в США – это реально «Американский пирог»
— Как новороссийский армянин может оказаться в Бельгии?
— Тут сложнее история. Я – тот армянин, который ещё и родился в Баку. Отношения между странами понятные были, поэтому после распада СССР семья переехала в Новороссийск. В «Черноморце» как раз играл мой дядя, Эдуард Саркисов. Это сейчас футболист может достать родственнику билеты в VIP-сектор, но тогда сидели на «Труде» за воротами, семечки лузгали. Был настоящим фанатом, жаль только не застал еврокубковые матчи с «Валенсией» — в то время уже жил в США.
— Интересный поворот.
— Заканчивал специализированную английскую школу, поэтому появился шанс попасть в программу по обмену. Не сказать, что я был счастлив уезжать, тем более Миннесота для новороссийского армянина не очень подходит. Там дико холодно. Честно, в городе афроамериканцев даже нет. Как и любых других типичных для США наций. Это такая очень богатая, белая, самодовольная трамповская Америка. Уверенные в себе люди ведут бизнес, зарабатывают хорошие деньги, хранят традиции и чувствуют себя замечательно. Я, кстати, сам поддерживаю Трампа на выборах. Интересно, как он, жёсткий мужик, будет менять нынешний стиль США. С Хиллари Клинтон там точно не будет ничего нового.
— К армянину в Миннесоте тоже напряжённо относились?
— Нет. Там вообще никого не интересует, кто я такой. В Миннесоте о России-то толком ничего не известно. Вот ты знаешь о противостоянии сверхдержав, а в конкретном штате США всё это превращается в миф. У нас парень учился из Албании, его все спрашивали: «О, ты из Албани, из этого района Нью Йорка?!». «Нет, — отвечает. – Албания – это страна». «Страна»?! И так всегда. То есть шутки Задорнова о тупых американцах для Миннесоты немного применимы.
Другое дело, что речь идёт не о глупости. Просто людям так хорошо, так спокойно, что они могут ни о чём не думать. Они работают, покупают дома, ездят отдыхать во Флориду, ходят на «Миннесоту Тимбервулвз» и отлично себя чувствуют. Какая Россия?! Какая Албания?! Они даже в Нью-Йорк не поедут.
— Любой россиянин, учившийся в США, с трепетом рассказывает о местном студенческом спорте.
— Да, это чудо. Команда из нашей школы вышла в финал и играла в «Таргет Центре» при 40 000 болельщиков. Это даже не студенческая – школьная команда. То есть пару дней назад на паркете там рубился Кевин Гарнетт, а сейчас там гуляешь ты. Гарнетт, кстати, очень крутой. Не просто здоровый чёрный парень, а какой-то блестящий чёрный парень. Аура потрясающая.
— Вы тоже играли в баскетбол?
— Нет. Я болел, с командой ездил. Мой спорт – футбол. В него не только девочки играют.
— А разве должны только девочки?
— Ну, к мальчикам отношение немножко такое. Знаете, ребята из американского футбола как прикалываются?! Они словами играют: в «соккер» играют «саккеры», «сосущие». Видимо, поэтому девочек реально больше в футболе. Другое дело, что даже на матчах нашей команды всегда был полный стадион. Думаю, причина интереса та же. Люди слишком хорошо живут и умеют развлекаться. У них нет больших проблем, поэтому есть время на баскетбол, футбол. Плюс в США очень крутое патриотическое воспитание, где спорту уделяется огромное внимание. Круче, чем американцы, свой гимн не поёт никто.
— Ещё никто круче американцев не справляет свои выпускные. У вас он был?
— Да, и это всё реально похоже на «Американский пирог». Ты должен прикатить на бал на лимузине, повязать девочке цветочек на резиночке. Без пары тебя вообще не пустят. В последние месяцы нужно реально ходить и искать подругу на выпускной. После бала все едут в большой дом с бассейном, дико напиваются и делают все сопутствующие вещи. Такое ощущение, что молодёжь реально стремится делать выпускные как можно ближе к сценариям фильмов. Так было и в Миннесоте, и в Нью-Йорке, куда я уехал после школы и прожил счастливые полгода.
— Счастливые, потому что афроамериканцев наконец увидели?
— Да я просто соскучился по России, а на Брайтоне вообще не нужно было говорить на английском. Везде эти одесские бабушки, которые на лавочках шепчутся: «О, какой хороший бухарский мальчик»! Но главное впечатление – это спортивные газеты. В Миннесоте никакого «Спорт-экспресса» не было, а на Брайтоне я утром летел в библиотеку, находил копию газеты и проводил замечательные 30 минут. Я, конечно, подрабатывал тогда в кафе «Татьяна», но это была замечательная, лёгкая жизнь. А вот в Бельгии я уже начал серьёзно работать.
«Самое популярное имя в Брюсселе – Магомед»
— Как переехали в Бельгию?
— Отец и мама вынуждены были уехать. Я хотел стать медиком, но начал изучать перевод. Довольно быстро попал в крутую компанию Bombardier, которая продаёт самолёты и поезда. Работал как раз над проектом Сочи-2014. Мы делали «Ласточку», но тендер взял «Сименс».
— Почему они?
— К сожалению, не могу сказать. Остановимся на варианте: «Сименс» отлично выиграл.
— Понятно.
— Нет, даже не так: «Сименс» отлично выиграл контракт с РЖД.
— Вы лично с Якуниным переговоры вели?
— Я не вёл переговоры с Якуниным. Переводил договор, где должна была стоять его подпись. Но подписи в итоге не оказалось, потому что конкурент выиграл, а нас, 30-40 человек, сократили. Я работал в Сочи переводчиком, сел в «Ласточку» и подумал: плевать на всё, но наш поезд был точно лучше.
Давид Бабаев
Фото: Денис Тырин, «Чемпионат»
— Что дальше?
— Вернулся в университет в Монсац, начал писать диссертацию, потом оказался в Брюссельском свободном университете, где и сейчас преподаю историю политики России. Читаю курс от времён Брежнева до современной России. Вот уже подбираемся со студентами к Путину.
— И как отношение к России?
— Традиционно напряжённое. Россия – угроза. И мне это всё больше непонятно. Русские как раз очень легко интегрируются в общество. Они учат язык, хотят работать, мы не знаем о русской этнической преступности. Но со времён СССР есть будто какое-то программирование. Европейцы реально чувствуют угрозу именно от России.
— У вас было время, когда сами поверили, что Россия враг?
— Было время, когда начал гнать на Путина. Вот там полицейское государство, вырос доллар и так далее. Сейчас отношение меняется. Я просто помню, как мы жили в Новороссийске. В конце 90-х безработица была, машины взрывались, бандиты решали проблемы. Сейчас ведь совсем другая жизнь. Даже после кризиса я звоню друзьям: «Ребята, как вы там живёте»?! А у них всё хорошо. Не так шикарно, как в 2008-м, например, но никто не бедствует точно.
Да, с приходом Путина выросла в цене нефть, но дело вообще не в этом. Сейчас мы со студентами анализируем, что нынешний вариант развития огромной России – чуть ли не единственный возможный путь безопасного существования. Конечно, можно было делать из страны Америку, но это, конечно, риск, хотя и очень сладкий. Единственное, что меня лично напрягает, это передача благ и крупных заказов ближайшему окружению президента.
— Бывает ли вам обидно слушать что-то о России?
— Бывает, что я эти обидные вещи говорю сам. Вот, например, иногда я перевожу мероприятия в Брюсселе, и там выступают российские оппозиционеры – Касьянов, Каспаров, другие. Иногда приходится доносить тезисы, с которыми вообще не согласен. Или вот выступал представитель Азербайджана: «А сейчас мы говорим о так называемом геноциде армян. И я, армянин, вынужден тоже говорить «так называемый». А потом на сцену выходит посол Армении и на весь мир объявляет: «Думаю, переводчик ошибся, исковеркал слова, сказав «так называемый», потому что геноцид – факт неопровержимый».
— Досталось вам.
— Конечно, тем более трансляция на весь мир велась. Но после заседания посол подошёл уже ко мне: «Да все поняли, что ты перевёл правильно, но, извини, политически я должен был усомниться именно в твоей компетенции».
— Вы хоть раз отказывались от перевода фраз?
— Только если речь велась на незаявленном языке. Я перевожу с французского и английского на русский, тогда как украинские делегаты в последнее время используют родной язык. В таком случае я прошу повторить по-русски.
Я просто помню, как мы жили в Новороссийске. В конце 90-х безработица была, машины взрывались, бандиты решали проблемы. Сейчас ведь совсем другая жизнь. Даже после кризиса я звоню друзьям: «Ребята, как вы там живёте»?! А у них всё хорошо. Не так шикарно, как в 2008-м, например, но никто не бедствует точно.
— Это миф, что европейское ощущение опасности немного смещено от реальности в сторону России?
— Не миф. Я уже говорил.
— Где вы были во время терактов в Брюсселе?
— Как раз в Брюсселе.
— Нападения были неожиданными?
— Для бельгийцев — да. Для нас, русскоговорящих, – нет. Скажу больше. В четверг по ТВ объявили о задержании организаторов терактов в Париже. В понедельник на лекции по русской политике мы обсуждали со студентами возможные последствия. Пришли к выводу, что теракты могут произойти у здания Европарламента. Во вторник там уже гремели взрывы.
— Всё так просто?
— Да, всё, что происходит в моём любимом городе, абсолютно предсказуемо. Коренные бельгийцы просто переиграли в толерантность. Они позволили всё. Мигранты? Пожалуйста! Но ассимиляция при этом – запрещённое слово. Мол, как это так, мы не можем убеждать людей принимать чужие традиции, пусть живут свободно. Пусть не учат язык, пусть не работают, пусть получают гражданство и пособия в 800-900 евро – лишь бы голосовали правильно. Лишь в некоторых регионах Бельгии есть специальные экзамены для мигрантов – в Брюсселе они могут делать всё, что захотят.
— А безопасность?
— Какая безопасность?! Все деньги пущены на социалку, на развлечения. Станция метро, где был взрыв, одна из самых охраняемых, но, чтобы понять уровень, там ходит пара полицейских с автоматами и всё. Я повторю, бельгийцы просто уверены, что вот уж с ними точно ничего не случится. Мол, мы ведь такие гостеприимные, ненавязчивые, добрые.
— Сейчас в России ходит мем, что начальник бельгийской полиции – трансвестит.
— Это обратная сторона пропаганды. Такой начальник полиции был, он действительно одевался как женщина, но был уволен. Другое дело, что недавно бельгийские полицейские и военные устроили оргию. Так что посыл верный. Защищаться страна разучилась, потому что не чувствует опасности.
— После взрывов страшно?
— Страшно. Зонт у кого-то упал в метро – и ты дёргаешься.
— После серии терактов в Москве в конце 90-х, начале 2000-х в метро невольно оглядывались на женщин в парандже.
— В Брюсселе на это оглядываться нереально, потому что женщин в парандже очень много. И мужчины-мусульмане могут просто начать молиться в общественном месте. Это уже никого не удивляет. Я с уважением отношусь ко всем этносам, но сам лично стараюсь лишний раз побриться, чтобы никого не нервировать. Парень я тёмный, борода растёт быстро.
— Брюссель действительно сильно изменился за последние годы?
— Опять же, никого не хочу обидеть. Но если брать статистику за последние пять лет, то самое популярное имя у новорожденных – Магомед…
— Евро-2016 тоже под угрозой?
— Всё-таки думаю, что французы справятся. Даже в Париже есть потерянная брюссельцами национальная идентичность, традиции. Плюс уровень полиции намного выше. Очень надеюсь, что всё пройдёт хорошо. Я лицо заинтересованное, буду работать со сборной России.
Фото: facebook.com/david.babaev
«Страшнее всего переводить Венгера»
— Как вы попали в большой футбол?
— Ещё во время учёбы жена мне говорила: «Давид, ты же любишь футбол, может, будешь переводчиком там работать»? Для меня это как что-то невероятное звучало. Но однажды позвонил товарищ: «Не хочешь белорусам и французам помочь»?! Дали телефон специального британского агентства, я с ними связался, получил работу. Тогда сборная Белоруссии выиграла 1:0, а я сильно волновался, как себя будет вести Лоран Блан. И он меня поразил. Никакого крика, эмоций – тренер спокойно признал поражение, интеллигентно ответил на все вопросы.
— Почему футбольный перевод иногда получается диким?
— Потому что люди иногда не ориентируется в самой игре. Наймёт клуб или федерация женщину из института иностранных языков, а она мучается. Так и получаются хиты типа: «Мяч залетел за пересечение штанги» и в таком духе. Однажды я попросил подменить меня очень крутого переводчика, не буду говорить его имя, но он ничего не понимал в футболе и выдал что-то вроде: «В матче настоящего конца, пока не пришёл конченый конец». Профессионалов действительно не так много, из-за этого страдают и игроки, и тренеры, и пресса.
— Есть ли вопросы, которые вы не перевели?
— Переводил всё. Это наша работа. Другое дело, если Дешаму задают четвёртый вопрос о терактах подряд и он отвечает то же самое, то я стараюсь дать информацию коротко. Или вот, может, вопрос Леониду Слуцкому о Владимире Путине был провокационным, но оценивать его не моя профессия. Другое дело, что ваш тренер – продвинутый человек и отреагировал с юмором. А вот, мне кажется, белорус мог бы встать и уйти, услышав вопрос о Лукашенко в таком контексте. Там президент а-ля Лорд Волдеморт. Не в том смысле, что злой, просто с ним лучше не шутить.
— Слуцкий – открытый и интересно говорит. Кого из россиян сложно переводить?
— Бердыева. Я его еле слышал, хоть и сидел рядом. Очень тихо, без артикуляции. Ну и ещё украинцы в последнее время предпочитают свой язык. В Европарламенте и во время сложных тем я, услышав украинский, прошу выражаться на заявленных языках конференции, а на футболе не хочу ввязываться, перевожу, потому что термины понимаю. Не хотелось бы вдаваться в политическую тему, но на почве отношений России и Украины конфликтуют даже сами журналисты, приезжающие с разными клубами. Чуть ли не до драк доходит. На это эмоционально очень сложно смотреть.
— Вы на скольких международных матчах работали?
— Близко к 30.
— Значит, можете сделать вывод об отношении футбола и прессы.
— Легко. В «Андерлехте», например, бывший тренер ругался с журналистами на пресс-конференции, а через пять минут шёл с ними пить пиво. Во многих клубах Франции, я не говорю о «ПСЖ», та же картина. Кажется, что в Европе люди занимается общим делом. В России и Украине видна жёсткая иерархия, расслоение. К некоторым пресс-атташе не подойти – что уж о футболистах говорить.
Бельгийцы просто переиграли в толерантность. Они позволили всё. Пусть не учат язык, пусть не работают, пусть получают гражданство и пособия в 800-900 евро – лишь бы голосовали правильно.
— Кто самый сложный человек для перевода?
— Вне конкуренции уже нынешний тренер «Андерлехта» Бесник Хаси. Думаю, его только албанец может понять. Он играл в Бельгии, говорит на нидерландском и французском, но так, что сами фламандцы просят меня расшифровать, что он имеет в виду. Когда тренер говорит на французском, они ждут английского перевода, чтобы дать что-нибудь в эфир. Тут приходится по ключевым словам приближаться к сути. Ещё сложно с Арсеном Венгером. Он ведь не француз в полном понимании этого слова: родился на границе с Германией в Страсбурге, великолепно говорит на немецком, а пресс-конференции даёт только на английском – у них в «Арсенале» такое правило. И вот я сижу в Марселе и перевожу его английский на французский – ощущение, будто сам перед Венгером экзамен сдаёшь. Ошибиться перед таким человеком очень стыдно.
— С Ибрагимовичем знакомы?
— Конечно. Однажды его спросили о влиянии жены на карьеру. Златан вспыхнул, схватил бутылку, и я понял, что сейчас она полетит в журналиста. Несколько секунд я прямо слышал, как тяжело Ибра дышит и сдерживает злость. Хорошо, что он задавил журналиста только словами.
— С российскими клубами есть истории?
— В этом году в Лионе не только переводил, но и объявлял голы по-русски на стадионе. Первый мяч – Дзюба. Второй – Дзюба. В перерыве подошли журналисты знакомые, говорят: «Ну, если хет-трик сделает, то ты уж скажи: «Дзюбиньо». Когда «Зенит» выиграл, а Артём не забил, я даже немного успокоился, потому что немного опасался за результат импровизации. Нужно ведь сочувствовать хозяевам, за какую команду ты бы ни болел.
— Вы позволите Виталию Мутко на Евро говорить по-английски?
— Я буду, кстати, переводить его и перед товарищеским матчем во Франции. У нас в сценарии записано. Не уверен, что он приедет в Париж. Но буду рад оказаться за одним столом с министром спорта РФ и донести его посыл до французских коллег.
— День назад вы выложили в «Фейсбуке» расшифровку знаменитой речи Мутко: «Лет ми спик фром май харт». Верите, что он выучит английский к ЧМ-2018?
— Я готов ему в этом помочь.