Сергей Игнашевич – о ЦСКА, «Локомотиве», Слуцком, Газзаеве и ЧМ-2018

Игнашевич редко общается с прессой – зато каждое его интервью становится событием. Для журналистов, болельщиков. Формулировать мысли Сергей – теперь Сергей Николаевич – умеет, как мало кто в мире российского футбола, а событий в его карьере было столько – на несколько томов мемуаров хватит. На этот раз у рекордсмена сборной по количеству матчей был ещё и серьёзный информационный повод нарушить молчание. Даже два. С них и начали.

— Наши поздравления с первой тренерской медалью – за победу в молодёжном первенстве. Что ещё вам дал этот год в новом качестве?
— Понимание, что это – моё. Мне комфортно в этой роли. Первые месяцы осматривался, а потом почувствовал, что очень нравится. Получил необходимые методические знания, за что благодарен ЦСКА, главному тренеру молодёжной команды Андрею Аксёнову и всему её штабу. Сейчас нахожусь в предвкушении самостоятельной работы. Появилась уверенность. Осталось попробовать.

— То есть вы уходите из ЦСКА?
— В ЦСКА сегодня у меня нет возможности для самостоятельной работы, только в детской школе. Имея такой богатый практический опыт в профессиональном футболе, хочется реализовать себя на взрослом уровне. Продолжать помогать интересно, но я понятливый, получил необходимые методические знания. Есть желание поскорее применить их на практике. Тем более в голове много разных мыслей и идей, которые просто требуют реализации. Вы же видите, что происходит в Лиге чемпионов? После таких матчей даже уснуть тяжело. Чувствую в себе силы и способности начать карьеру главного тренера. Поэтому просто сидеть в дубле, тратить время и деньги клуба не хочу. Буду работать в сборной Черчесова, поеду стажироваться, учиться и искать варианты самостоятельной работы.

— Грустно покидать ЦСКА?
— Конечно, ведь это мой дом. С другой стороны, у меня начинается новая жизнь, и здесь не до сентиментальностей.

— А вы сентиментальный человек?
— Да.

— Когда последний раз ловили себя на проявлении сентиментальности?
— В прошлую среду, когда смотрел «Аякс» — «Тоттенхэм». А до этого днём ранее.

— Объясните нам как профессионал, что происходит в этой Лиге чемпионов?
— Все команды, которые добились успеха в еврокубках этой весной, – тренерские. За ними очень интересно наблюдать. Посмотрите, как доминирует «Ливерпуль» Клоппа, – это что-то невероятное. Его вертикальный футбол эффективен вне зависимости от того, кто появляется в группе атаки. Люди выходят на замену – и их не отличить от лидеров. При этом никто не тянет одеяло на себя. Крайние защитники показывают запредельный уровень самоотдачи. Тот же Вейналдум, хоть и был недоволен местом в запасе в матче с «Барселоной», вышел со скамейки и сделал результат. Моуринью правильно сказал, что этот «Ливерпуль» — команда Клоппа. Когда видишь такую волшебную игру и влияние тренера на команду, желание тренировать утраивается.

«Тренер, а не пойти ли вам...?»

— Вы ведь ещё футболистом стали готовить себя к новой роли, пошли в тренерскую школу.
— Да, я сделал это два года назад, летом. Всегда чувствовал в себе педагогические способности. С удовольствием воспользовался возможностью поступить в Академию тренерского мастерства. Ранее действующим игрокам не разрешали учиться на лицензию.

— Как совмещали с тренировками? Или Гончаренко отпускал?
— Мы учились в паузы на сборную. Было порядка семи семинаров. Теоретические и практические, где мы учились проводить тренировки. После занятий собирались и совместно анализировали ошибки. Было очень любопытно и познавательно. Первые несколько семинаров руководителя Академии Лексакова просидел с открытым ртом.

— Чем в футболе можно удивить Сергея Игнашевича?
— Мне самому казалось, что многое знаю и понимаю. А некоторые истории из практики заставляли по-настоящему удивляться.

— Например?
— Вот случай из реальной практики. Тренер приходит в новую команду. Собрание, он представляется, рассказывает о планах на сезон. И тут с последнего ряда доносится голос ведущего игрока: «Тренер, а не пойти ли вам…»?

— Как отреагировали бы, если бы вас отправили по известному адресу?
— Тут только один выход – сразу отстранить футболиста от работы. Потом уже разбираться с ним: или клубу, или тебе лично.

— Что позволяет тренерская лицензия категории А-UEFA, которую вы получили в декабре?
— Формально — быть ассистентом главного тренера в любой лиге. Мне нужно отработать полтора года по этой лицензии, и тогда смогу поступить на категорию Pro. Но есть примеры, когда команду Премьер-Лиги возглавляет тренер без этой лицензии. Например, Мусаев в «Краснодаре».

— Какое главное человеческое качество для тренера?
— Могу назвать три, которые считаю главными в работе.

— Давайте.
— Первое – требовательность. Второе – справедливость. Третье – порядочность.

— Ваша супруга рассказывала, что вы завели себе специальный компьютер, к которому даже детям запрещается прикасаться. Что там за секреты?
— База упражнений: видео, тактика — всё то, что я находил для себя интересным. Особенно много занёс в последний год, когда уже начал работать. По большей части это методические записи. Помечал в телефоне, потом переносил в компьютер. По сути, я составил свою базу тренировок: как проводить подготовительную часть, основную и так далее. Таким образом готовлюсь к самостоятельной работе.

— Какие ошибки других тренеров не хотели бы повторять?
— Один из главных моментов в тренерской работе – коммуникация с футболистами. Игроки должны понимать требования тренера. Ярчайший и свежий пример – «Ливерпуль». Влияние Клоппа на мотивацию игроков команды очевидно, даже несмотря на высокий уровень исполнителей в атаке.

«Я не прав в истории с весами, но поступил, как считал необходимым»

— 30-летний Игнашевич правильно вёл себя в ситуации с Валерием Газзаевым? Взять ту же знаменитую историю с весами, которые вы спрятали зимой во время сборов в 2008 году, чтобы отменить ранние взвешивания.
— Это опять же вопрос коммуникации. В футболе масса примеров, когда более сложные ситуации разрешались путём диалога тренера и игрока. Нужно понимать корни проблем и не запускать ситуацию, как её в своё время запустили в нашем клубе.

— За пару лет до этого ваши отношения казались идеальными.
— Да, отношения были очень хорошими. Но всё исчезло ровно в тот момент, когда команда перестала добиваться результата. Начались поиски виноватых. Пришло осознание, что иногда тренер воспринимает футболиста как материал.

— Тем не менее: вы тогда были правы?
— Безусловно нет. Но поступал так, как считал необходимым в тот момент. Если представить похожую ситуацию со мной в роли тренера, то в первую очередь стоит задуматься, в чём причина подобного поведения игрока. Если он просто подлец – это одно. А если борется за справедливость — нужно разбираться.

— Тогда нельзя было промолчать, не высовываться?
— Я был капитаном ЦСКА и должен был реагировать на ситуацию. Статус обязывал принимать решения в интересах команды.

— Никогда не жалели о сказанном?
— Можно пожалеть потом, по факту плачевного для меня исхода. Сказать себе: «Ну куда ты лезешь?». Но в тот момент не мог позволить себе поступить по-другому.

— Сближения с Газзаевым за последние годы не произошло?
— А как оно могло произойти? Валерий Георгиевич давно не в футболе. Мы не пересекаемся. При редких встречах на каких-то мероприятиях здороваемся и обмениваемся парой слов.

— Есть в мире футбола человек, которому не подадите руки?
— Нет. Мне кажется, я умею прощать. Какие-то эмоциональные порывы бывают, когда чувствуешь несправедливость. Но потом остываешь и понимаешь, что, возможно, человек и не хотел тебя обидеть. Может, он именно так видит эту ситуацию и, совершая глупость, сам об этом жалеет.

«Парфён Рогожин из «Идиота» — это Мамаев»

— Вы правда до сих пор тренируетесь?
— Если в тренировочном процессе не хватает игрока, с удовольствием подключаюсь. Как Виктор Савельич в первой команде, даже круче (смеётся).

— О вас в последние годы говорили как об образцовом режимщике. Даже сейчас, когда мы предложили вам кофе, вы отказались от сахара. Диета?
— Последние лет десять свёл употребление сахара к минимуму. А режим не такой уж и сложный. Главное – сон и питание. Сложность в том, чтобы не давать себе слабину, когда возникает такой соблазн. Алкоголь, конечно, должен быть исключён.

— Вообще?
— Практически. Больше бокала вина или кружки пива я себе не позволял. Если дать мышцам расслабиться – а алкоголь в первую очередь влияет на мозг и мышцы – собраться потом тяжело. Мышцы будут не готовы к работе. Ты получишь травму и потеряешь место в составе. Это цепная реакция. С возрастом приходит понимание.

— Сейчас к алкоголю такое же отношение?
— Да. Это уже привычка.

— Хотя бы раз в жизни напивались?
— Конечно.

— Не удивляетесь, читая интервью игроков более старшего поколения? Кажется, они выпивали чуть ли не через день.
— Меня очень впечатлили слова бывшего игрока киевского «Динамо» Владимира Бессонова: «Мы выпили столько, сколько нынешнее поколение борща съело» (улыбается). Историй, когда футболисты могли прийти с тренировки и сразу же полезть в холодильник за пивом или чем-нибудь покрепче, множество. Если раньше пили и играли в карты, то сейчас не пьют и играют в приставку.

— Не скажите. Счета Мамаева и Кокорина из «Эгоиста» и «Кофемании» поставили под сомнение миф, якобы современное поколение не пьёт.
— Я говорю про «совсем новое» поколение. Кокорину и Мамаеву всё-таки уже по 30. А нынешние молодые ребята действительно очень профессионально относятся к себе и к тому, чтобы построить свою карьеру. Не пьют, не курят, не убегают со сборов, в общем, уже так не чудят. Вот добавить себе в питательный рацион биологически активные добавки без ведома врача — могут. Но с этим можно успешно бороться.

— Ситуация с Мамаевым – вашим хорошим приятелем – стала личной болью?
— Да. Я ему сочувствую. Грустно, что всё так получается.

— Вы анализировали ситуацию? Нет ощущения, что футболисты к этому шли – всеми своими инстаграмными вызовами обществу и прочими художествами?
— Вы так анализируете, потому что знаете их только по «инстаграмам». Я знаю ребят давно. Поэтому мне просто больно из-за того, что так вышло.

— Хотите сказать, что эта история для них нетипична? Тот же Мамаев, как казалось со стороны, всегда любил показать свою крутость. Пусть и без подобных последствий.
— Любой человек имеет право на ошибку. Нужно уметь прощать и давать людям шанс исправиться. Например, я бы пригласил их к себе в команду после всей этой истории. Мамаева я видел в разных ситуациях и знаю: на него можно положиться.

— Какое наказание было бы справедливым?
— Безусловно, они совершили неприятный поступок и заслуживали наказания. Но как его вычислить, соизмерить с тем ущербом, который они причинили, сказать трудно.

— Была возможность передать Павлу какие-то слова?
— Я написал ему сообщение со словами поддержки. Мне ответила его жена, сказала, что телефон у неё. Обещала передать Паше.

— Расскажите нам что-то хорошее про Павла.
— У Паши широкая русская душа – со всеми достоинствами и недостатками. Парфён Рогожин из «Идиота» — это он. Подарить на последние деньги шубу девушке, в которую влюбился, как сделал персонаж Достоевского, — это про Пашу.

«Очень плохо спал перед последним матчем за ЦСКА»

— Завершив игровую карьеру, что смогли позволить себе из того, чего не позволяли раньше?
— Забавный вопрос. Конечно, теперь я не так тщательно слежу за весом. Но главное изменение – перестал уставать. Я понял, что последние 20 лет жил в состоянии постоянной усталости – физической и психологической. Сейчас появилась лёгкость, которой раньше не было. Могу уделять больше внимания семье, дарить новые эмоции детям.

— Известный немецкий защитник Мертезакер признавался, что последние годы в футболе превратились для него в муку – всё осточертело. Ваш случай?
— Нет. Хотя я могу понять Мертезакера. Он ведь тоже защитник.

— И?
— С защитников в футболе спрос особый. Нападающие или полузащитники могут позволить себе где-то дать слабину. А если защитник на секунду опустил голову, сразу же может прилететь неприятность. Один случайный вынос от своих ворот, нападающий убежал один на один – и всё, ты уже не защитник. Концентрация должна быть постоянной. Поэтому если вы меня сейчас спросите: тянет ли меня на поле, отвечу однозначно: «Нет». Не хочу испытывать те же стресс и давление, что и раньше.

— Выскажем версию: вы так долго не заканчивали, потому что в глубине душе хотели сыграть на чемпионате мира.
— Так и есть. Если бы этого ЧМ не было, я мог закончить на год раньше. Но размышлял так: «Если меня позовут, я должен помочь».

— Хоть одна причина могла повлиять на то, чтобы вы остались ещё на сезон?
— Нет. Я еще в январе 2018 года сказал Роману Бабаеву, что закончу карьеру летом.

— Не испытывали грусти из-за того, что тот ЦСКА, с которым связано столько побед, рассыпается? Было же понятно, что вместе с вами команду покинут Вернблум, Натхо, братья Березуцкие…
— Я не смотрел на ситуацию как болельщик. Меня интересовало собственное будущее. Очень грустно было перед последним матчем с «Анжи». Я не знал, что меня ждёт в будущем. Не было никаких перспектив. Договорённость о работе в молодёжке ЦСКА была достигнута уже после чемпионата мира. А тогда клуб был заинтересован в том, чтобы я продлевал контракт игрока, как и братья. Руководство вело переговоры только с этой позиции. Я же осознавал, что всё, заканчиваю, и матч с «Анжи» — последний в ЦСКА.

— Дилемма.
— Это был один из самых сложных моментов в карьере. Я не знал, что дальше, не понимал, как мне лучше проститься с болельщиками. Плохо спал перед этой игрой. Очень волновался и на разминке, и по ходу матча. Плюс концовка игры была нервной. Счёт стал скользким – 2:1, а от этого матча зависело – попадем мы в Лигу чемпионов или нет. Поэтому эмоции после матча захлёстывали.

— Пустили слезу?
— Кажется, да. Хотя таких слёз, как после Хорватии, всё же не было. Вот тогда я окончательно понял, что закончил карьеру. Плюс мы вылетели с такого волшебного турнира. Зато всю усталость как рукой сняло. Раньше как: закончилась игра – думаешь о следующей, готовишь себя. А тут в один момент ощутил лёгкость и испытал настоящее человеческое облегчение.

— Досада от вылета была не такой сильной?
— Не такой, как могла бы быть в 20 или 30 лет. Вот тогда бы переживал и чувствовал примерно то, что сейчас ощущают футболисты «Аякса». А в том момент пришло осознание, что я уже посторонний в этом футболе и этой сборной. Я весь турнир себя таким образом мотивировал. Мне было легче, чем другим ребятам. Я понимал, что это точка, и после чемпионата мира ничего не будет. Мне было всё равно, что о моей игре скажут болельщики, специалисты.

— Так ли уж всё равно?
— Да. Потому что моя карьера футболиста закончится.

— Вы без трепета относитесь к собственному прошлому?
— Конечно. В футболе не живут вчерашним днём.

— И матчи свои не пересматриваете?
— Нет, что-то я пересматривал, даже детям показывал. Например, отрывки из финала Кубка УЕФА. Что-то смотрим с друзьями. По ТВ и в интернете периодически что-то появляется.

«Не поверил Бородюку, а он был прав»

— Гол «Тиролю» со штрафного – самый красивый в карьере?
— Да, мне его до сих пор периодически присылают в «директ» «Инстаграма». Мячи тогда были классные, летучие – Derbystar. Дури по молодости много в голове (улыбается). И сил побольше было, чтобы такие вещи делать.

— Три матча, которыми больше всего гордитесь?
— Хороших игр было очень много. Но раз вы просите выделить… Первый – победа над «Спортингом» в 2005 году. Если бы мы проиграли тот финал, это была бы серьёзная рана в душе. Второй – 0:0 с «Арсеналом» на «Эмирейтс». Да, у наших ворот хватало моментов, но, по собственным ощущениям, я провёл хороший матч на таком высоком уровне. Третий – последняя игра с хорватами. Она была очень эмоциональной. Я до сих пор шучу и детям говорю, что последним касанием в своей карьере футболиста я забил гол. Кто ещё может похвастать таким (улыбается)?

— Были ещё матчи, когда наворачивались слёзы?
— Бывало. Футбол – очень эмоциональная игра. Вы, опять же, наверняка видели, что было в полуфиналах Лиги чемпионов. Каждый день слёзы счастья или глубокого разочарования, даже у сильных людей.

— Многим Игнашевич казался железным.
— Защитник должен быть надёжным, хладнокровным и стабильным. Это должен быть человек, на которого могут положиться партнеры. Защитник должен защищать.

— Нести на себе этот груз – должен, должен, должен — тяжело?
— Меня он не закрепощал. Я понимал, что это важные требования к современному футболисту, который ставит перед собой высокие цели. На таких футболистах и держатся большие клубы, достигаются победы.

— Со стороны в последние годы вы выглядели в ЦСКА одиночкой. Были люди, которых могли назвать друзьями?
— Когда я начинал карьеру в самарских «Крыльях Советов», очень много общался с Александром Бородюком. Так вот он как-то сказал: «В футболе друзей нет». Я посмеялся, не понял, что он имел в виду: «Как нет? Смотри, сколько их у меня в команде». Генрихович добавил: «Со временем ты это поймёшь». И я понял: меняются команды, а вместе с ними круг общения вне поля. Со вчерашними друзьями ты уже бьёшься на газоне, ваши интересы пересекаются. Похожую мысль я вычитал лет десять назад в книге у Бекхэма: «Всегда близок тот партнёр, который сейчас плечом к плечу сидит с тобой в раздевалке, а не тот, с которым ты когда-то играл и хорошо проводил время».

— Погодите, но вы не меняли команду 15 лет!
— Да. Но в последние 7-8 лет в команде не было моих ровесников, за исключением Жени Алдонина. В сборной – были: Зырянов, Широков. С ними и с Женей я больше всего и общался, в том числе вне поля. Да и до сих пор продолжаю общаться. А в ЦСКА все были моложе. Даже братья – и те на три года младше. Доходило до того, что в команде появлялись люди в два раза меня моложе, ровесники моего старшего сына.

— А как воспринимали тот факт, что Гончаренко — почти сверстник?
— Вот над этим совершенно не задумывался. Я всегда чувствовал субординацию и старался соблюдать её.

— Гончаренко в гостях у «Чемпионата» рассказывал: когда вы оставались на скамейке, то порой давали ему советы по игре, и он к некоторым даже прислушивался.
— Конечно. Мы же все заинтересованы в результате. И я в силу своего опыта и понимания каких-то вещей пытался помочь ему. Если бы у меня была возможность прибегать к скамейке с поля и что-то подсказывать, это тоже была бы полезная информация. Вообще очень важное качество людей – и особенно тренеров – умение слушать. Брать ту информацию, которая тебе нужна. Потому что все мы занимаемся одним делом: и футболист Игнашевич, и тренер Гончаренко. Увы, сейчас, став тренером, я сталкиваюсь с тем, что многие молодые слушать не хотят или не умеют. У одних слишком высокая самооценка, у других просто нет понимания, что это важно. Но те, кто слушает, быстрее прогрессируют.

«Я не знал, что в матче с Испанией забил в свои ворота»

— Черчесов – из тех, кто умеет слушать?
— Да. И это было тем качеством, которое притягивало к Черчесову и позволило уважать его – как мне, так и ребятам в сборной. Он задавал вопросы – ты высказывал своё мнение. Есть люди – и вы их знаете — которые могут кивать и говорить «да», при этом смотреть в пол и соглашаться формально. А есть те, кто не только слушает, но и слышит. Он позволяет тебе полноценно участвовать и жить интересами команды. Это дополнительная мотивация игроку.

— У вас была уникальная возможность сравнить методики подготовки сборной России к двум самым успешным турнирам в новейшей истории – Евро-2008 и ЧМ-2018. Когда было сложнее?
— В плане нагрузок подготовка не сильно отличалась – разным было её восприятие. В 2008-м я не был знаком с этой работой, и она мне казалась тяжелейшей. Перед этим турниром нагрузка далась мне гораздо легче. Тем более в последние годы я уже учился на тренера и, в отличие от молодых ребят, понимал, что и для чего делается.

— Вы действительно чувствовали себя в июне 2018-го на пике готовности?
— Функциональная база важна, но все команды готовятся примерно одинаково. Решают другие нюансы – вопросы тактики, подбора коллектива, футболистов, акценты в атакующих и оборонительных действиях. Плюс мотивация. У нас она была высочайшей – всё-таки домашний чемпионат. Ещё мы чувствовали серьёзное давление общественности и не имели права на какую-то недооценку – ни соперников, ни турнира. У нас была совсем другая, не похожая на другие команды, история.

— Когда вы поняли, что Россия может пройти Испанию на ЧМ?
— Только перед серией пенальти.

— А до этого?
— (Улыбается.) Нет, конечно, мы все мечтали об этом. Но я помню теорию перед Испанией. Тренеры показывают нам, какие комбинации разыгрывают соперники. И тут в зале повисает такая пауза…

— Мхатовская?
— Почти. В комнате для теорий все рты пораскрывали. В какой-то момент мне даже показалось, что никто не дышит.

— В чём были нюансы?
— Испанцы идеально создавали большинство на флангах и вскрывали их. Почему мы и перешли на игру в пять защитников. До этого сборная играла в четыре, и это неплохо получалось. Черчесов с Ромащенко переживали, как команда воспримет этот переход. Нам было важно не дать вскрыть оборону через фланги. Туда должны были смещаться и опорный, и крайний полузащитники. Всё показывалось на теории. Тренеры не просто сказали, что так надо, а убедили в необходимости перехода на пятерку. То, что у нас не совсем получилась контригра, это другой вопрос. Но изначально было ясно, что нам надо терпеть и много бегать за мячом. Ну и надеяться в том числе на везение.

— Собственный автогол не давил по ходу игры с Испанией?
— А я не знал, что забил в свои ворота.

— Как так?
— Не почувствовал контакта с мячом. Всё произошло очень динамично. Развернулся, упал, и Серхио Рамос побежал радоваться. Я подумал, что он и забил. А посмотреть на табло всё не успевал – было не до этого. И только в паузе перед дополнительным временем поднял туда глаза. Смотрю: на табло Игнашевич, Дзюба. Думаю: стоп, откуда взялся Игнашевич (улыбается)?

— Волновались, подходя к точке в серии послематчевых пенальти?
— Это было очень стрёмно – что в первый раз, что во второй. К тому моменту я дико устал. И, возможно, из-за этого какие-то чувства просто атрофировались. Я понимал, что нужно просто чётко исполнить технический приём. Надо придумать способ пробития пенальти и не менять его по ходу разбега.

— То есть у вас без экспромтов?
— Пример Феди Смолова доказывает, что экспромты тут – не лучшая идея. Мне показалось, в матче с хорватами он сначала хотел пробить по центру, а потом ударил чуть левее.

— Когда шли к «точке» в «Лужниках», не было мысли: «Господи, какие же эти ворота крошечные, а де Хеа – здоровый»?
— Думаю, схожие чувства испытывают все защитники, оказываясь у ворот соперника. Поэтому пенальти чаще бьют нападающие, игроки атаки. Они привычнее к этой обстановке.

— Почему же вы били с первых дней пребывания в ЦСКА?
— Была уверенность в своих силах. Плюс сильный удар. Даже если не уверен, в какой угол бить, всегда есть возможность пробить на силу, чем я и пользовался.

«Акинфеев – эгоист. В хорошем смысле слова»

— Ваши отношения с Акинфеевым – пример сверхпрофессионализма. Вы ведь явно с ним не друзья. Была история с капитанской повязкой, которая перешла от вас к нему после случая с весами, было недопонимание. Но на поле всё это – за исключением одного эпизода – совершенно не мешало.
— Мне очень повезло, что я провёл бок о бок с Акинфеевым почти всю карьеру. Что с ним, что с братьями Березуцкими. Это железные люди. С Игорем у нас приличная разница в возрасте, семь лет. И так же мало общих интересов вне поля. Тем не менее мы по максимуму выкладывались друг за друга в игре. Поэтому столько и выиграли вместе.

— Ситуация в матче с Голландией в 2008-м была разовой вспышкой?
— Да. Но в дальнейшем тоже были нервные ситуации во время матчей. Вы их видели, наверное. Но что поделаешь? В футбол невозможно играть без эмоций.

— Бесило, что он согласился быть капитаном после того, как Газзаев лишил повязки вас?
— Нет. Я просто не понял его в тот момент.

— Разговора по душам на эту тему у вас не было?
— Нет.

— А такие разговоры вообще нужны?
— Если бы мы вместе выпивали в компании, наверное, затронули бы эту тему. Но мы не выпивали.

— Как думаете, долго ещё Акинфеев будет играть за ЦСКА?
— Всё зависит от него. Вопрос в том, как долго он сможет бросать себе вызовы.

— Нет ощущения, что сейчас он проще ко всему относится?
— Проще – это потому что в его карьере больше нет сборной. Это большой груз ответственности. Вы же знаете, что футболисты делятся на тех, кто может играть на уровне сборной, и тех, кто нет – даже если они хороши в клубах?

— Не слышали о такой градации.
— Кто-то справляется с ответственностью перед всей страной, а кто-то — нет. Поэтому сейчас Игорю проще. Он у себя дома, в родном клубе. Вопрос лишь в том, где черпать дальнейшую мотивацию.

— В чём вообще главная уникальность Акинфеева?
— Он футбольный эгоист. Я ставлю его в пример вратарям молодёжной команды и буду ставить всегда. В идеале таким должен быть каждый футболист на поле. Игроки должны отвечать не за результат команды, а за свои собственные действия. Профессионально выполнять прямые обязанности на поле. Тогда это будет единый механизм, работающий на всю команду.

— В чём эгоизм Акинфеева?
— Именно в этом. Акинфеева не интересовал результат. Его интересовала своя надёжная игра и ноль пропущенных мячей. Если команда не пропускала, он был самым счастливым человеком. А если побеждали 2:1 или 3:1, радовались все, кроме него. Потому что он думает о своей собственной игре и является для себя самым строгим критиком.

«В 2003-м впечатлила фраза Газзаева: «Хочу выиграть еврокубок»

— Недавно у нас в гостях был Андрей Соломатин. Он большую часть карьеры провёл в «Локомотиве», но сейчас – как болельщик – идентифицирует себя только с ЦСКА. А когда вы почувствовали себя «конём»? Или у вас до сих пор такого нет?
— ЦСКА — мой дом. Но я воспитанник торпедовской школы. И «Торпедо» также занимает в моём сердце особенное место. Эмоции, которые я испытывал ребёнком, наблюдая за игрой Тишкова, Сарычева, Полукарова, Ширинбекова, остались навсегда. Это клуб, которому я тоже многим обязан.

— «Локомотиву» — нет?
— В «Локомотиве» я провёл три классных сезона. Об этом периоде тоже остались приятные воспоминания.

— Овчинников рассказывал нам, как отговаривал вас от перехода в ЦСКА.
— Действительно отговаривал.

— Что убедило перейти в ЦСКА?
— У меня была судьбоносная встреча с Газзаевым и Гинером. Мы сели втроём, и если коротко, то они были очень убедительны. Особенно впечатлила фраза Валерия Газзаева. Он сказал: «И ещё я хочу выиграть еврокубок». В 2003-м это было словами из другого мира. Где российский футбол и где еврокубок? Газзаев рассказывал про вложения, которые делаются в клуб, про игроков, которых они планируют купить. В ЦСКА только что пришёл Олич, в команде уже был Ярошик. Это был очень заманчивый проект.

Газзаев интересовался мной ещё в конце 2001-го, когда тренировал молодёжную сборную и собирал игроков для своего будущего клуба. Спрашивал, когда у меня заканчивается контракт с «Локомотивом». Я сказал: ещё два года. Но предметного разговора о переходе в ЦСКА у нас тогда не было.

— Соломатин перешёл из «Локомотива» в ЦСКА с 5 на 20 тысяч долларов в месяц.
— Андрей переходил на два с половиной года раньше меня. Потом зарплаты начали расти.

— Примерно тогда у вас была возможность перейти из «Локомотива» в «Арсенал»?
— Да, разговоры ходили. Но когда у тебя есть действующий контракт и нет агента, ты никогда не узнаешь, было предложение или нет.

— Шандор Варга с вами разве не сотрудничал?
— Это было значительно позже. Когда играл в ЦСКА, был интерес «Арсенала», и тогда Шандор держал контакт со мной и Венгером. Но не срослось.

— Есть сожаление, что не сыграли в Европе?
— Есть. У меня не было агента практически на протяжении всей карьеры. Но сегодня он футболисту необходим. Конечно, агент должен быть заинтересован в том, чтобы футболист себя реализовал. Он должен помочь ему построить успешную карьеру. Шаг за шагом.

— Что мешало вам нанять такого человека?
— У меня всегда был долгосрочный контракт с ЦСКА. На протяжении всей карьеры в клубе я подписывал новый пятилетний контракт через каждые два года, разумеется, на улучшенных условиях. Но предложения, устроившее клуб, так и не дождался.

— А взять агента конкретно под переход, как Семак при трансфере в «ПСЖ», было нельзя?
— У Семака другая ситуация – у него заканчивался контракт, он не был к тому времени игроком основного состава и должен был думать, что делать дальше.

— Думаете, заиграли бы на топ-уровне в Европе?
— Перед глазами примеры Видича и Шкртела, которые не блистали у нас, но вышли на более высокий уровень в сильном чемпионате. Я никогда не стремился в Италию, Испанию. А вот в Англии или сегодняшней Германии было бы круто поиграть.

«Самый большой штраф – 20 тысяч долларов»

— Гинер – самый эффективный менеджер в вашей карьере?
— Те трансферы, которые клуб в последнее время совершает – впечатляют. Все эти манёвры Думбия и Мусы туда-обратно уже обросли мифами и легендами. Здесь они играют на высочайшем уровне, забивают «Манчестер Сити», туда уезжают – не играют. Возвращаются сюда – и снова выходят на тот же уровень и забивают тем же большим командам! Тут надо отдать должное и тренерам ЦСКА, которые с ними работали. Думбия, например, в «Роме» по-другому использовали. Муса проигрывал конкуренцию Варди.

— Шутили по поводу реального возраста Сейду?
— Естественно. Как не приедешь на базу, Сейду лежит в кабинете врача и на что-то жалуется. Помимо всего ещё и лентяй.

— Лентяй?
— Казалось, что мог закосить какую-то травму, лишь бы не тренироваться. Играть – да, все любили, что он, что Вагнер. Но в тренировочном процессе ни Думбия, ни Вагнер – не подарок для тренера.

— Если бы Вагнер попал в «Реал», там тоже стал бы звездой?
— Возможно. Не только Вагнер – у нас много таких футболистов было. Эльм, например. Расмус к нам попал, потому что не прошёл медосмотр в «Арсенале».

— Как человек характера Вагнера смог заиграть у адепта дисциплины Газзаева?
— Опытные люди, ветераны, говорят, что футболист Газзаев был очень похож по манере игры на Вагнера. Наверное, поэтому Валерий Георгиевич ему симпатизировал, относился по-отечески. Но его все любили. Волшебный футболист. Помните историю, как Вагнер, поиграв год или два в ЦСКА, резко захотел обратно в Бразилию? Уехал, потом опять вернулся. Вагнер мог не тренироваться, мог устроить демарш: «Хочу в Бразилию и всё».

— И Газзаев отпустил?!
— Отпустил. Естественно, это не могло понравиться ни мне, ни остальным ребятам. Я высказывал эти претензии Валерию Георгиевичу. Они ему не понравились.

— Может быть, к таким уникумам, как Вагнер, и правда должен быть индивидуальный подход?
— Не исключаю. Но в то же время тренеру следует донести до остальных игроков, для чего он это делает.

— В игре Вагнер вас удивлял?
— Вагнер был крутой футболист. У него низкий центр тяжести – как у Аршавина, у Месси. Сильные ноги: если в момент приёма не сыграл, потом его тяжело остановить. Почему у Месси никто не может отобрать мяч? У него он всё время на ноге висит, как приклеенный. Он его не отпускает никуда.

— При всей своей симпатии к Вагнеру Газзаев его и дублем воспитывал.
— Я же говорю: особенные отношения. Видимо, тогда другого выхода не было. Не зря говорят: самое серьёзное наказание для футболиста – лишить его игровой практики. Этот способ встряхнуть игрока эффективнее штрафов.

— Ваш самый большой штраф в ЦСКА?
— 20 тысяч долларов – за пропуск тренировочного дня. После назначения Зико нам на сутки сдвинули начало сезона, а у меня билеты из Америки были только на следующий день. Поменять не смог, предупредил. И тем не менее оштрафовали.

— Лихо.
— Я тоже расстроился.

«Чемодан не с деньгами был»

— Соломатин рассказал ещё одну историю, которую мы вынесли в заголовок того интервью: как зимой 2004-го на сборах он играл с вами и Алдониным в карты на деньги, а Гинер узнал и запретил.
— Я прочитал это интервью и тоже вспомнил ту историю. Это было на первом сборе. Он у нас был, кажется, в Голландии. Сели играть, Андрей был на высоте. А потом вдруг – бац, и всё резко прекратилось. Он сказал, что ему позвонили из клуба и запретили играть.

— Вам было известно о его игромании?
— Немного. Но о том, что это способно привести к проблемам, стало известно только потом, уже после его ухода из ЦСКА.

— Вам он должен?
— Нет.

— Вы в ЦСКА и после этого играли в карты.
— Не на деньги. В основном в самолёте, чтобы убить время. Это лучший способ. Особенно если боишься летать. Плюс карты – это общение, коммуникации, сближение коллектива.

— Мы видели, как вы ставили в проходе чемодан и рубились на нём.
— Ну так чемодан-то не с деньгами был (смеётся).

— На деньги играли только с Соломатиным?
— Да, но и то – по мелочи. На интерес. Зарплаты, квартиры не проигрывали. Эти истории нас, к счастью, миновали.

— Вы упомянули самолёты. У вас с годами не появилась аэрофобия, как у Овчинникова?
— У меня всё наоборот. Я уже вспоминал Бородюка, с которым играл в Самаре. Вот он очень боялся летать. Постоянно обсуждал детали полёта. Сидишь с ним рядом, а он говорит: «Чего это самолёт так шумит?» Или: «Куда это он так накренился? Он что, сумасшедший? Такого быть не должно!» При этом я видел, что его реально трясёт. И ещё истории мне рассказывает, как он летал в Америку на чемпионат мира, а в самолёт попадали молнии. В общем, и я, 20-летний, начал нервничать. Стал наблюдать: а может, самолёт действительно слишком накренился? Пару лет после этого боялся летать. А потом пообщался с другом, который служил в американских войсках и налетался на разной воздушной технике. Он в деталях рассказал, как летают самолёты и как они себя ведут в воздухе, и я успокоился.

— Правда, что свою первую машину вы купили как раз у Бородюка?
— Да, Audi 80, бочка, с ручными стеклоподъёмниками и родной магнитолой. Он её пригнал из Германии, поездил по Самаре и продал мне за 4 тысячи долларов. Я покатался два года и уже перепродал за четыре с половиной. Ну а что, она уже крутая была – с автоматическими стеклоподъёмниками, новенькой стереосистемой (смеётся).

«Вернблум смеялся: «Игнаш, ну ты и старик – тебе массаж уже не поможет»

— Вас когда-нибудь охватывала паника перед выходом на поле?
— В 19 лет, когда дебютировал и выходил играть перед 30 тысячами зрителей в Самаре. Переживания перед матчем – нормальное дело. Но я говорю сегодня молодым игрокам: учитесь быть расслабленными перед игрой. Эти переживания пустая трата времени и нервов. Вот как только прозвучит стартовый свисток – нужно включаться по полной, только с этого момента начинается настоящая игра.

— Доктор ЦСКА Керимов рассказывал, что в 2017 году вы почти месяц играли с переломом пятой плюсневой кости. Ради чего такой героизм?
— Я получил травму ещё в конце марта 2017 года. Были болевые ощущения, но снимка мы не делали. Был важный отрезок в чемпионате, не хотелось копаться в своих болячках. С этой болью можно было играть, что я и делал вплоть до последнего матча с «Анжи». Но к игре боли усилились. Мы всё-таки сделали снимок — обнаружилась трещина. Поскольку оставалась одна игра и я уже месяц провел с этой травмой, больших сложностей не было. Сыграл на обезболивающем уколе.

— Какие-то последствия остались?
— Сдедали операцию, мне вставили металлический штифт, который теперь всё время будет в ноге. Он необходим, чтобы не было рецидива.

— Были ещё случаи, когда играли с травмой?
— Однажды сыграл с температурой товарищеский матч за сборную с Белоруссией. Не надо было этого делать. Но я чувствовал себя в целом хорошо, температура была 37,5. Я не пропустил перед этим ни одной тренировки и не понимал, что стоит отлежаться перед важной игрой с австрийцами. В итоге подхватил воспаление лёгких.

— Кто в ЦСКА последних лет был главным профессионалом, если оставить Игнашевича за скобками?
— Успех команды определяют лидеры. А они у нас были в каждой линии. Мне на протяжении карьеры везло на таких партнёров. В моих командах везде – в защите, полузащите, нападении – были системообразующие люди. Это Березуцкие и Акинфеев. А в последние годы в ЦСКА появился Вернблум. Несгибаемый характер. Не давал никому спуску ни в игре, ни на тренировке. Был момент в матче: вдвоём идём на спорный мяч, ситуация – фифти-фифти. Кричу: «Я», а это железное правило у футболистов – значит нужно уступить.

— Но не для Понтуса?
— Краем глаза замечаю: он тоже летит в мяч, даже не думая уступать. Я инстинктивно убираю ногу, потому что понимаю: если суну – отлетит на 25-й ряд. Вообще шведы – особенные ребята, нетипичные европейцы. Культура, религия, отношение к футболу, профессии, к жизни – у нас очень много отличий.

— Вернблум с Эльмом казались совершенно разными по характеру, темпераменту.
— Да, но тем не менее очень похожи. Например, никогда не массировались – не воспринимали массаж как средство восстановления. Команда приезжает на матч – все идут растираться, тейпироваться, делать растяжку, а шведы сразу переодевались в игровую форму, садились, закидывали себе табак за губу и утыкались в телефоны. Мы делаем процедуры, обсуждаем с тренером тактику, а они по-шведски между собой что-то обсуждают, улыбаются. Вернблум смеялся: «Игнаш, ну ты и старик – тебе массаж уже не поможет».

— Смешно.
— Нас по-другому воспитывали, Лобановского в пример ставили. Тот, говорят, узнав, что футболист не растёрся перед игрой, просто убрал его из состава. Шведам этого не понять.

— Вернблум и вне поля был сама безбашенность?
— Такой же, как в игре. У него нет маски, которую перед игрой надевает, а после – снимает. На Новый год спокойно мог прислать в командный чат фото в пьяном виде с «факом» — это в его стиле.

— После первого чемпионства Слуцкого Вернблум нарисовал на кофте главного тренера кое-что неприличное.
— Тогда он, видимо, перебрал шампанского или пива – крыша поехала окончательно (смеётся). Было смешно. Вы же помните, что Дзага кричал после первого чемпионства?

— «Раз, два, три…»?
— Ага. Тоже шампанского выпил – и понеслась.

— Слуцкий на Вернблума не обиделся?
— Мне кажется, он не обидчивый.

«У меня не укладывалось в голове, почему мы должны так играть с «Баварией»

— Леонид Викторович своим поведением на скамейке не внушал уверенности команде – скорее даже наоборот.
— Поначалу это было не совсем привычно – ни мне, ни партнёрам. Если тренер всё время переживает и не может контролировать свои эмоции – это заставляет нервничать игроков. Потом привыкли. Узнав лучше Леонида Викторовича, поняли, что он просто не может вести себя по-другому. Успокоились и стали воспринимать его таким, какой есть.

— Слышали историю, как перед игрой в Мюнхене вы подвергли сомнению эффективность выбранной тактики и удостоились резкого ответа от Слуцкого: «Сергей Николаевич, ваше дело – играть».
— Такого он не говорил. Леонид Викторович решился на неожиданный тактический ход перед «Баварией», а у меня, и я видел, что не только у меня, не укладывалось в голове, почему мы должны играть именно так в этом матче. Здесь уместно сравнение со штабом сборной Черчесова и теорией перед матчем с Испанией.

— Тактика – все сзади?
— В детали вдаваться не хочу. Я просто спросил: «Почему вдруг мы должны играть так, как ни разу в жизни не играли?». На этом всё закончилось.

— Слуцкий был менее восприимчив к советам ветеранов, чем тот же Гончаренко?
— Я бы так не сказал. Газзаев, например, очень любил и считал важными индивидуальные беседы. Знаю, что Романцев, Лобановский – старая школа – придавали этим вещам большое значение. У Слуцкого этого не было. Минимум разговоров о тактике.

— Кто бы мог подумать, такой мастер коммуникаций – и не практиковал индивидуальных бесед.
— Беседы, конечно, были. Поболтать о вчерашнем кино, КВН, пошутить, посмеяться – это пожалуйста. Но тактика была территорией, на которую Слуцкий игроков не пускал. Я пытался обсуждать с ним нюансы, которые считал для себя важными. Спрашивал, например, почему в клубе на тренировках мы не можем выйти на уровень интенсивности сборной.

— Что отвечал?
— «Это невозможно». Я продолжал допытываться: «Ну почему?». Викторыч быстро тему свернул: «Серёга, извини, но я считаю, что с футболистами тренер не должен такие вещи обсуждать. Это моё, а ваше дело – выполнять задания». Я всё понял и больше с такими расспросами не лез.

— В вашей практике были примеры, когда тренер эффектно переламывал ход игры?
— Конечно. Первое, что приходит в голову – домашняя игра сборной с Португалией, когда выиграли 1:0. Меня впечатлил момент, когда Капелло заменил полузащитника на защитника. У нас сильно проседал левый фланг, а с выходом Димы Комбарова и нескольких передвижений мы наглухо его закрыли и довели дело до победы. Ещё по ходу матча я поймал себя на мысли, что после этой замены дышать стало гораздо легче. Обратный пример тоже связан с Капелло – встреча с бельгийцами на ЧМ-2014. За 10 минут до конца они выпустили двух свежих игроков в атаку, мы никак не отреагировали и пропустили решающий мяч. Только после этого Фабио поднял с лавки Кержакова, Дзагоева, но это уже была запоздалая реакция.

— Капелло – топ?
— Когда-то был топ, но, вероятно, к нам приехал не на пике своей карьеры. Мне кажется, у него изначально было не очень правильное представление о том, куда попал и с кем собирается работать. Вспомните, кто входил в штаб Хиддинка. Бородюк и Корнеев, досконально знающие российский футбол. Это важный момент. А вместе с Капелло приехала большая группа итальянцев – на все посты: менеджер, помощник, тренер по физподготовке, реабилитолог. Человек шесть-семь. Не было вокруг людей, которые могли объяснить Капелло особенности нашего менталитета и какие-то другие важные нюансы в подготовке.

«Я за Бэйлом ни в 30, ни в 20 лет не угнался бы!»

— Вы как-то назвали Компани лучшим центральным защитником мира, а на днях запостили его гол у себя в «инстаграме». Чем он вас так очаровал?
— Считаю Компани одним из лучших центральных защитников в последние 10 лет. Жаль, что он долгое время не мог играть из-за травм. И повреждения вроде несерьёзные, а пропускал по два-три месяца. Набирал форму и снова рвался. В моём понимании это защитник без слабых мест – сильный выбор позиции, морально-волевые качества на высоком уровне. Резкий, быстрый, хороший первый пас, удар. Что в клубе, что в сборной он образец надёжности.

— Прямо сейчас №1 – ван Дейк?
— В этом сезоне, конечно, ван Дейк впечатляет. Сразу бросаются в глаза лидерские качества, умение управлять командой, обороной. Ему всё равно, кто играет против него, за кого болеет стадион. Не делит матчи на важные и не очень. Он как стрелочник – руки всё время работают: влево, вправо. И всегда говорит. Единственное, что мне в нём не нравится: если кто-то из партнёров ошибается, ван Дейк никогда не смолчит – обязательно повернётся и выскажет всё, что думает. С другой стороны, когда сам ошибается – всегда извиняется. Очень требовательно относится и к себе, и к товарищам. По себе знаю – с таким партнёром не очень легко играть. Но именно такие тебя выводят на высокий уровень.

— По себе – вы кого имеете в виду?
— Себя и имею (улыбается). Я тоже всегда много говорил на поле партнёрам и понимал, что некоторым это не нравится. Вы наверняка не раз видели фото, где я или кто-то другой из наших лидеров в пылу игры что-то орёт. Когда уровень ответственности запредельный, и кто-то позволяет себе не добежать или недостаточно жёстко поставить в единоборстве ногу, подумать о себе, а не о команде – молчать нельзя. В такие моменты слов не выбираешь. Кому-то в таких эпизодах может быть не очень комфортно. Видя эмоции того же ван Дейка, понимаешь, что у него в голове и за душой.

— Игнашевича тоже считали защитником без слабых мест. Или они всё-таки были?
— Я никогда не был быстрым. Смешно было слушать, мол, от Игнашевича Бэйл убегает – совсем Сергей старый стал. Да я за Бэйлом не угнался бы ни в 30, ни в 20 лет! Высокая стартовая скорость никогда не была моим коньком. А с возрастом, после 33-34, и в резкости стал терять.

— Василий Березуцкий полагает, что реализовал себя в футболе даже не на 100 – на все 120 процентов. А вы?
— Я тоже задавал себе такой вопрос. Конечно, я рад, что выиграл что-то в карьере. Но всё равно считаю, что мог добиться большего. В сильном европейском чемпионате была бы возможность больше прогрессировать. Возможно – я сейчас уже рассуждаю как тренер – были ситуации, когда меня можно было выдвинуть в полузащиту. Свои сильные и слабые стороны я знаю как никто другой. В то время как Лёша Березуцкий и Витя Васин сидели в запасе, а в средней линии, наоборот, возникал недобор, может быть, меня стоило в отдельных матчах использовать в опорной зоне.

— Не предлагали себя в этой роли Гончаренко?
— Леониду Викторовичу предлагал. Говорил: «Смотрите, какая ситуация. Давайте я сыграю в центре полузащиты». Но Слуцкий считал, что футболист должен играть только на своей профильной позиции.

— Как вам современный ЦСКА?
— Предчувствия перед началом сезона были тревожными. Тем приятнее было видеть красивые победы над лидерами в нашем чемпионате и в еврокубках. Вместе с тем все те ошибки, которые могла совершить молодая команда, она сделала. Тут и нестабильность результатов, и сложности игры на два фронта, и дефицит лидеров на поле в конкретных эпизодах. Но, кажется, если бы перед началом сезона сказали, что ЦСКА будет в четвёрке-пятёрке, все были бы только рады.

— Семака с первым тренерским титулом поздравили?
— Да.

— Удивила его победа в чемпионате?
— Мне кажется, «Зенит» входил в круг фаворитов чемпионата. Поэтому назвать его победу неожиданной я не могу. Рад, что у Серёги получается и обошлось без первых блинов. Он на своём месте. Вижу, ему доставляет удовольствие тренерская работа. Заметно его стремление играть в современный футбол. Например, с «Уфой» осуществлять высокий прессинг было объективно тяжело, а в «Зените» он периодически получается образцовым.

— Хохлов шутил, что Сергей Богданович даже в зеркало себе не улыбается. Похоже на правду?
— Наверное, его образ соответствует реальности. Семак – очень серьёзный парень, перфекционист во многих вещах. Думаю, с ним приятно и интересно работать не только игрокам, но и тренерскому штабу, персоналу команды.

— Вы помогаете Черчесову в сборной. Если начнёте самостоятельную работу, эта история будет иметь продолжение?
— У меня контракт с РФС, но, думаю, в сборной все с пониманием отнесутся, если я буду занят в клубе. Я помощник Черчесова и очень ему за это благодарен. Он мне помог после окончания игровой карьеры плавно перейти к тренерской практике, и это, конечно, больше нужно мне, чем ему. Теперь я участвую в подготовке к тренировкам, матчам, обсуждаем тактику и стратегию всем тренерским штабом. А по ходу матчей я отправляюсь на трибуну и по телефону делюсь своими наблюдениями со скамейкой.

— Как футболисты, с которыми играли на ЧМ-2018, отреагировали на изменение вашего статуса?
— Было необычно. Сначала много шутили по этому поводу. Я видел по ребятам: им любопытно, как сильно я поменяюсь, став тренером. Для меня это тоже был интересный опыт: как выстраивать отношения с бывшими партнёрами и как с них требовать. Мне кажется, я справляюсь.

— Тренер всегда должен быть самим собой?
— Хороший вопрос. Да, я считаю, тренер должен быть самим собой. Иногда он надевает маску – диктатора или друга. Не знаю, как другим, а мне этот театр часто был заметен. Если футболист узнает, что это не по-настоящему, его тяжело будет мотивировать.

— Один ваш хороший знакомый сказал: «С трудом представляю человека моральных принципов и устоев Игнашевича в системе современного российского футбола». Что скажете?
— Нужно профессионально относиться к своим обязанностям. Откидываешь всю эту шелуху, которая вокруг футбола, все нюансы, и добросовестно работаешь. Залог успеха команды – когда футболист занят своим делом и отвечает за свою работу. Я сейчас советую ребятам не смотреть на игру партнёров, на табло и турнирную таблицу. У некоторых в дубле заканчиваются контракты, а в первую команду ЦСКА они не попадают. Прошу: «Не останавливайтесь. Вас будут оценивать по вашей собственной игре. Другие команды за вами тоже следят». Даже в клубе-аутсайдере найдётся игрок, выступающий на стабильно высоком уровне, который не накручивает себя интересами команды, таблицы, задач клуба в текущий момент. Его и возьмут в другую команду. Если каждый на своём месте будет следовать этому правилу – будет и общий результат.

«Ты уже разменяла пятый десяток, а мне всего 39»

— В этом году вам 40. Пугает цифра?
— Ха-ха. Нет. К слову, тут есть любопытный момент. Мы с женой почти ровесники, но она на два месяца старше. И у меня сейчас есть возможность пошутить: «Ты уже разменяла пятый десяток, а мне всего 39» (смеётся).

— Есть в жизни что-то, чего ещё не сделали, но очень хотелось бы?
— Всегда мечтал путешествовать, открывать для себя новые места, страны.

— Самая крутая экскурсия в вашей жизни?
— Очень сильное впечатление произвела Япония. С удовольствием посвятил бы ей 5-6 лет жизни.

— Чем так запала в душу?
— Культура, люди и, конечно, природа. Всё это притягивает. Совершенно другой мир.

— Вы, кажется, ездили туда с четой Семаков?
— В последний раз – да. А до этого с женой вдвоём побывали. С Семаками прошли по уже протоптанной дорожке. Мы были во многих местах Японии – в центре, на юге. А теперь хочется ещё посмотреть север, остров Хоккайдо. Читали Мураками, «Охоту на овец»? Вот там как раз история происходит на Хоккайдо.

— На чемпионате мира японцы поразили всех, убираясь в своих раздевалках и оставляя записки с благодарностью за приём. Что удивило вас?
— Когда тебе интересна страна, ты изучаешь её историю. Меня поразило, что японцы всегда считали своего императора посланником с небес. По этой причине самураи отдавали за него жизнь. И только во времена Второй мировой войны американцы заставили императора признать, что он обычный человек. После этого американцы ещё и переписали японцам конституцию. Также у них интересная религия — буддизм и синтоизм. Они верят, что после смерти человек превращается в камень, дерево или ветер. Это откладывает сильный отпечаток на устройство их жизни, судеб. Неслучайно в Японии так много самоубийств.

— Кажется, в ЦСКА вы дружили с Хондой. Интерес к Японии – оттуда?
— Хонда, наверное, был нетипичным японцем. Он ведь уже поиграл в Европе. Но у него в Москве был верный оруженосец, который, например, носил его вещи и помогал в других житейских ситуациях. Специально из Японии к нему приезжал парикмахер. Хонда всегда одевался модно, красил волосы в белый цвет, что уже выделяло его среди всех японцев. Но какие-то вещи, безусловно, характеризовали его как представителя этой страны.

— Например?
— Мы немного дружили семьями, Наташа общалась с супругой Хонды, Мисако. Они вместе ездили на наши игры, обменивались рецептами русских и японских блюд. Хонда походу в ресторан часто предпочитал домашний обед. Мисако всегда готовила ему несколько традиционных японских блюд. Иногда мы собирались идти в ресторан, а Хонда говорил: «Я сейчас быстро дома пообедаю, а потом к вам». Но потом, когда Кейсуке собрался переходить в испанский клуб – где-то за год или полтора до ухода, – он резко сменил круг общения и пересел за стол к южноамериканцам, Марку Гонсалесу, Гильерме.

— Погодите, он же в Италию уехал.
— Но хотел в Испанию. Речь, кажется, о «Реале» шла.

— Удивились, когда Хонда сменил круг общения?
— Немного. Но я понимаю особенности японцев, и вообще терпим к людям с другим менталитетом. Хонда – карьерист. В этом, конечно, есть как минусы, так и плюсы.

«Чтобы не оказаться в шкуре Касильяса, нужно вовремя остановиться»

— От чего сейчас получаете удовольствие?
— Прежде всего от того, что перестал уставать и могу много времени уделять семье. Установил дома тренажёры «Technogym» и нагружаюсь в своё удовольствие. Теперь большим энтузиазмом иду поиграть в футбол с сыновьями, от чего прежде часто отказывался. Если раньше мне нужно было высыпаться, то сегодня с удовольствием утром вожу детей в сад или школу. Мы с женой поменялись ролями: раньше только она вставала среди ночи или рано утром, а теперь это делаю я. Но это кайф. Подпишусь под словами того же Мертезакера: я тоже не скучаю по футболу. Последний год я тренировался и играл на пределе своего организма, но я же не машина. Чтобы не оказаться в шкуре Касильяса, нужно вовремя остановиться.

— Что-то запрещаете младшим сыновьям?
— Гаджеты ограничиваем по времени. Компьютерных приставок нет. Хотя дети подросли и стали просить настойчивее. По телевизору смотрим только футбол.

— По идеологическим соображениям?
— Как-то само собой так сложилось. Мы много общаемся внутри семьи, играем в настольные игры. Жена вообще не смотрит телевизор, а я – только футбол. Всю информацию, которая нам нужна, мы получаем из интернета.

— Продолжите фразу: мало кто знает, но Сергей Игнашевич хорошо умеет…
— Я ничего так хорошо не делал, как играл в футбол. Мне повезло, что я занимаюсь любимым делом.

— А у детей какие таланты?
— У меня четыре сына. Первый уже учится в институте. Его интересует политика и журналистика: взаимоотношения России с другими странами, ситуация в мире. Второй занимается футболом в ЦСКА – у него выпускной год, переходный период. Как раз сейчас решается, останется он в футболе или пойдёт другой дорогой. Сложный момент. Третьему сыну 11 лет, он тоже играет в «армейской» школе, но пока только в начале пути. Младшему шесть. Это парень с актёрскими способностями. Возможно, будем развивать их в будущем.

— Ваш второй по возрасту сын в этом сезоне оказывался в заявке молодёжной команды ЦСКА. Тренировать его – особое чувство?
— Я его не тренировал. Он попал в заявку случайно. Заявка на выездной матч Юношеской лиги УЕФА была гибкая, и мы взяли ребят выпускного года с шенгенскими визами. Посмотрели на них и дали возможность себя проявить в тренировочном процессе.

— Как его успехи?
— Боюсь, буду необъективен.

— И всё же?
— Мне кажется, я в его возрасте выглядел хуже. В техническом оснащении – точно. У меня не было возможности тренироваться на таких полях, в таких бутсах и даже такими мячами. Плюс сам тренировочный процесс был менее разнообразен, чем сегодня.

— Какая позиция у сына?
— Центральный полузащитник, центральный защитник, крайний защитник. Он пока не привязан к одной позиции.

— Вы тоже не сразу нашли себя.
— Я в детской школе играл в центре полузащиты. И уже во взрослом футболе меня перевели назад: не хватало необходимых качеств для роли центрального хавбека.

— Каких, например?
— Не умел играть спиной к чужим воротам. Долго обращался с мячом. Те же трудности сейчас у сына. Но они нивелируются другими сильными качествами. Нужно их развивать.

«Однажды задремал на первом ряду в театре»

— Ваша открытость, доброжелательность сейчас совсем не вяжутся с имиджем «великого немого» российского футбола. Откуда вообще этот образ?
— Я всегда считал, что должен самовыражаться на футбольном поле, а не в общении с прессой. Старался концентрироваться на своих прямых обязанностях и никогда не воспринимал интервью как инструмент пиара. До сих пор придерживаюсь этих принципов.

— Тренеру, в отличие от футболиста, не уйти от прессы через чёрный ход.
— Тренер – другая профессия. Игрок устаёт не только эмоционально, но и физически. Это нужно учитывать. К тому же в командных видах спорта любое твоё слово может отразиться на партнёрах и репутации клуба. А сразу после матча сложно контролировать эмоции. Мои друзья, допустим, знали: мне нужно час-два после игры, чтобы снова стать тем человеком, которого знают близкие. Первые часы после матча я находился в сильном эмоциональном напряжении и выходил из него не спеша. Особенно после поражений.

— Что помогало?
— Театр. Если матч дневной, спокойно шёл на вечерний спектакль. Я там по-настоящему отдыхал. Садишься в кресло и наслаждаешься особенной атмосферой и игрой актёров.

— Ни разу не засыпали?
— Однажды задремал на первом ряду, когда Набабкин позвал в Театр сатиры – на какое-то варьете с Фёдором Добронравовым. Вот это вообще не моё. Мне больше драматические спектакли нравятся.

— Что ещё помогало снять стресс?
— Семья. В первый год совместной жизни Наташа слишком глубоко погружалась в мир футбола и мои эмоции. Я приходил после неудачной игры расстроенный, уставший – и она рядом садилась такая же грустная. Я сказал: «Так дело не пойдёт. Дома мне нужна поддержка, поэтому давай ты не будешь всё принимать так близко к сердцу». Семья должна быть тылом, где можно скрыться и вернуть оставленые на поле силы.

— Вы любите творчество Высоцкого. Как он вас зацепил?
— У нас дома звучали песни Высоцкого – отец слушал. Этот хриплый голос казался странным, но завораживающим. Когда вслушался в стихи, стал по-другому воспринимать его творчество. Заинтересовался, что за человек, какие события происходили в его жизни. Почему он так надрывается в конце концов. У него ведь есть совершенно невероятные тексты. «Баллада о борьбе», «Дом хрустальный» — мои любимые вещи. Иногда ставил себе прямо перед матчами.

— Молодые вряд ли разделяли ваши музыкальные вкусы.
— Молодёжи этого не понять, конечно. Другое дело – ветераны, тренерский штаб, массажисты. Вот с ними могли посидеть на сборах, послушать Владимира Семёныча. С Наби Керимовым, нашим доктором, любили это дело. На протяжении всей карьеры в ЦСКА мне повезло работать с профессионалами своего дела и отличными врачами. Керимов со своим штабом способствовали тому, что мне удалось так долго держать себя на высоком уровне.

— Как должен закончиться этот год, чтобы по его итогам вы сказали: доволен?
— Хочется принять команду. Есть много разных мыслей и желание как можно быстрее начать работать. Мне кажется, должно получиться.