Судьба бывшего капитана ЦСКА Михаила Колесникова: «Барселона», «Спартак», травма, ГАИ

Он всю жизнь, от ДЮСШ до основы, отыграл за одну команду. Дважды выигрывал с ЦСКА первую союзную лигу, по разу – высшую и Кубок. Участвовал в легендарной победе над «Барселоной» в 1992-м в премьерной Лиге чемпионов. Преданность красно-синим цветам, скорость на поле и весёлый нрав в жизни сделали Михаила Колесникова любимцем «армейских» болельщиков.

10 лет Колесников отслужил в армии и 10 — в ГАИ. Теперь работает водителем

Только финал у этой красивой истории получился грустным: импульсивный переход к принципиальному сопернику, тяжёлая травма и досрочный финиш карьеры в 27-28 лет. Многих из той плеяды армейцев постигла трагическая судьба. У Колесникова она сложилась необычнее всех. Традиционным для бывших футболистов ремёслам (тренер, агент, комментатор, менеджер…) он предпочёл профессию… гаишника. Как так получилось?

— Мы же Колесниковы – вся жизнь на колёсах, — добродушно улыбается Михаил. – Отец, начальник гаража, меня ещё первоклассником за руль учебного грузовика посадил. Это в Монголии было, куда его на три года направили инструктором. Дед долгое время при Брежневе был замначальника ГАИ Московской области. Ну и мой старший брат пошёл по этому пути – месяц назад дослужился до полковника, заместителя начальника ГИБДД Москвы. В середине 1990-х Андрей пригласил меня усилить их команду на первенстве ГУВД по футболу, а затем устроил в инспекцию инструктором по спорту. До 2004 года я там оттрубил, а как положенный для пенсии стаж накопил (10 лет в армии, 10 в ГАИ) – ушёл. Какой из меня гаишник (усмехается)?

— Из вооружённых сил когда уволились?
— В 1992-93 годах появились первые профессиональные контракты, и совмещать службу с игрой в футбол запретили. Хоккеистов – Фетисова, Макарова, Ларионова, Крутова – это тоже коснулось. Я дослужился до капитана, хотя форму всего несколько раз в жизни надевал – нам её напрокат выдавали в ЦСКА, на торжественные мероприятия и на фото (улыбается).

— Хватает пенсии на жизнь?
— Нет, конечно. У нас пенсия – прожиточный минимум. Поэтому приходится баранку крутить. Владимир Семёнович Кузьмичёв шесть лет назад пригласил водителем в «Локомотив-2», а после того как команду при Смородской прикрыли, взял меня в школу. Микроавтобус вожу: когда сотрудников в банк отвезти, когда детишек в сборную – по ситуации.

— В родном клубе места не нашлось?
— Как-то отмечали годовщину чемпионства ЦСКА на Живописной. Гинер красиво поздравил – всем раздал по конвертику с энной суммой. И вот там я задал вопрос: «Может, найдётся какая-то работа в клубе?». Сказали: «Жди, мы тебе позвоним». До сих пор жду…

В 17 лет Колесников дебютировал в высшей лиге СССР. Вышел на замену против «Зенита» и заработал пенальти

— Вы же с детства за ЦСКА?
— Отец за «Динамо» болел и после возвращения семьи из Монголии отдал меня в динамовскую школу, к Адамасу Соломоновичу Голодцу. Но там состав уже был сформирован, и я оказался в запасе. Дружок со двора Димка Радюхин посоветовал: «Чего ты там на лавке сидишь? Приходи в ЦСКА, у нас народу не хватает». Я и пришёл. Судьба. С 11 лет – «армеец». Мне повезло с учителями. Шестернёв, Бубукин – легендарные личности, потрясающие люди.

— Бубукин пошутить мастер был.
— Человек-весельчак, всегда на позитиве. Валентин Борисыч помогал Морозову в первой команде, считал меня своим воспитанником. Когда я удачно выходил на замену, повторял: «Это мой Мишутка». Морозов улыбался, кивал. Но стоило мне плохо сыграть, как Юрий Андреевич выдал Бубукину: «… [долбанный] твой Мишутка!»

— Как вы умудрились в 17 лет дебютировать в высшей лиге Союза?
— Сам обалдел! Играли дублями с «Зенитом». Манеж родной, каждый угол знаком – я и повозил их немножко. Юрий Андреевич присутствовал на игре, видимо, оценил, и меня прямо оттуда повезли в Архангельское на сбор первой команды. Приезжаю, а там – Тарханов, Новиков, Глушаков, Колядко, Штромбергер… Эмоции – будто в космос попал. Я же и за дубль ещё толком не играл. Волновался страшно.

— Но всё прошло удачно.
— Да, в середине второго тайма вышел на замену и минут через 10 Вовка Долгополов – хороший был человек, царство небесное – фолит на мне в своей штрафной. Пенальти. Жалко, Валера Глушаков не забил, проиграли – 0:1.

— Не за этот ли промах Морозов отправил Глушакова в Ростов, посчитав его преднамеренным?
— Всё может быть. Нас, молодых, близко не подпускали к этим делам.

«Багаж Морозова» помог «Зениту» выиграть золото 1984 года, а ЦСКА – 1991-го

— Морозов доверял молодым?
— Только молодым и доверял. В дальнейшем оставил всего пару-тройку дядек – Валерку Новикова, Штромбергера, Витю Самохина, Лёню Николаенко – и призвал под знамёна ЦСКА практически всю молодёжную сборную Союза – Медвидь, Иванаускас, Татарчук, Колотовкин, Малюков, Кузнецов… Юрий Андреевич верил в молодёжь и умел с ней работать. В том, что «Зенит» стал чемпионом в 1984 году, а мы – в 1991-м – прежде всего его заслуга. Как сейчас модно говорить, багаж Морозова.

— Не вы первый отмечаете вклад Морозова в эти успехи. В чём конкретно он заключался?
— Он тренер от бога. Не всем, конечно, нравилось, что Андреич покрикивал. Нужно было закрыть уши и работать. Мы тоже поначалу побаивались совершить ошибку – часто рисковой обводке предпочитали пас ближнему. Но физически, тактически Морозов подготовил команду отлично – не зря он был помощником у Лобановского. Может, у другого тренера я и не попал бы в основной состав. А под концепцию Лобановского и Морозова мои скоростные и игровые характеристики идеально подходили.

— Юрий Андреевич был суров в работе?
— Кипятился после каждой неудачной игры. Да что там игры – на любой тренировке мог наорать, плюнуть, развернуться и уйти, оставив Бубукина вместо себя. Импульсивный был человек, моментально закипал, но и остывал тоже быстро.

— При вас он отправлял на гауптвахту Татарчука, Брошина, Иванаускаса?
— Это было на сборах в Кудепсте – мы же по Турциям тогда не ездили. Сами заслужили: нарушение режима ни одному тренеру не понравится. Когда выпадал свободный день, все расслаблялись – попались они. Наутро выходим на тренировку – их нет. Оказалось, повязали и отправили на «губу», в армейский гарнизон где-то в районе Сочи – за то, что всю ночь колобродили. Через два-три дня выпустили. В Москве гауптвахта на Беговой располагалась. Юра Шишкин туда попадал…

— За что?
— У Фокина был то ли день рождения, то ли свадьба – в ресторане гостиницы «Россия» отмечали. Случилась какая-то заварушка, наряд вызвали и загребли Юру в комендатуру. Мы же военные. Сутки, что ли, он там просидел, пока наше руководство не вытащило.

— В другие армейские коллективы в воспитательных целях ссылали?
— Двух спартаковцев, Королёва и Романова, кажется, в Хабаровск отправили. В то же время ссылка в Ростов воспринималась как путёвка на курорт: юг, пиво, раки…

— Рядовой Колесников поводов для дисциплинарных взысканий не давал?
— Не попадался (улыбается). Старшие товарищи научили, где отдыхать, как и с кем. Валеру Новикова я считаю не только лучшим другом, но и крёстным отцом в футболе. В команде 1984 года было много «пихальщиков»: Глушаков, Колядко… Так Валерий Иваныч сразу, с высоты своего роста и авторитета, сказал: «Колесо больше не трогаете. Этот пацан будет играть».

— Где обычно заседали?
— Ночных клубов не было. Ближайший ресторан к Строгино, где многие наши жили, находился недалеко от Тушино. Но даже туда заглядывали товарищи из политотдела ЦСКА – проверить, кто гуляет. Знакомые халдеи нам в беседке накрывали стол, чтобы в общем зале не светились, и всегда предупреждали: «Стукачок сидит». Когда стало небезопасно там собираться, нашли другие точки: гостиница «Москва», золотой зал «Интуриста», «Славянский базар»… В рестораны тогда тяжело было попасть, а для нас всегда двери были открыты: знакомств в этой сфере хватало.

За отказ сдавать одноклубников Колесникова лишили квартиры

— Многие в том ЦСКА играли из-под палки – лишь бы срок службы отбыть?
— Не то чтобы из-под палки, но и особо не напрягались. Видно было, что народ приходил на два года чисто отсидеть армию. Неудивительно, что Валера Шмаров, Андрюха Пятницкий или Друпас, латыш, так и воспринимали «службу» в ЦСКА. У меня, понятно, отношение было другим. Всё родное – я летал!

— Генералы устраивали накачки?
— Такого не припомню, Морозов принимал удар на себя. Но вот начальником политотдела был мой сосед по Тухачевского. Его на аэродроме после игр встречал солдат на чёрной «Волге», иногда меня подбрасывали до дома.

— Так.
— После какого-то поражения политрук завёл в машине разговор: «Миш, что-то у вас в команде не то творится. Я должен знать, кто воду мутит».

— Что вы?
— Сказал: «Я не из тех людей, кто сдаёт своих».

— Смело.
— Да, только мне эта смелость очень дорого стоила: после этой беседы вычеркнули из очереди на квартиру.

— Морозов с отвращением вспоминал сезон-1984: «Ненормальная атмосфера, ситуацией верховодила группа игроков, которая не билась за интересы команды, а делала свои дела». Вы эту конфронтацию не могли не чувствовать.
— Допускаю, что старшее поколение, которое заканчивало играть, какие-то свои интересы и придумывало. Не зря же про сданные игры многие говорят. Может, и было такое, а Морозов всё видел – его не обманешь – и начал отчислять ветеранов. Тарханов анонимки писал против тренера…

— Как вычислили личность анонима?
— Узнали… В туалете на базе Морозов нашёл пачку писем.

— А в них что?
— «Обстановка плохая, молодёжь не тянет, тренер никакой: орёт, нарушает режим» — всё в таком духе. Насчёт последнего – чушь полная, хотя коллектива как такового в ЦСКА действительно не было. Команда была разбита на кучки, группировки: «старики» сами по себе, Брошин и Татарчук – сами по себе, мы с Кузнецовым и ещё кем-то – сами по себе.

ЦСКА трижды был близок к авиакатастрофе. Из Еревана улетали без дозаправки и разрешения диспетчеров

— Финансовые условия в 1984-м тоже оставляли желать лучшего?
— Мягко говоря. Морозов добился повышения зарплат футболистам чуть ли не в три раза – до 420 рублей. Кто подписался на офицера, за каждую звезду надбавку получал – 120. Плюс премиальные – полтинник за победу. У меня в один месяц в 1985-м под тысячу рублей набежало — огромные деньги по советским меркам!

— Вы были в самолёте ЦСКА, когда в него шаровая молния попала?
— Не помню, куда летели, помню – Ан-24, с пропеллерами по бокам. Взлетали в грозу. Вдруг характерный щелчок от молнии, дым повалил: один двигатель отказал. Слава богу, вовремя сели. Было ещё несколько случаев.

— Несколько?!
— Да. Садимся, кажется, в Кемерово. Смотрю в иллюминатор: половина взлётно-посадочной полосы позади, а мы ещё в воздухе. Короче, не вписались, выкатились в поле. Представьте картину: вокруг пожарные, скорые несутся, и мы по трапику, с сумками съезжаем на землю…

— Я так понимаю, это не последнее воздушное приключение в вашей карьере?
— Третий случай вообще комичный был. Перелетали из Душанбе в Ташкент на Ил-76. А это большой военно-транспортный самолёт с трапом сзади, для погрузки техники и десанта. С нами военный оркестр со всей аппаратурой. Только взлетели, как вдруг этот люк открывается – и все их музыкальные инструменты за борт выдувает! Хорошо ещё, мы пристёгнутые сидели вдоль стенок. А представьте, аксакалы в кишлаке молятся – и вдруг на них с неба дудки с барабанами валятся! Весело было.

— Ничего себе веселье…
— Мы по этому поводу особо не переживали. Во-первых, привыкли к разного рода неполадкам. А во-вторых, были уверены в лётчиках – отважные ребята.

— Где-то ещё проявляли отвагу?
— В Ереване в чемпионский год, уже после смерти Миши Ерёмина. «Арарат» попросил отдать игру – мы отказались. Когда минут за пять до конца Олег Сергеев забил, на трибунах началось побоище. Лётчиков наших избили, Садырину досталось. Когда разъярённая толпа ломала решётки и ломилась в раздевалку, реально страшно было. Душевые трубы вырывали, чтобы защищаться… Спасибо местному тренеру – помог добраться до автобуса. Выезжали со стадиона в окружении двух БТР. Разбитые стёкла в «Икарусе» сумками заслоняли – от летящих камней.

— Кошмар.
— Это ещё не конец. Приезжаем в аэропорт: топлива нет, взлёт не дают. Пилоты плюнули на это дело, завелись – и без разрешения диспетчеров через горы улетели. Говорю же – отважные ребята! До Цимлянска, ближайшего города России, дотянули. Где-то в поле ночью сели, нашли горячительное – типа медицинского спирта – сняли стресс, отметили спасение.

— За два года до этого ЦСКА в похожую переделку в Кутаиси попал.
— Там вообще поножовщина была! Резали наших болельщиков. Садырину коллега Дзодзуашвили нос разбил. Мы убегали в раздевалку. Десант побоялись вводить на стадион, потому что могло закончиться ещё хуже. Мы были предоставлены сами себе, на авось: что будет, то и будет.

— Там вас всё же уговорили пропустить гол?
— Судьи подошли, мэр города: «Ребята, давайте вничью сыграем, пока братоубийство не началось». Мы вышли на второй тайм, пешком катали мячик. В конце вообще все в стороны разошлись, даже Ерёмин, по-моему, демонстративно встал у штанги: забивайте.

— Чем запомнилась экзотика типа Джизака?
— Аул. Зелёное поле в степи. Трибун практически нет, душевых тоже – только колонка, ноги помыть. Туалет – будка. Условий вообще никаких. Когда в такие города ездили, останавливались в ближайшей воинской части. Где-то в «Интуристах» ночевали, а где-то – в казармах, на железных двухэтажных кроватях.

— О первой лиге конца 80-х говорят: рассадник договорняков.
— Бывало, нам внаглую заявляли: «Не берёте вы – дадим судьям». В переходном турнире 1985 года «Черноморец» с «Нефтчи» так зарядили «Даугаву», что она против нас насмерть билась (0:1, 2:2. – Прим. «Чемпионата»), а им спокойно отдала игры. Короче, нас «расписали». Когда до Юрия Андреевича слухи дошли – в футбольном мирке они быстро распространяются – пригрозил в раздевалке: «Если я у вас в гетрах деньги найду – вам несдобровать».

— В 1989-м всё честно было?
— В 1989-м мы были наголову выше соперников. Даже на судейство по фигу было – вынесли всех.

«Раннего» Садырина отличала демократичность. Тренер мог посидеть, выпить, потолковать по душам с футболистами

— Когда пришло понимание, что коллектив, способный на многое, наконец сложился?
— С приходом Садырина. Его главная заслуга в том, что он сплотил коллектив: если играть, так друг за друга, если пить, то тоже вместе. По углам больше никто не прятался, по кучкам не разбивался.

— Это же в вашем номере приключилась знаменитая сценка с участием Садырина?
— Да-да. По конец первого для Иванова сбора в Испании взяли винца – немного расслабиться не запрещалось. Только присели – стук. Я удивился: «Вася, а ты что, дверь запер?». Он такой: «Ну да, открываю». Я спокойно лежу, курю. Входит Садырин. Смотрит, у нас два стакана налито. Взял один и говорит: «Вася, это тебе не «Зенит». У нас, если пьют, не закрываются». Хлопнул и пошёл дальше.

— Куда?
— К Масалитину с Брошиным – они напротив заседали. Масалитин начал жаловаться: «Пал Фёдорыч, почему все уже капитаны-лейтенанты, а я до сих пор прапорщик?». Садырин ещё стаканчик махнул и говорит: «Завтра в Москву прилетим – будешь майором». В шутку, конечно.

— Стоп. То есть всё-таки сидели по кучкам?
— А там компанией невозможно было собраться. Детский пансионат, помещение – как вагон поезда, комнатушки – «купе» на двух человек, внизу и сверху полка.

— «Раннего» Садырина отличала демократичность?
— Да, но отношения часто портят деньги. Перед сезоном в «вышке» нам обещали одно, а когда увидели, что премиальные утекают слишком быстро, придумали оценки за игры: пятёрка – 500 долларов, четвёрка – 400 и так далее. Даже после побед двойки-тройки получали. В целях экономии…

— В 1989-м за выход в высшую лигу команду премировали машинами?
— Да, «девятки», «восьмёрки». Я в предыдущий выход в «вышку» «Волгу» взял. При официальной стоимости 16 тысяч рублей на чёрном рынке она за тридцатку-сороковник уходила. В основном в республики Средней Азии. Я свою тоже загнал (улыбается).

На следующий день после финала Ерёмин планировал «проставиться» в ресторане. Не успел – ночью попал в аварию

— Из золотого сезона-1991 что сразу вспоминается?
— Завоевание Кубка в середине лета. Потеря друга, Ерёмы. После этой трагедии мы долго очухивались.

— Кто вам сообщил о ДТП?
— Садырин Кузе, Кузнецову, набрал, а он уже начал обзванивать всех остальных. Мобильных не было, кто трубки взял – поехали в Архангельское. Переживать, заливать горе…

— В этот день вы должны были собраться в другом месте и по другому поводу.
— У Миши 17-го день рождения был, а нас на какую-то халтурку отправили, сыграть товарищеский матч, подзаработать. Даже чисто символически отмечать не стали. Все строго режимили. 19-го играли в Киеве на чемпионат, а 23-го – финал. Ерёма очень хотел выиграть этот Кубок. Говорил: «Давайте Кубок возьмём – и я всех приглашаю в ресторан «Космос».

— Централизованных празднований после финала не было?
— Было море шампанского в «Лужниках», но все были настолько опустошены эмоционально, что разъехались по домам. Планировали встретиться на следующий вечер, чтобы уже всё сразу отпраздновать.

— Ерёмин ведь тоже поехал домой?
— Да, в Зеленоград, а там сосед, одноклассник, день рождения отмечал. Когда припасы кончились, рванули в Шереметьево, в Duty Free, за добавкой. Взяли, а на обратном пути попали в аварию.

— Вы забили гол «Днепру» в первом матче после гибели Ерёмина. Прямо на поле договорились сыграть вничью?
— Когда диктор объявил по стадиону о смерти Миши, у нас слёзы навернулись на глаза. Пацаны из «Днепра» подошли: «Мы вам сочувствуем. Давайте играть особо не будем – ничейку скатаем». Молодцы ребята – поступили по-человечески. Это не «Шахтёр», который через два дня после трагедии носился, убивался в Москве («горняки» выиграли – 4:3. – Прим. «Чемпионата»)…

— Боюсь представить, в каком состоянии вы на этот матч выходили.
— Два дня пили! Обычно крепкие напитки не употребляли – после игр шампусиком, пивом баловались. Но тут конкретно была водка, от которой мы не пьянели. Тренеры всё видели, но остановить не могли – сами пребывали в шоковом состоянии. О тренировках речи не шло. Тот чемпионат мы на жилах вытащили. Жалко, мой папа до этого момента не дожил три года – ушёл совсем молодым, в 49 лет. Монголия дала знать о себе: камни в почках, сердце…

Перед вылетом в Барселону «армейцы» устроили вечеринку дома у Файзуллина. Быстров, обидевшись на выговор тренера, уехал домой из аэропорта

— Вас называли одним из зачинщиков переворота против тренера Костылева в 1992 году. Справедливо?
— После чемпионского 1991-го многие ребята разъехались. Костылев начал молодёжь подтягивать, знакомую по юношеским сборным. Гущин, Гришин, Минько – те хотя бы свои пацаны, воспитанники ЦСКА. Бушманов, Мамчур у него в любимчиках ходили. Если Морозов, Садырин позволяли футболистам изредка расслабиться, то Костылеву это не нравилось. Подозревал, что «старики» воду мутят. Он тогда многих настроил против себя, но в дубль сослал нас с Быстровым.

— Вы тоже письма писали?
— Мы не те люди, чтобы писать письма. Но когда чемпионат начался и команда повалилась, уже Мурашко, президент клуба, сам подошёл: «Помогите мне снять Костылева». В итоге его без нас уволили после финала Кубка с «Торпедо».

— Чем вам так Геннадий Иванович не угодил?
— До смешного доходило: учил меня в манеже передачу с фланга делать, хотя она уже на автопилоте шла, со времён Морозова отточена была. Помните, как на Дмитриева против «Ромы» в 1991-м навесил? Серёжка потом на всех посиделках смеялся: один подал, другой забил – отчислили обоих.

— Как же вы в Барселону в ноябре 1992-го попали?
— Мы уже с Быстровым были в опале, когда дошла информация, что нас хотят поставить на ответную игру. Специально бросить под танк, чтобы показать: «старики» не тянут. Никто же подумать не мог, что мы выиграем у «Барсы» на её поле! Я жил тогда в Крылатском, прямо у велодорожки, ну и начал ежедневно по ней бегать: вверх-вниз, вверх-вниз, приводить себя в кондиции.

— Правда, что перед вылетом в Испанию целая компания нарушила режим, а попался один Быстров?
— Не совсем так. Накануне вылета – а летели через нашу группу войск в Германии – к ужину приехали в Архангельское. Решили вечером компанией двинуть в город, немножко повеселиться.

— Большая компания?
— В основном «старики» — я, Димка Быстров, Вася Иванов, Дима Харин. Из совсем молодых только Бавыкин был. Рванули к Ильшату Файзуллину на съёмную квартиру рядом со стадионом «Октябрь». Посидели. Ночь не спали, под утро явились на базу, загрузились в автобус и поехали с командой на аэродром в Чкаловский. Там-то Костылев и заметил, что некоторые товарищи слегка, скажем так, помяты. Ну и высказал: «И эти летят «Барселону» обыгрывать?». А Дядька у нас такой был – слова не скажи. Зарубился с тренером, обиделся: «Раз так, я пошёл». Взял сумку, поймал такси и уехал домой.

— Зато Файзуллин так подготовился, что лучший матч в жизни выдал.
— Так мы же знали, что проверенную систему подготовки менять нельзя (смеётся)…

По словам Колесникова, полностью обещанные за «Барсу» $ 25 тысяч не получил никто. Ему самому выплатили меньше половины этой суммы

— Чем запомнилась Барселона?
— Поле очень широкое и длинное. Когда на тренировке из тоннеля вышли, по сторонам поглядели – не сразу ворота рассмотрели. Стадион – просто потрясающий: первый раз в такой обстановке играли. Были и мурашки по коже, и нервы. А при 0:2 успокоились, решили просто поиграть в футбол – и пошло. Забили один, второй. Теперь уже «Барса» засуетилась, пошли навесы. После очередной такой подачи с трибуны за воротами Харина мотоциклетный шлем швырнули. Хорошо, ни в кого не попали.

— Как вам сосед по флангу Стоичков?
— Ни о чём был. Оправдал свою фамилию. Весь матч простоял… и слава богу!

— Что было после игры?
— Радость и веселье. Молодые централизованно в Бланес поехали, в гостиницу, а «старики» — в гости к нашим друзьям-сослуживцам из «Эспаньола». Собрались дома у Димки Кузнецова, Галямин подтянулся. Потом Кузя показал нам ночную Барселону, забурились на дискотеку. В Бланес только под утро приехали. Смотрим, команда гуляет – ну и мы присоединились.

— 25 тысяч долларов премиальных за «Барсу» полностью выплатили?
— По 100 процентов не получил никто. Больше всех выплатили Димке Харину – 19 тысяч. Мне дали 11 тысяч. Выплачивали частями, на сборах в Испании, Германии.

— После Барселоны вы сыграли ещё один матч ЛЧ, против «Брюгге», и опять исчезли из состава, окончательно. Что случилось?
— Имел неосторожность на сборах в Вюнсдорфе справить день рождения жены. Собрал близких друзей в баре, а тут, как назло, руководство заходит. И мы, тёпленькие. Опять попался…

— Что было дальше?
— Я пошёл к ним в кабинетик, попросил: со мной делайте, что хотите, только ребят не наказывайте. Вроде не наказали.

— А вас?
— Допускаю, что теми самыми бабками премиальными и прибили. Может, потому и недоплатили.

На первом же сборе в «Спартаке» Колесникову сломали ногу. В большой футбол он больше не вернулся

— Быстров ещё весь 1994 год отыграл за ЦСКА. Вы куда пропали?
— Понял, что с таким руководством ловить уже нечего. Всё обещали куда-то продать. Из той же Испании, из «Райо Вальекано», было предложение на меня и Быстрого, а им, видите ли, денег мало показалось. С «Лечче» тоже дальше разговоров дело не пошло.

— Переход в «Спартак» в 1994-м — что это было?
— Надоело быть крайним и чего-то ждать. Набрал Тарханову, он вторым у Романцева был: «Фёдорыч, пробей там – нужен, не нужен?». Романцев не отказал. Они как раз Карпина готовили на продажу в Испанию, место на фланге освобождалось.

— Но?
— Как говорится, рожденный в ЦСКА за «Спартак» играть не должен. Не иначе как футбольный бог увидел и наказал меня. На первом же сборе после Нового года, ещё в Москве, мне сломали ногу.

— Как?
— В спартаковском манеже в двусторонке Ананко в подкате в голеностоп влетел. Перелом ноги. Операцию не делали. Гипс наложили в ЦИТО и отпустили домой. Нога потом долго не разгибалась.

— Даже не пытались вернуться?
— Пытался: в Израиль ездил, в Южную Корею. Боль уже отпустила, но ещё хромал. Месяца два-три нужно было набирать кондиции, а там долго ждать не готовы были.

— Тяжело в 28-29 лет прощаться с футболом?
— Очень. Помню, на Кубок Содружества в гипсе приковылял, в манеж ЦСКА. Юрий Палыч Сёмин меня увидел и со своей фирменной, доброй улыбкой спросил: «Миш, а ты чего, в «Спартак» перешёл?». «Ну да», — отвечаю. «А я, — говорит, — всегда хотел с тобой поработать». Ну а потом уже поздно было. Палыч честно сказал: «Мишань, я тебя возьму, но тут уже Харлачёв в порядке, молодёжь…» И я понял: поезд ушёл. Пришлось заканчивать.

Из победителей Кубка СССР 1991 года четверых футболистов уже нет в живых

— Есть сожаление, что так сложилась карьера?
— Никаких сожалений. Кто-то получает больше, кто-то меньше – так устроена жизнь. Винить никого не надо. Многие великие спортсмены – себя-то я к ним не отношу – и спивались, и бомжевали, и умирали. Мне грех жаловаться. Я вот на фотографию с финала Кубка смотрю – человек 7-8 уже нет с нами: Миша Ерёмин, Валерка Брошин, Витька Янушевский, Дима Быстров, массажист, администратор, Пал Фёдорыч, его помощник…

— Отчего на самом деле ушёл Быстров?
— Ехали с Колотовкиным из Серпухова. Где-то остановились искупаться – вода ещё прохладная. У Димы и случилась пневмония – сейчас сказали бы: коронавирус. Поднялась температура. Жена уговаривала в больницу лечь – Быстрый отмахивался: в первый раз, что ли? На второй день температура ещё выше – за 38. Она скорую вызвала – отказался от госпитализации. Ночью — «+39». Привезли в 67-ю больницу, рядом со мной. Доктор сказал: «Мы-то боремся, а его организм, видать, бороться не хочет». Дядька очень закрытый был. Что его терзало, никогда не рассказывал – всё держал в себе.

— С Янушевским ещё более тёмная история?
— На самом деле – типичная для футболиста, по себе знаю. Жёнам что нужно? Чтобы достаток был в семье. А как только ты заканчиваешь играть и прежние деньги в дом приносить перестаёшь, начинаются проблемы. Видимо, Виктор и не выдержал. Говорят, повесился в ванной в Германии…

Из нашего поколения мало кто заработал на безбедную старость. Многие в 90-е срывались. Зато теперь я точно знаю: не в деньгах счастье, как бы банально это ни звучало. У меня трое сыновей, две внучки. Спасибо, что живой.