Карьеру игрока Скудра начал в 1990 году, а в 1994-м принял решение отправиться в Северную Америку. Однако, не будучи задрафтованным, был вынужден долго пробиваться в НХЛ через низшие лиги.
— Как вообще возникла идея переезда?
— В жизни настал такой момент, когда надо было что-то менять, двигаться вперёд, решать, куда дальше идти, как дальше жить. Ведь в то время хоккей в России начал, откровенно говоря, разваливаться. Поэтому и решение пришло достаточно быстро: лучший хоккей — за океаном, значит, надо пробовать, а почему бы и нет? Вот так взял, собрался и просто уехал, не зная, что там впереди.
— Что было самым сложным по приезде в Северную Америку? Тогда у вас семьи ещё не было?
— Да, тогда было чуть проще, ведь я был один. А самое сложное то, что пришлось всё начинать с нуля. Надо было доказывать, кто ты такой, много работать, чтобы тебя заметили. Вот так и начал с низших лиг доказывать, что умею играть в хоккей, старался быть лучше местных, доказывать, постепенно поднимаясь наверх по этой лестнице. У меня была мечта попасть в НХЛ — вот я и работал с этой мыслью.
— Языковой барьер мешал?
— Сначала было действительно трудно. Я ещё и в команду попал, где не было ни одного русского игрока. Даже ни одного латыша не было! И пришлось помучиться первые месяца четыре. Было очень тяжело, но потом уже стало легче. Начал понимать, что от меня требуется, общаться с партнёрами. Жизнь заставила: деваться было некуда — вот и учил язык, общаться же надо.
— Система подготовки в Советском Союзе и в Северной Америке отличалась? К отличиям быстро привыкли?
— Да, та подготовка, которую мы проходили в СССР, увы, сильно отличалась от той, с которой столкнулся в Северной Америке. В нашей стране тогда мало уделяли внимания подготовке вратарей, ты практически должен был учиться сам: сам анализируешь свою игру, сам доходишь до тех ошибок, которые совершил в игре. За океаном всё иначе: с тобой работают, тебе подсказывают, тут тебе и видеопросмотры, и анализ игры. Да, немного другие площадки, бросков больше, больше контакта, все больше лезут на пятак. Вот у нас раньше вратари не работали со штангой, а в США это просто необходимо, без силовой подготовки не выжить. Надо выходить и бороться на пятаке, там с тобой никто церемониться не будет, надо биться. Там не было такого пространства, как в СССР.
Вот эпизод из матча НХЛ. Мы играли в Ванкувере против «Детройта», и Крис Дрейпер накатывает на ворота, Эд Жовановски его по правилам сносит, Дрейпер летит и сносит меня. Арбитр матч не останавливает, Никлас Лидстрём спокойно
Петерис Скудра
расстреливает пустые ворота — и всё в пределах правил. В Европе так не работали и не работают, и к этому тоже надо привыкнуть. Поэтому и силовая подготовка просто необходима. Таких эпизодов было полно. Пожалуй, это и было самое сложное, я просто не был готов к такому контактному хоккею, в котором ты должен воевать за своё пространство.
— А за место в составе приходилось воевать?
— Конечно, ведь ты иностранец, приехал, чтобы занять чье-то место в составе. Нас, европейцев, всё же не любили. Было всё очень жёстко, ты должен был заслужить уважение своей игрой, работой доказать, что достоин места в составе. Сначала ты должен стать лучшим на тренировках, поэтому каждая тренировка для тебя — как игра. У тебя нет права расслабиться или выйти на тренировку спустя рукава. У меня была определённая цель: я знал, что не уеду из Северной Америки, пока не попаду в НХЛ. Ведь были парни, которые, приехав со мной в один год, через пару лет уезжали обратно. А я пахал, работал и верил, что мне дадут шанс попробовать себя в НХЛ. Я не допускал даже мысли, что у меня вдруг что-то не получится, поэтому с первого дня «закусил удила» и начал работать. А по-другому никак, это же профессиональный спорт, выживают сильнейшие.
— Не было боязни, что не получится?
— Я верил, что пробьюсь, других вариантов у меня не было. Я сидел дома и просматривал свою игру, игру тех, против кого приходилось играть. Анализировал и работал, причём начал делать это практически с первого дня пребывания за океаном.
— Велики отличия между вратарями европейскими и североамериканскими?
— Сейчас больших отличий нет, раньше было очень много, ведь стиль игры команд в Европе и НХЛ отличался. Посмотрите, как в НХЛ играют на пятаке и как это делалось в Европе. Вот отсюда и различие в манере игры. В НХЛ ты должен иметь силу в ногах, держать удар. Вот мне приходилось играть против очень мощных хоккеистов, представьте себе: Леклер, Линдрос и многие другие, которые просто вкатывают на пятак и не останавливаются ни перед чем. Но ведь ты должен ещё и всё увидеть, что происходит на площадке, не пропустить момент броска. Когда лёд открытый, ты всё видишь, а когда перед тобой куча народу, всё совсем по-другому.
— 25 сентября 1997 года, после трёх сезонов, проведённых в пяти командах трёх низших лиг, вы подписали контракт с «Питтсбург Пингвинз».
— Да, я приехал на просмотр, не имея контракта, и мне, можно сказать, повезло. У Баррассо перелом пальца, у Жан-Себастьена Обена проблемы со спиной, а Патрик Лалим так же, как и я, сидел без контракта. Из восьми выставочных матчей я сыграл в шести. Это был мой шанс, я ведь его ждал — и вот он. Надо было выложиться полностью, чтобы показать всё, на что способен. Мне было тогда 25, и я подписал однолетний, правда, двусторонний контракт. И уехал в фарм-клуб, но не прошло и трёх дней, как меня вызвали в основную команду и сказали: вот, мол, он твой шанс, иди и играй в хоккей. Вот так я, не задрафтованный ни одним клубом, попал в НХЛ. У меня была цель, которой я в итоге достиг. Но здесь самое главное — не снижать к себе требований, а продолжать работать, может быть, даже ещё больше, чем до этого.
— Помните свой первый матч в НХЛ?
— Очень хорошо помню, ведь мне не хватило 40 секунд, чтобы сыграть на ноль. «Джо Луис Арена», матч против «Детройта». А это был тот сезон, когда «Детройт» выиграл Кубок Стэнли, и вот идёт церемония чествования команды, гимн и всё такое. А ты стоишь и ждёшь.
— И нервничаешь?
— Конечно! Игра получилась интересной, мы до последней минуты вели 1:0, и вот наступили те самые последние минуты, у «Детройта» удаление, он в меньшинстве, и… Самое главное — я сам допустил ошибку, споткнулся, и Брендан Шенахэн сравнял счёт… Вот так мне не хватило до игры на ноль в своём стартовом матче всего, если быть уж совсем точным, 45 секунд. Ту игру я запомнил на всю жизнь, это ведь мой старт в НХЛ.
Петерис Скудра
— Что думает вратарь в такие мгновения? Ты играешь на ноль, идут последние секунды… Это сильно давит?
— Ну, мне просто не хватило опыта, «Детройт» получил две минуты штрафа за минуту и пять секунд до конца третьего периода — казалось бы, всё, вот она, победа. И тут я дал слабину, начал думать об этой победе, а так нельзя в лиге, где против тебя играют самые сильные хоккеисты в мире. Но мне повезло с командой — в «Питтсбурге» в то время был очень хороший коллектив: Рон Фрэнсис, Стю Барнс, Яромир Ягр и, конечно, тренер Кевин Константин, который меня постоянно гнал, ругал, заставлял пахать на тренировках. Тогда я его даже в чём-то не понимал: вроде и так всё хорошо. Но сейчас, став тренером, понимаю, как много он мне дал, и за это я ему благодарен. Представьте себе ситуацию: мой первый матч закончился, я стою под душем, уже и в раздевалке никого нет, и тут заходит Кевин в костюме, становится рядом со мной и минут десять извиняется за эту ситуацию. Дескать, жаль, что команда не смогла помочь тебе, понимаю, как тебе обидно… Он даже посмотрел статистику и выяснил, что на тот момент в истории НХЛ был только один вратарь, в дебютном матче отыгравший на ноль. А в целом тот сезон мне удался, я провел 20 матчей и получил двухгодичный односторонний контракт.
— Марио Лемье приходил к вам в раздевалку?
— Да, заходил, он как раз уже занимался клубом, заканчивал карьеру и становился владельцем команды. Проблем у него хватало, но он приходил, со всеми общался. Так сразу и не скажешь, что это великий игрок, никакой звёздности в нем абсолютно не было.
— После «Питтсбурга» вы перешли в «Баффало».
— Последний сезон в «Питтсбурге», 1999-2000, не задался с самого начала. В заключительный день тренировочного лагеря получил травму плеча, пропустил начало сезона, потом травма спины — и пришлось ложиться на операцию. В итоге всего 20 матчей провёл в сезоне. «Питтсбург» мне нового контракта не предложил, и я оказался в «Бостоне», а между ним и «Баффало» уже была договорённость: контракт я подписал после драфта отказов, и «Бостон» вынужден был меня выставить на 24 часа. А в это время в «Баффало» бастовал Мартен Бирон, вот «Сэйбрс» меня и забрали, что бы его припугнуть. Я провёл в «Баффало» три недели, сыграл 27 секунд и вернулся обратно в «Бостон».
— У каждого вратаря есть свои приметы, и у вас были?
— Я, наверное, не такой, как все. Да, иногда про вратарей говорят, что они странные люди, я совершенно не такой. Но по-спортивному я очень злой и могу сказать, что ради победы готов перейти через определённую грань. Но такое было очень редко. Я и сейчас готов ради победы на всё, но, будучи тренером, могу сдерживать свои эмоции. Вот у Тома Баррассо были свои приметы — курить классные сигары и ездить на дорогих машинах.
— Он вообще личность неординарная.
— Точно. Был однажды очень интересный момент. Перед последней игрой сезона, моего второго сезона в команде, он подошёл ко мне и спросил, какие у меня в контракте прописаны бонусы. Я тогда сыграл чуть более 40 матчей, и в контракте был прописан бонус за проведённые игры, но одной игры мне всё же не хватало. Я так и сказал Томми, добавив, что ничего страшного в этом нет. Вдруг он говорит: «Не волнуйся, сыграешь». Я не придал
Петерис Скудра
значения его словам и уселся на скамейку. И вот третий период, мы выигрываем у «Айлендерс» — 3:1, идёт реклама, и вдруг Том, ничего никому не говоря, уезжает из ворот и отправляется в раздевалку. По дороге показывая мне, чтобы я занял место в воротах. Вот так я получил свой бонус. Потом он подошёл ко мне и напомнил: «Я же говорил, что ты сыграешь». Мне оставалось, только спросить, что я должен. «Да пустяки, хорошие сигары и бутылку коньяка».
— Как тренерский штаб на это отреагировал?
— Да нормально, там уже привыкли к таким выходкам Томми. В отличие от меня, он был нормальным вратарём со своими странностями и приметами.
До окончания заокеанской карьеры Скудра поиграл ещё в «Бостоне» и «Ванкувере», побывал и в АХЛ, а с сезона-2003/2004 выступал в России за «Ак Барс», «Химик», ЦСКА и новокузнецкий «Металлург». Последним же для него в качестве игрока стал сезон-2006/2007.
— Сейчас вы тренер, и опыт, полученный в НХЛ, вам пригодился?
— Естественно. Там мне всегда говорили: «Ты единственный в команде, кто проводит всю игру лицом к площадке, ты должен уметь разобраться с пятью хоккеистами так, что бы они тебя слышали, понимали. Если не сможешь — значит ты плохой хоккеист. Ты видишь ситуацию и должен её контролировать.
— Я знаю, что вы хотели бы открыть школу вратарей.
— Да, есть такая задумка, и надеюсь в ближайшее время это осуществить. И осуществлю однозначно! Хочу сделать это в Москве или Подмосковье, набрать детишек и работать с ними, причём работать по-настоящему: отработать три недели, дать задание на месяц и продолжать поддерживать связь, давать советы. Потом новые занятия и новая работа — так, чтобы он целый год работал по плану, который мы вместе разработаем. Я понимаю, это очень сложная работа, но хочу набирать в группу не по двадцать человек, а по шесть-восемь. И следующим летом я обязательно это попробую.
— Что скажете о ваших подопечных в „Сибири“?
— У нас хорошая бригада вратарей, мы постоянно работаем, но они и сами должны показывать свой характер, без этого не будет побед. Меня самого так учили, и этого же мы требуем от своих вратарей. Надеюсь, мы понимаем друг друга.
— Очень часто приходится слышать, что мы не умеем играть на пятачке, что у нас этому просто не учат.
— Отчасти согласен, мы очень плохо играем перед воротами, а детей просто этому не учат. Ты должен научить ребят, объяснить, что они должны находиться не в двух метрах от ворот, а непосредственно перед ними. Это навык игры, понимание игры. А ещё не всем хватает характера для игры на пятаке, упорства. Тут много факторов. Играть там, где бьют, где делают больно, не у каждого получается. Вот у канадцев это даже не обсуждается, они готовы всегда к этой борьбе.
— В Северной Америке очень часто обвиняют европейских вратарей в том, что они не выходят из ворот, не умеют играть клюшкой. Это упущение в детском возрасте или просто другой стиль игры?
— И то, и другое. С одной стороны, это стиль, но ведь он формируется в детских школах, а там на это не обращали внимания. Игра клюшкой — очень важный элемент. Вот я, уже попав в НХЛ, не раз слышал, что слабо играю клюшкой. Навыка нет, и когда останавливаешь шайбу, то не знаешь, что делать дальше. Да, остановить шайбу было не так трудно, как понять, что делать потом. Вот это было вопросом куда более серьёзным! Площадка маленькая, все бегут на тебя, и твои действия должны быть отработаны в предсезонных матчах, ведь времени, чтобы подумать, просто нет. Ты должен принять решение: отдать ли длинный пас, сыграть ли коротко… А это зависит от того, кто в данный момент находится на льду. Твоя задача — оценить происходящее и принять правильное решение за доли секунды. Или просто оставь шайбу защитнику, если уж совсем не знаешь, что с ней делать.
Есть и другая важная тема — умение общаться на поле. У нас, к сожалению, оно на очень низком уровне, а это ведь важная часть игры, особенно игры в своей зоне.
— Молчат?
— Молчат, не хотят общаться. В такой игре, как хоккей, молчать нельзя. Мне вот повезло, я попадал в команды, где все говорили. Доходило даже до того, что не так важно, как ты играешь, поймал ты шайбу или не поймал. „Мы должны слышать тебя на скамейке“, — вот так говорили мне тренеры в НХЛ. И мы сейчас стараемся учить своих ребят говорить. Таков менталитет российского хоккеиста: он будет бежать и молчать, сделает 10 шагов и не скажет ни слова. Это тоже очень важная часть игры, ты должен общаться с партнёрами, особенно в своей зоне, подсказывать партнёрам, кто где находится, кому лучше отдать передачу. Тогда все будут делать меньше лишних движений на площадке.
Петерис Скудра