Майк Кинэн – о России, Канаде, карьере и характере

Открою маленький репортёрский секрет: когда на следующее утро после игры у тебя назначено интервью с действующим тренером, ты молишься, чтобы его команда выиграла. А уж если этот тренер известен своим крутым и эмоциональным нравом – молишься с особым усердием. Вдруг проиграют – и всё сорвётся?

А срыва не хотелось совершенно. Не так часто приезжает «Магнитка», команда Восточной конференции КХЛ, в «западную» Москву – а первый шанс, в начале осени, я из-за пребывания в отпуске уже упустил. Пообщаться же с великим и ужасным Железным Майком было одним из моих давнишних журналистских мечтаний.

Когда ты в 14 лет во все глаза смотришь финальную серию Кубка Канады-87 Канада — СССР, которую все называют теперь лучшим хоккеем в мировой истории (одни результаты чего стоят: 5:6, 6:5, 6:5), и там Виктору Тихонову противостоит тот самый Кинэн; когда тебе в бытность собкором по Северной Америке пачками рассказывают о нём совершенно невероятные истории наши энхаэловцы – любопытство раскалено добела. Годами, десятилетиями. И вот этот человек приезжает работать в Россию…

…«Металлург», как назло, проиграл. Пусть и в овертайме, да сопернику, который находился в разобранном состоянии, – ЦСКА. Сопернику, которого одному из лидеров нужно было обыгрывать, и оттого, что этого не случилось, все были чудовищно раздосадованы. Логично, что Кинэн после игры метал

громы и молнии, и напомнить об уже обговоренном несколькими днями ранее интервью под горячую руку люди ему не рискнули. И я их хорошо понимаю.

Но наутро всё же осторожно поинтересовались. Я в это время уже сидел и в волнении качался, как Леонид Слуцкий, в холле отеля «Ренессанс-Монарх» на Ленинградке. Кинэн удивился: что ж вы мне раньше-то не напомнили? Это называется – репутация бежит впереди человека. А человек через несколько минут спокойно спускается в лобби и уделяет мне ровно час, о котором ранее и шла речь. И оказывается хоть и железным, но и очень Живым Майком. Так бывает.

«А ЧТО ВЫИГРАЛ БАРРИ СМИТ?»
Например, рассказываю ему об интервью Даниса Зарипова и даже – по рассказам прошлогодних одноклубников – Евгения Малкина. Мол, Кинэн – справедливый человек, но далеко не такой суровый, Железный, как его рисовали. Из тренера вырывается весьма многозначительный хохоток:

— После двух последних матчей я устраивал им настоящие разносы. Так что, думаю, с момента тех интервью парни изменили свою точку зрения. Если честно, сейчас я даже несколько удивил себя, насколько страстно подхожу к тому, что делаю.

— Кто, кстати, придумал вам прозвище Железный Майк?
— Точно не знаю, но у меня есть версия. Думаю, это произошло во время моей работы в «Чикаго Блэкхоукс». В одном и том же сезоне «Буллз» с Филом Джексоном выиграли чемпионат НБА, команда НФЛ «Чикаго Беарс» с тренером Майком Диткой взяла Супербоул, а мы дошли до финала Кубка Стэнли. Дитку на ту пору как раз и называли Железным Майком. Вот и меня стали – учитывая, что успехи к двум клубам из одного города пришли одновременно. Был один Железный Майк – стало два. И это прозвище закрепилось, стало частью моей личности, потому что я был такой… строгий.

Строгий-строгий. Приятно общаться с людьми, которые не лакируют действительность, не обходят острые углы, а называют вещи своими именами. Например, интересуюсь:

— Некоторые специалисты давали пессимистичные прогнозы о вашем будущем в Магнитке. Например, Барри Смит сказал: «У Кинэна в Магнитогорске ничего не получится. В России нужна гибкость, а у Майка её нет».
— (Кинэн прищурился.) А что выиграл Барри Смит как главный тренер?

— Ничего.
— Правильно – ничего. Тогда что же он на словах рассуждает о том, чего на деле не знает? Что ему даёт право делать подобные заявления?

После такого даже несколько наивным выглядел такой мой вопрос:

— Вы всё такой же Железный? Или уже не совсем?
— Понимаете, это как у учителя, которым я был до того, как подался в профессиональный хоккей. Когда начинаешь, то пытаешься найти себя в профессии, пробуешь разные методы и «фишки». Но на каком-то этапе уже чётко понимаешь, какой приём и при каких

обстоятельствах доходит до сознания студентов. Методы донесения могут быть разными. Когда надо – «железными». В других случаях – не очень.

— А можете объяснить, зачем вскакивать на стол перед четырьмя русскими во время финала 1994 года «Рейнджерс» — «Ванкувер» и кричать им, что они не понимают важности Кубка Стэнли и для них имеют значение только чемпионаты мира и Олимпиады?

Кинэна, по-моему, этот вопрос необычайно вдохновил. Начал ответ он неожиданно:

— Это было в самолёте!

Тут уже я немножко удивился:

— Постойте. Как можно вскочить на стол в самолёте?!

Майк торжествующе объяснил:

— Это был хороший самолёт. Частный. Со столами и другими модными прибамбасами. Там была только наша команда. За моей спиной стоял Марк Мессье и в голос смеялся…
А содержание вы передали абсолютно правильно. Мне нужно было утвердиться во мнении, что парни сфокусированы до предела. Я не был в этом уверен. Это были первые русские, которые оказались в такой ситуации, в шаге от победы в Кубке Стэнли. Хотя нет – раньше был ещё Игорь Кравчук, который играл в финале за «Чикаго» против «Питтсбурга».
Но Игорь отлично говорил по-английски. Из русской четвёрки же в «Рейнджерс» этим мог похвастать только Сергей Немчинов, который был постарше. У остальных – Алексов Ковалёва и Карповцева, Сергея Зубова – с этим делом на тот момент было слабо. Поэтому просто объяснять им не имело смысла. Нужно было что-то поярче. А слова, которые во время этой речи со стола я произносил, трем другим переводил как раз Немчинов, посредник в нашем общении.
Мне надо было сделать всё возможное, чтобы они поняли важность выигрыша Кубка Стэнли не только для команды, но и для всего города Нью-Йорка, который не видел этот трофей с 1940 года. Я вполне допускал, что ребята могли этого не осознавать. Надо было личным примером показать, какой страсти я от них жду…

— И что – сработало? Вообще, этот спич был до финальной серии или уже во время?
— Во время. Где-то посередине. А сработало ли? Конечно. Тот же Алекс Ковалёв был одной из огромнейших причин того, что мы выиграли тот Кубок Стэнли. Там вообще много чего сработало. У нас с ним в том сезоне был ещё один прекрасный эпизод…

— Это когда он переиграл пару смен, после чего вы его не пускали на скамейку до тех пор, пока у него язык вываливаться не стал? Причём не пустили даже после того, как он забил гол?
— Именно.

— Сам Ковалёв однажды мне сказал, что Кинэн его не отпускал с площадки 16 минут, где-то я прочитал вдвое более скромную цифру – 8. Сколько было на самом деле?
— Около 12. И больше он себе такого не позволял. А Зубов? Предыдущей осенью я отправил его в фарм-клуб, а через какое-то время вернул. И он уже никогда не играл так, как до того, и был просто великолепен. В общем, с каждым было своё общение, и те, кто хотел, извлекали из него пользу и прогрессировали. Это всё было нужно, чтобы выиграть Кубок. Даже с такими людьми, как Брайан Лич, приходилось быть весьма… хм-м… решительным, чтобы они поняли, какой для победы внутри команды должен быть стержень.

— Вы имеете шанс стать первым тренером в истории мирового хоккея, который выиграет внутренние соревнования высшего уровня в Северной Америке и России – Кубки Стэнли и Гагарина, а также международный топ-трофей – Кубок Канады, причём дважды. Для вас это сильный стимул?
— Да, такая перспектива способна вызвать дополнительный пыл. Впрочем, для этого нам нужно будет проделать очень много работы. И я надеюсь, что игроки «Металлурга» способны осознать одну чрезвычайно важную вещь. Просто так чемпионом не стать. Для этого многое должно быть принесено в жертву. Чемпионство – это всегда жертвоприношение. Всегда. Невозможно вести себя как обычно, как все, чтобы стать лучшими. Остаётся понять, готовы ли хоккеисты принять такой подход.

— Вы ожидаете от них большего, чем видите сейчас?
— Абсолютно точно – большего. Поскольку вижу, на что эта группа людей способна. Одно дело, когда у собранных в команде хоккеистов объективно нет способностей, чтобы прыгнуть на другой уровень. Но у команды из Магнитогорска они есть. И я жду, что в течение сезона и каждый по отдельности, и все вместе будут прогрессировать. Хотя прекрасно понимаю, что без спадов не обойтись.

— Те же лидеры, Зарипов и Мозякин, никогда не играли в НХЛ. Насколько сложно им в связи с этим воспринимать ваши требования?
— Вы не поверите, но вот как раз им это оказалось проще всех в команде! Они наши однозначно лучшие игроки, и их адаптация к моим требованиям получилась весьма простой. К тому же они выигрывали чемпионаты КХЛ, мира. Они знают, что такое побеждать на больших турнирах.

Это элитные атлеты, которые ставят перед собой задачу быть лучшими каждый вечер. Наличие таких людей очень важно для любой команды и для нашей в том числе.

— Думаете, они даже при невыдающихся антропометрических данных смогли бы при желании стабильно играть в НХЛ?
— Не сомневаюсь в этом ни секунды. НХЛ не настолько богата талантливыми хоккеистами такого уровня. А габариты не имеют значения. Есть множество хоккеистов с высочайшим уровнем способностей, которым не дано толкаться и выцарапывать шайбу у бортов. Талантливые люди должны заниматься на льду своим делом.

«ГОТОВ ПРИЗНАТЬ: ПОБЕДНЫЙ ГОЛ В КУБКЕ КАНАДЫ-87 МЫ ЗАБИЛИ ПОСЛЕ ФОЛА»
Впрочем, мы несколько забежали вперёд. И из 2013-го вернёмся на машине времени марки «Кинэн» в 1987-й. На четверть века с хвостиком назад, когда Железный Майк ещё не был лыс. Ну вот есть у меня такая репортёрская слабость – если общаюсь с человеком, творившим великие события, попытаться выжать о них главное. Ведь это в тысячу раз важнее для истории, чем сиюминутное…

Начал издалека.

— Виктор Тихонов – по-прежнему почётный президент ЦСКА. Вы его вчера на матче случайно не видели?
— Нет. Но я очень его уважаю. И мне было бы интересно как-нибудь повстречаться с ним, поговорить, расспросить о разных вещах и вспомнить былое. В то время я был совсем молодым тренером по сравнению с ним. Кравчук, который стал первым задрафтованным русским игроком «Чикаго», играл в тихоновских ЦСКА и сборной СССР, и у нас с ним было много интересных и познавательных разговоров об этом специалисте, о том, как он работал. И я рад, что ЦСКА дал ему почётную должность. Это честно по отношению к людям, которые столько сделали для клуба.

— Согласны ли вы с точкой зрения многих, что игры финальной серии Кубка Канады-87 были лучшим хоккеем в мировой истории?
— Да. В том числе и потому, что интересовался мнением на эту тему таких выдающихся людей, как Уэйн Гретцки, Марк Мессье, Пол Коффи, Рэй Бурк. У нас в той команде было 11 будущих членов Зала хоккейной славы! Конечно, я испытываю огромное уважение к людям, которые играли в Суперсерии 1972 года. Но мне довелось смотреть записи тех матчей, и никакого сравнения с финалом Кубка Канады-87 Канада – СССР они не выдерживают.

— Кстати, насчёт 72-го. Каждый канадец помнит, где он был в момент решающего гола Пола Хендерсона в той Суперсерии. А вы?

— Я был студентом Университета Торонто. Стоял на главной улице города и через окно магазина смотрел игру на большом экране, развёрнутом на улицу. Там этот гол и встретил.

— Как вы придумали объединить Гретцки и Марио Лемье в одном звене?
— Это пришло мне в голову ещё в июле. Я сидел на веранде своего коттеджа в Онтарио, и в этот момент озарило: а не попробовать ли совместить двух самых индивидуально талантливых хоккеистов? Но я не сказал об этом даже своим ассистентам. Вообще никому, ни одному человеку на Земле!
Потому что хотел выдержать это в качестве сюрприза, этакого козырного туза до последнего. То есть до Советского Союза. Я был почти уверен, что в финале мы будем играть именно с ними, и «засвечивать» свою идею раньше времени в мои планы не входило. Советская команда и её тренеры не должны были быть к этому готовы. Ни в выставочных матчах, ни в предварительных играх турнира, ни в полуфинале – ни разу я их вместе не выпускал!

— А как сами Гретцки и Лемье отнеслись к такому решению? Далеко ведь не каждая суперзвезда готова к тому, что не всё будет крутиться исключительно вокруг неё.
— Однозначно положительно. Об этом можно было судить хотя бы из тех спектаклей, которые они в итоге устроили. Когда два великих человека, будь то хоккеисты, актёры или певцы, объединяются, то им доставляет удовольствие сотрудничать с человеком, равным по таланту. С человеком, который с полуслова понимает, что ты задумал, и может это реализовать. Получается синергия, от которой лучше становится всем. Вдвоём такие люди ещё сильнее, чем поодиночке. А насчёт эгоизма суперзвёзд… Понимаете, в канадском складе ума и культуре любая персональная жадность отступает, когда доходит до главного – стремления к победе. Победа – это высшая ценность.

— А правду ли говорят, что Гретцки не хотел играть в том Кубке Канады, поскольку был чрезвычайно измотан после выигранного «Эдмонтоном» Кубка Стэнли? В финале которого, кстати, его команда одолела в семи матчах вашу «Филадельфию».
— Правду. Он не мог не быть утомлён. Игра в Кубке Стэнли отнимает очень много сил. В том плей-офф мы, «Флайерз», сыграли 26 матчей за 52 дня! Мы выходили на лёд через день, летая к тому же по всей стране! А у «Эдмонтона» с его географическим расположением перелёты ещё круче. Поэтому состояние Уэйна понять легко. Я ездил навестить его в Калифорнию, чтобы поговорить на тему игры в Кубке Канады. Но отдать должное за то, что он в итоге согласился, нужно его отцу. Окончательное решение Гретцки принял именно после его убеждений.

— Кстати, я читал, что летом вы участвовали в лагере для хоккеистов-любителей (весьма дорогостоящем – каждый желающий вынужден был вынуть из кармана 10 000 долларов, которые были потрачены на благотворительные цели. — Прим. ред.), который Гретцки проводил в Лас-Вегасе.
— Я участвую в нём последние четыре года.

— У вас с Уэйном настолько близкие отношения? Ведь помимо вас ему там помогали его отец и брат.
— Да. Как раз со времён Кубка Канады-87.

— Но ведь в прессе ходили разговоры, что у вас с ним не сложились отношения в «Сент-Луисе». Из-за чего он и не переподписал контракт с «Блюз» и ушёл в «Рейнджерс» спустя три месяца.
— Пресса всегда рождает те или иные слухи. Но, как видите из этого примера, у нас с Уэйном действительно очень тёплые и прочные отношения.
На моём решении объединить его с Лемье сказались ещё и разные философии канадского и советского хоккея, — продолжил Кинэн о Кубке Канады. — Советский Союз всегда использовал четыре звена, которые играли строго по очереди и примерно равное количество времени. Мы смотрели видео, анализировали…

— Постойте, в середине 80-х разве в хоккее уже шла работа с видео?
— Это было самое начало использования таких методов подготовки. Когда я пришёл в «Филадельфию», мы стали первым клубом НХЛ, который готовился к матчам посредством видео! Более того, мы были первой и единственной на тот момент командой, которая получила в своё распоряжение систему, позволявшую точно обсчитывать игровое время хоккеистов. Мы пошли к профессору Ванкуверского университета, который создал такую программу.
Более того, «Флайерз» были единственным клубом НХЛ, у которого имелись тренеры по физподготовке и восстановлению травмированных, а также тренер вратарей. В 1984 году у нас работал штаб из пяти человек, что было неслыханно. Мистер Снайдер, владелец клуба, был очень продвинутым человеком во всех вопросах, касавшихся хоккея. И прислушался, когда я попросил его обо всех этих новациях. А идеи мои были основаны на том, что, будучи ранее преподавателем в Университете Торонто, я осознавал: нужен выход на новый уровень в плане научно-методического обеспечения.

— Да, так мы говорили о разных философиях канадского и советского хоккея, которые сказались на вашем решении объединить Гретцки и Лемье…
— Так вот, мы знали, что у русских – система с четырьмя звеньями, и видели, насколько педантично она выдерживается. Я понимал, что в связи с этим по ходу игры обязательно будут моменты, когда Гретцки и Лемье будут оказываться на льду против низших звеньев соперника, и это даст нам немало шансов. А теперь смотрите: решающий, шестой гол в третьем матче мы забили в тот момент, когда у нас на площадке было первое звено, а у сборной СССР – четвёртое!

Вот тут-то память Майка и подвела. Правда, я сам сообразил это только после окончания интервью, придя домой и пересмотрев запись того гола. Какое же четвёртое звено, когда на вбрасывании в чужой зоне, с которого началась канадская контратака, был Вячеслав Быков, а рядом фигурировал 13-й номер – Валерий Каменский?!

Жаль, реакция подвела уже меня, поскольку любопытно было бы услышать, как парирует Железный Майк некоторое разрушение его красивой, согласитесь, теории. Хотя в том, что она не лишена справедливости и в какие-то другие моменты финальной серии действительно срабатывала, сомнений у меня нет.

Зато Кинэн нашёл в себе мужество признать важнейшую вещь. Я спросил:

— В Советском Союзе после той финальной серии было много возмущений по поводу судейства Дона Кохарски. Как думаете, оно вам помогло?

Начал отвечать, правда, Железный Майк несколько абстрактно:

— О судьях всегда было, есть и будет много разговоров. Вот вчера, например, судья не дал свисток на Зарипове, а если бы это произошло, может, мы выиграли бы со счётом 2:0. Судьи так же, как и хоккеисты, ошибаются. Уверен, были эпизоды, когда в важных матчах на чемпионатах мира советская команда забивала ключевые голы после ошибок рефери, но её тренеры потом предпочитали об этом не говорить. Так всегда бывает в хоккее.

Надо было дожимать.

— И всё же сами как считаете: ошибся ли Кохарски во время атаки, приведшей к решающему голу в третьем матче серии? Был ли фол на советском игроке сразу после вбрасывания?
— Да. Наверное, это была ошибка. Возможно, судья просто этого не увидел. Тогда ведь был один главный арбитр, это теперь их двое. Кохарски мог этого не заметить.

По-моему, круто, что Кинэн сказал это вслух. Даже если для самих Вячеслава Быкова и Дэйла Хаверчука, который на нём сфолил, всё и так очевидно. Быкова зацепили, последовала контратака «три в один» — и уж таким мастерам, как Лемье с Гретцки, не составило труда «раскатать» одного Кравчука и переиграть Мыльникова…

Так или иначе, канадцы ту легендарную серию выиграли. И у Железного Майка есть этому глубоко

философское объяснение. Которое последовало в результате моего вопроса на совершенно иную тему.

— Тренировать русских – это другое, чем североамериканцев? Есть ли разница в менталитете, которую вы уже осознали за время работы здесь? – спрашиваю его.
— Есть одна вещь, которую мне очень интересно понять, но давать на неё ответ пока очень рано. Ещё Анатолий Тарасов, изучая канадский хоккей, сформулировал четыре компонента, на которых он зиждится. Первый – физическая подготовка. Второй – тактика, модели игры. Третья – индивидуальная техника.
И тому, и другому, и третьему можно научить. Но есть пункт N 4, который учёбе не поддаётся. Это – страсть. Именно она в конечном счёте позволяла Канаде во многие решающие моменты побеждать Советский Союз. Вы не представляете, как много это значит для канадских хоккеистов – соревноваться и выигрывать. И Тарасов признавал, что этому научить невозможно. И что русские не могут на постоянной основе обыгрывать канадцев именно по этой причине. В разовых вариантах – могут, а «вдолгую» — нет. Считаю, что исход Кубка Канады-87 в нашу пользу – из-за уровня страсти. И победа «Кленовых листьев» на Олимпиаде-2010 в Ванкувере – из-за неё же. Для канадцев это что-то глубоко личное, когда они проигрывают. Я не знаю, так ли лично это воспринимает русский хоккеист. Мне только предстоит это понять.

— Проигрывать 0:3 к 8-й минуте третьего финального матча Кубка Канады-87 и всё же победить – это именно поэтому?
— Да, прекрасная иллюстрация. Я уже говорил, что по образованию являюсь учителем, преподавал в Университете Торонто и понял многие вещи. Функциональная подготовка – измерима. Технике можно научить в детстве. Тактике – в более старшем возрасте. Но возьмите ту великую сборную СССР в 87-м году. Пятёрка Ларионова была в самом соку. У вас, возможно, было больше сыгранности и техники, чем у любой команды в мире во все времена! Но решающим компонентом, благодаря которому мы выиграли финал, была страсть. Вы понимаете, что я имею в виду?

Разумеется, я понимал. Потому что Кинэн сам говорил всё это с той же страстью, с какой играли в том финале его хоккеисты. И мне очень захотелось, чтобы в конце нынешнего сезона он смог дать положительный ответ на вопрос, которым сейчас задаётся…

Спустя четыре года Железный Майк выиграл ещё один Кубок Канады – но масштаб драматизма был уже не тот, СССР как страна был на грани развала, и на хоккейной сборной это не могло не отразиться. Да и первый опыт всегда воспринимается острее. Следующий пик в его карьере случился в 94-м. Когда «Рейнджерс», ожидавший этого мига 54 года, выиграл Кубок Стэнли.

— Что для вас ценнее – Кубок Канады-87 или Кубок Стэнли-94?
— Оба – на вершине списка. В одном случае ты представлял всю свою страну, и невероятно было сознавать, что её ликование или печаль во многом зависят от тебя, молодого тренера. А во втором случае – радость или грусть самого большого города Северной Америки. Давление в обоих случаях было чудовищным. В 87-м мне было вообще 37, в 94-м – 44. Тоже ещё молодой тренер! И достижения эти стали огромными, что там говорить.

— Вы победили с «Рейнджерс» после трёх проигранных финалов – двух с «Филадельфией» и одного с «Чикаго». В связи с этим насколько тяжела эмоционально для вас была серия с «Ванкувером» — особенно учитывая, что команда Павла Буре сравняла в ней счёт после 3-1 в вашу пользу? Не задавали себе вопрос в ночь перед седьмым матчем: «Может, я лузер и мне не суждено выиграть Кубок Стэнли?»
— Нет. Напротив, я был очень, очень спокоен. У меня уже был опыт, в том числе финальных серий. И была группа опытных игроков, на которых я в первую очередь и опирался. Верил в эту группу парней и не был сильно обеспокоен, даже когда счёт стал – 3:3. Где-то, конечно, нам повезло, но мне нравилось, как коллектив себя ведёт, не было ощущения, что ситуация вышла из-под контроля. Поэтому и не волновался. В отличие от полуфинальной серии с «Нью-Джерси», которая была сложнее, чем с «Ванкувером». Они были быстрее, мощнее «Кэнакс» и обыгрывали нас после пяти матчей.

— Правда, что в перерыве седьмого матча финала вы в раздевалке выдали какой-то феноменальный спич?
— Это было за день до решающего матча. Марк Мессье потом сказал: «Это лучшая речь, которую я когда-либо слышал от тренера». Я говорил им о том, что теперь они не должны ничего и никому, ибо достигли всего, чего только можно было от них ожидать. Я спрашивал их: «Если бы перед сезоном вам сказали, что вы дойдёте до 7-го матча Кубка Гагарина…, ой, Кубка Стэнли, и принесённые вами в течение сезона жертвы окупятся таким образом, вы бы согласились?» — «Да!» — «Пожалуйста, вы сделали это. А завтра просто выйдите и покажите то, что умеете». Задачей в той речи было снять с них психологический груз.

— В финале 87-го обошлось без речей?
— Не обошлось. Парни были здорово обозлены на меня, поскольку я был крайне требователен. Когда всё дошло до стадии кипения, ко мне пришли три капитана – Гретцки, Бурк и Мессье. Я просто спросил, понимают ли они, чего от них ждут Канада и все канадцы. Вся встреча заняла полторы минуты. Потому что Уэйн, услышав этот вопрос, встал и сказал: «Я извиняюсь, что мы здесь. Я полностью понимаю, чего от нас ждёт Канада. И мы сделаем это». Больше никаких дискуссий не было.

— «Рейнджерс» более полувека до вас не выигрывал Кубок Стэнли и почти 20 лет после – тоже. Вы по-прежнему герой Нью-Йорка? И не жалеете ли, что ушли летом сразу же после завоевания трофея?
— Люди в Нью-Йорке по-прежнему с удовольствием вспоминают нашу команду. И я действительно жалею, что вынужден

был тогда её покинуть. Это был мой выбор. Но вызван он был тем, что генеральный менеджер Нил Смит пообещал меня уволить.
Незадолго до того у «Рейнджерс» сменились владельцы. Человек, который меня нанял, покинул клуб. Смиту не нравился мой тренерский стиль, он не хотел моего появления с самого начала. Но так решил владелец, и Нил вынужден был подчиниться. Однако воспринял такую ситуацию очень лично. Поэтому, как только хозяин поменялся, руки у Смита оказались развязаны. После того как он заявил: «Уволю тебя при первом удобном случае», я решил, что оставаться нет смысла. Выигрывать можно, только если у тебя как тренера есть поддержка менеджмента.

"…А ГУЛЕ ВМЕСТО ЭТОГО РАСПЛАТИЛСЯ МОЕЙ КРЕДИТКОЙ ЗА ВЕСЬ РЕСТОРАН!"
Стиль работы Кинэна – тема, которую четверть века обсуждают все неравнодушные к хоккею люди. Обсудили и мы с самим Майком.

— От многих доводилось слышать, что вы самый советский из канадских хоккейных тренеров. Согласны с такой формулировкой? И, может, что-то сознательно взяли из методов тех же Тарасова и Тихонова?
— Наверное, взял, но не отдавая себе в этом отчёта. Хотя, конечно, их подходы изучал. И действительно не раз слышал о себе, в том числе в канадской прессе: «Ты скорее русский тренер». Так что в этом есть доля истины.

— Тарасов для мотивации мог спеть гимн СССР или «Интернационал» в раздевалке перед игрой. Вам петь не доводилось?
— Нет. Я и так делал достаточно необычных вещей, это уж точно.

Тут Кинэн сардонически усмехнулся. Сотни его бывших игроков, увидев его в эту секунду, не сомневаюсь, поёжились бы.

— Какая – самая необычная?
— Ох… Одну штуку я периодически практиковал, когда был моложе. Надевал игровую форму, выходил с парнями на тренировку и полноценно участвовал в двусторонней игре. Половину матча – за одну команду, половину – за другую. Чтобы у каждого была возможность выпустить пар. На мне.

— Да, Джереми Рёник в своей книге писал, что при этом вы даже говорили им: «Давайте, это ваш шанс!»
— Так и было.

— В «Магнитке» готовы исполнить этот экстремальный номер на бис?
— Нет, сейчас я для такого слишком стар.

— Ещё Рёник рассказывал, что Мишель Гуле однажды пришёл к вам в офис, украл вашу кредитку и на неё угостил всю команду на 4 тысячи долларов ликёром «Егермайстер». И все ликовали оттого, что нализались именно за ваш счёт.
— На самом деле было так. Я сам тогда привёл команду в ресторан, чтобы парни расслабились. И сам отдал Мишелю свою кредитку. Другое дело, что я сказал: «Ухожу домой, а ты можешь расплатиться ею за всех ребят». А он вместо этого расплатился за весь ресторан!

Кинэн расхохотался, и я понял, что настало верное время для такого вопроса:

— Говорят, однажды вы были в такой ярости, что разбили шесть светильников на потолке раздевалки.
— Возможно.

— Клуб заставил вас оплатить нанесённый ущерб?
— Нет, до этого не дошло.

— Сандис Озолиньш говорил: «Все понимали, что Кинэн шёл на конфликты с игроками умышленно. Он не хотел, чтобы в команде всё было слишком спокойно».
— …И комфортно. Я хотел всё время держать их на грани. И знаете почему? Я ждал от них реакции. В каждом матче, в каждой серии случается некий переломный момент, точка невозврата – и к этому мгновению спортсмен должен быть готов. Когда ты, например, находишься на старте финального забега Олимпиады на стометровке, то в момент выстрела из пистолета должен среагировать моментально. Чтобы выиграть, твоя готовность должна быть абсолютной – иначе у тебя не будет ни шанса на победу. Вот я и пытался сделать так, чтобы люди были готовы, чтобы их реакция не была притуплённой.

— Меня всегда интересовало: ваша фирменная ярость в раздевалке – была ли она естественной или контролируемой, искусственно вызванной, чтобы взбодрить команду?
— Иногда – заранее спланированной, иногда – инстинктивной, иногда – комбинированной. А порой вырастала из того, что творилось в раздевалке, из динамики развития событий. Надо всегда чувствовать, что происходит, ощущать малейшие колебания атмосферы. Бывало, что приходил в раздевалку абсолютно спокойным, а с каждой минутой становился всё злее.

— Ваш подход строился на страхе, порой даже на унижениях. Не думаете сейчас, что иногда в своей карьере с этим перегибали?
— Да, перегибал. И меня всегда за это критиковали. Хочу извиниться перед теми, кто в такие моменты чувствовал себя униженным. Но для меня существовал вот этот самый переломный момент, и я считал: ради того, чтобы быть к нему готовым, цель оправдывает средства. Если ты выиграл – значит, всё правильно. Но я видел, что даже если получал требуемые результаты, некоторые парни не могли смириться с таким отношением.
Каждое поражение я принимал лично. Может быть, даже слишком лично. Когда ты не профессионал, а любитель, то места такому подходу тренера быть не может. Но! Когда тебе платят как профессионалу, а теперь речь идёт о миллионах долларов, то у игроков должна быть ответственность перед самими собой, друг перед другом, перед болельщиками и перед владельцем. В какой ещё другой сфере деятельности может быть средняя зарплата в 2,5 миллиона долларов в год?! Нигде. За исключением топ-менеджмента нефтяных компаний и других крупных бизнесов. И — в большом спорте. В том числе хоккее.
Так же теперь и в России. Парни, которые только задрафтованы, получают 3-4 миллиона! Это большая ответственность, а не только игра для удовольствия. И я всегда пытался это внушить. Предпочитаю позитивную энергетику – но если её нет или если не все игроки хотят реагировать на хорошее, приходится искать другие методы. Тут ведь надо понимать вот какую вещь. Большинство игроков не хочет брать на себя

ответственность за команду, за победу. А победы подразумевают ответственность.
Вы можете спросить, допустим, Игоря Ларионова – что означало быть лучшим звеном в мире? Колоссальную ответственность. Ты не имеешь права на плохую тренировку. Ты не имеешь права на плохую игру. Таков Уэйн Гретцки. Таков Павел Буре. Многие люди не хотят такой ответственности. И лишь единицы вроде Марка Мессье рвутся к ней.
У людей должно быть самосознание. Думаете, лучшие музыканты мира, добившись этого статуса, садятся в мягкое кресло и отдыхают? Нет, они работают ещё больше. Элтон Джон, Билли Джоэл, Пол Маккартни пашут покруче, чем когда начинали. То, что на их концерты до сих пор ломится народ, не только память о прошлом, но и результат того, что они не останавливаются. И я хочу, чтобы мои игроки не останавливались…

Слушая в эти минуты тут уж даже не Железного, а Бронебойного Майка, я вспомнил одну историю об Андрее Назарове. Он, кстати, играл у Кинэна в «Бостоне» и с большим уважением о нём отзывался (была, например, фраза в интервью: «Типично русский мужик!»). Его только назначили главным тренером «Трактора», и команда очень легко проиграла первый контрольный матч. Когда она зашла в автобус, Назаров сказал одному хоккеисту, чьим безволием был возмущён больше всех: «Выходи и иди на базу пешком». Вслед за тем игроком вышли все остальные. Добирались на попутках. На следующий день молодой тренер извинился, но добавил: «Никогда не хочу видеть в форме „Трактора“ мягкие игрушки». И игроки его услышали.

Рассказал эту историю Майку, сказав, что считаю её абсолютно кинэновской по духу, и добавив, что в прессе Назарова порой называют «Русским Кинэном». Ему это явно понравилось. Тренер сказал:

— О, Наззи! Это был драматический ход. Даже я такого никогда не делал. Но прекрасно понимаю, что он тем самым хотел объяснить. Он донёс хоккеистам свой месседж и сделал это в необычной форме.

«Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТЕЛ ПОСТАВИТЬ ТРЕТЬЯКА В ВОРОТА „ЧИКАГО“
К мощнейшему, на мой вкус, тренерско-философскому манифесту Кинэна оставалось добавить немного творческой конкретики. И я спросил:

— Вы прославились, помимо всего прочего, особым отношением к вратарям, которых порой меняли по шесть раз за игру. Как-то Артур Ирбе рассказывал мне, что был в шоке, когда вы заменили его в середине игры при счёте 0:1. Притом что ваш „Ванкувер“ пропустил гол в меньшинстве и вины голкипера в нём не было никакой…
— Да, иногда мои замены вратаря не имели вообще ничего общего с его игрой! А имели – с тем, что команда действовала без страсти. И я делал такие вещи, чтобы шокировать их всех. Да, так уж выходило, что и самого голкипера это тоже шокировало. Но вывести всю команду из летаргического сна, закричать ей в ухо: „Эй, просыпайтесь!“ — такими методами тоже удавалось.

— В „Чикаго“, когда ворота команды защищали Эд Белфор и Доминик Гашек, а тренером вратарей был Владислав Третьяк, вы однажды сообщили двумя голкиперам, что Третьяк выглядит лучше их и играть будет он…
— Да, на одной тренировке, где работали все трое, я сказал Эдди: „У меня есть для тебя одна хорошая новость и одна плохая.“ — „Что вы хотите этим сказать?“ — „Хорошая – мы приобрели великого вратаря. Плохая – ты больше играть не будешь. А будет – Третьяк“.

Кинэн пересказал этот диалог, смеясь. А я вспомнил слова Рёника, что в „Чикаго“ никто не понял, была ли это шутка. Поскольку произнёс её Железный Майк с абсолютно нейтральной, обычной мимикой и интонацией.

— А была ли у вас хоть на минуту идея реально поставить Третьяка в ворота „Чикаго“?
— Да, была. Я этого действительно хотел. Понимаете, в то время и Эдди, и Доминик были совсем молоды. О Третьяке же не просто все знали, насколько он когда-то был велик. В какой-то момент он действительно на льду был лучше их обоих!

— Почему же не срослось?
— Я обратился к Влади: „Ты хочешь сыграть?“ Он покачал головой: „Я уже не могу играть“. На этом всё и закончилось. Он не дал мне подумать об этом больше ни разу. Был бы хоть намёк на его желание – на полном серьёзе эту идею рассмотрел бы. Может, я просто оказался не способен его убедить. Выпустить Третьяка на лёд имелась возможность – для этого достаточно было подписать с ним контракт игрока, пусть даже краткосрочный.

— С Третьяком-игроком вы не пересекались, зато работали с очень многими хоккеистами из России. К какому выводу о них пришли?
— То, как складывалось наше с ними сотрудничество, стало одной из причин, почему я решился поехать работать в Россию. Хотя в советские времена подобное и в голову мне не могло прийти. Но всё в этой жизни меняется, в философии той или иной страны – тоже… И вот я здесь.
Мне посчастливилось работать с Буре и Могильным – одними из лучших в мире. Первого русского, когда-либо взятого на драфт „Чикаго“ — Кравчука, – задрафтовал и привёл в команду именно я. Первые русские, выигравшие Кубок Стэнли, – четверо из „Рейнджерс“, включая такую суперзвезду, как Ковалёв, тоже сделали это при мне. В общем, у меня богатый опыт работы с хоккеистами из России, и я находил с ними общий язык.

Придя в „Ванкувер“, я обнаружил, что того же Буре очень легко тренировать. Могильного, кстати, тоже. Это очень схожая ситуация с той, какая у меня сейчас, в „Металлурге“, когда легче всего работать с лучшими игроками…

Тут Кинэн дал ясно понять, что так у него было далеко не везде. И сразу вспомнилось о его лютых конфликтах с Бреттом Халлом в „Сент-Луисе“. Но поговорить об этом в силу лимита по времени я, увы, не успел. Зато вспоминать о Буре (который в одной из наших бесед назвал Железного Майка одним из лучших тренеров, с которыми ему в жизни довелось работать) он был готов вновь и вновь.

— Я не раз говорил с Павлом. Его отец был для него в детстве крайне требовательным тренером. И это ему очень многое дало. Буре быстро понял, что только огромными усилиями и жертвами ты можешь стать, а затем оставаться суперзвездой лучшей лиги мира, каковой он был.

— Но я слышал, что и Буре, и Могильный могли запросто и жёстко огрызнуться в ответ на ваши придирки во время тренировок или матчей.
— Да пожалуйста! Никаких проблем! Наоборот, я люблю таких людей. Сам всегда был честным. Для меня в тысячу раз лучше, чтобы человек, который за что-то на меня зол, высказывал мне всё в лицо, а не копил раздражение внутри. Потому что мы оба стремимся к одной цели – победе нашей команды. Если ты думаешь, что я должен подходить к тебе по-другому, чтобы наше сотрудничество получилось успешным для команды, – скажи мне это! И я весь твой!

— Кто ваш любимый хоккеист из России?
— Мне доставляло удовольствие работать со всеми, но самые тесные отношения объединяют меня с Павлом Буре, Игорем Кравчуком и Сергеем Немчиновым.

»ЖЕНА ЗНАЕТ ОБ ИСТОРИИ РОССИИ БОЛЬШЕ МНОГИХ РУССКИХ"
Оказывается, Павел Буре даже… косвенно поучаствовал в решении Кинэна принять

предложение «Металлурга». Было это так.

— Думал я где-то месяц, — говорит Железный Майк. – У меня уже до этого появилось желание вернуться к тренерской деятельности. А этот месяц ушёл на то, чтобы «копнуть» историю клуба. Понять, например, что владельцы и менеджмент «Металлурга» давно решили делать ставку на канадских тренеров. Изначально стало понятно, что отправная точка для меня не будет нулевой. Это, конечно, тоже повлияло и на мою адаптацию в команде, и на адаптацию игроков ко мне.

— Читали ли вы книгу Дэйва Кинга, посвящённую сезону с лишним работы в «Магнитке»?
— Да. Мы отлично знакомы с Дэйвом. В 80-е годы вместе тренировали в рамках национальной программы в Канаде. Что касается книги, то надо учесть, что он тренировал «Металлург» во времена Суперлиги. А она была далеко не тем, чем сейчас является КХЛ. Но Кинг заложил фундамент в плане понимания менталитета, психологии канадских тренеров в России в целом и Магнитогорске в частности. Возможно, благодаря работе Кинга сейчас сюда наняли и меня.

— Общались с Кингом лично, прежде чем решиться поехать в Магнитогорск?
— И с ним, и с Полом Морисом. И не только с ними – моё изучение будущего места работы было ещё более серьёзным. Я потолковал также с Кравчуком и Буре. Важен был взгляд на клуб и российский хоккей с обеих сторон океана.

— А мнение семьи перед принятием решения вас интересовало?
— Только жены. А у неё был и есть огромный интерес к России, любовь к её истории и культуре. Она-то как раз уже 10 лет как была одержима идеей, чтобы я сюда приехал работать! С чего началась её увлечённость вашей страной, понятия не имею, но это продолжается вот уже десяток лет.
В прошлом мы с ней бывали здесь много раз, когда я работал генеральным менеджером различных клубов и занимался скаутингом хоккеистов на различных турнирах. С ней я обсудил предложение «Металлурга», и она не сомневалась ни секунды: надо ехать! Могу вас заверить, что жена знает об истории России больше, чем многие россияне.

Так вот в чём дело! Всё как обычно – шерше ля фам. Говорю вам личное спасибо за то, что час общался с великим тренером, госпожа Кинэн!

«В РОССИЮ ПОЕХАЛ ПО ОДНОЙ ПРИЧИНЕ — ВЫИГРАТЬ КУБОК ГАГАРИНА»
С какого-то момента я осознал, что Кинэн отнюдь не монстр и вопросы ему можно формулировать вполне фривольно. Иначе никогда бы не рискнул, допустим, поинтересоваться:

— Упомянутый вами Тарасов говорил, что тренер даже в постели с женщиной должен думать о новых упражнениях на тренировках. Согласны? И придерживаетесь ли той же философии по сей день?
— Да! Тренерская работа – из тех, что должны поглощать тебя без остатка. Если честно, этот фактор был одной из причин, почему я некоторое время не тренировал. И так – во всех творческих областях. Если хочешь быть абсолютно лучшим в мире, то должен отдать все свои силы, все свои мозги этому делу.
А это не такая уж и лёгкая задача, особенно на длинной дистанции. И чем старше ты становишься, тем больше думаешь, хочешь ли продолжать в таком режиме. И вот сейчас, после нескольких лет паузы, решил: да, хочу. Сколько такое состояние будет длиться – не знаю. Но сейчас чувствую в себе более чем достаточно энергетики, необходимой для работы на уровне НХЛ и КХЛ. И физических сил тоже. Я, хоть последние годы и не трудился в НХЛ, но всегда поддерживал форму и, например, прошлой осенью пробежал половину марафонской дистанции.

— Ого! А были у вас за время паузы предложения из НХЛ?
— Конкретного контракта мне не предлагали, но проходил собеседование с руководством «Вашингтон Кэпиталз». Это было в период, когда в итоге тренером команды стал Адам Оутс. Тем не менее той или иной работы, связанной с тренерской деятельностью, у меня за это время было много. Например, проводил серию тренерских практических занятий по всей Канаде под эгидой телеканала CBC. Или участвовал в тех же лагерях Гретцки в

Лас-Вегасе. В общем, постоянно был при деле и из темы, что называется, не выпадал.

— Как объясняете то, что после стольких успехов в тренерской молодости последовал 19-летний период без трофеев?
— Чтобы что-то выиграть, нужно помимо прочего оказаться в нужное время в нужном месте. Если вы посмотрите на историю Пола Маккартни, то после развала «Битлз» ему потребовалось 10 лет, чтобы его сольная песня вышла на первое место в мировых хит-парадах. И в Россию я поехал ровно по одной причине. Эта причина – выиграть Кубок Гагарина.

— Что вас больше всего удивило в российском хоккее?
— Одна вещь, о которой я не знал, когда сюда ехал. А именно – правило о четырёх молодых игроках в заявке команды на матч. В НХЛ такое представить невозможно. Ты выставляешь на лёд лучших хоккеистов, которые у тебя есть.
Прекрасно понимаю, что в России пекутся о развитии молодёжи. Но мы опять возвращаемся к тому, что из главных составляющих хоккея убирается четвёртый ингредиент. Помните, о чём я? – вдруг решил проверить меня тренер.

Я оказался начеку:

— Разумеется. Страсть.
— Да. Потому что страсть и характер могут быть выкованы только в условиях равной и жёсткой конкуренции. В НХЛ играет масса молодых хоккеистов. Но никто не открывает им путь в состав искусственно — они сами его себе торят. И если КХЛ хочет быть лучшей лигой мира, то в матчах должны принимать участие именно сильнейшие хоккеисты. Таково моё глубокое убеждение. А так, кроме всего прочего, мы искусственно выдергиваем молодёжь из клубов МХЛ и понижаем уровень той лиги.

— После трагедии с ярославским «Локомотивом» уверен, что вас очень беспокоил вопрос безопасности полётов в КХЛ.
— Я задавал эти вопросы, и ответы меня устроили. А трагедию эту воспринял очень лично, потому что работал сразу с несколькими погибшими парнями.

— Удовлетворены тем, что увидели на практике?
— Абсолютно. Захожу в самолёт и чувствую себя в безопасности.

— На Олимпиаду в Сочи, кстати, полетите?
— Я бы с удовольствием, но не смогу, поскольку «Металлург» в это время будет тренироваться в Германии. На мне лежит ответственность перед клубом, и я не могу наслаждаться хоккеем, когда надо готовить команду к концовке «регулярки» и к плей-офф.

— Не жалеете, что НХЛ не участвовала в Олимпиадах, когда вы были на пике своей тренерской карьеры?
— Зато в наше время был Кубок Канады! И это в какой-то мере было даже круче. Потому что там участвовали только

шесть сильнейших сборных и вообще не было матчей с намного более слабыми. Да ещё и финальная серия до двух побед. То есть лучше ничего придумать было нельзя.

— Вообще, вы поддерживаете участие энхаэловцев в Олимпиадах?
— Да, там должны быть все лучшие.

— Кто, на ваш взгляд, фаворит Игр-2014?
— Канада. Как действующий чемпион. Пусть другие попробуют отнять у неё корону.

— Но ведь с того момента, как в Нагано-98 энхаэловцы начали участвовать в Играх, во-первых, ни одна сборная не выигрывала две Олимпиады подряд, а во-вторых, североамериканцы ни разу не брали золото за пределами своего континента.
— Знаю об этом. Но в том же Солт-Лейк-Сити Канада выиграла, хотя турнир проходил на больших площадках. Значит, размер катка не имеет для неё решающего значения.

— Как расцениваете шансы России?
— Сейчас ваши хоккеисты сполна почувствуют то, что ощущали канадцы четыре года назад в Ванкувере. Вся Канада ожидала только победы в 2010-м. Вся Канада ожидала от нас только победы в 87-м и 91-м. Смогут ли россияне такому же давлению всей страны соответствовать? Посильна ли для них ноша? А вот это будет зависеть как раз от того, есть ли у них ингредиент номер четыре. Вы меня понимаете?..

…Понимаю, коуч. Вы столько раз, как истинный учитель, повторили свою «теорию четырёх китов», что забыть это мог бы только непроходимый тупица. Теперь мне не нужно объяснять, как вы внедряли свои идеи в головы игроков.

А завершу рассказ о вас, Майк, ещё одной цитатой. Которую едва ли смог бы выдать кто-то ещё.

— Ковалёв мог добиться в НХЛ большего? – спросил я вас.
— Да.

— Почему же не смог?
— Ему и дальше нужен был тренер по имени Майк Кинэн.

P.S. Сегодня Майку Кинэну исполнилось 64 года. Поздравления от «Чемпионат.com»!