Наверняка многие из вас не в курсе, что Робинсон, великий Лэрри Робинсон, шестикратный обладатель Кубка Стэнли в составе «Монреаля» и триумфатор этого же турнира в роли главного тренера «Нью-Джерси», где ему помогал Вячеслав Фетисов, ныне скромно служит вторым тренером «Сан-Хосе Шаркс».
Собираясь в североамериканскую командировку, просматривая полную заявку «акул» и подивившись этому неожиданному открытию, я во что бы то ни стало решил с одной из величайших легенд канадского хоккея поговорить. Если удастся – в расслабленной атмосфере за чашечкой кофе или чего покрепче, если нет – так хоть в обстановке хоккейной раздевалки. Главное, чтобы не второпях, не на пять минут.
Во-первых, потому что это одно из имён нашего детства, из тех, с кем «по ту сторону баррикад» ассоциируются и Кубки Канады (их в его жизни было аж три), и клубные суперсерии. Во-вторых, член Зала хоккейной славы НХЛ и абсолютнейшая легенда «Монреаль Канадиенс». В-третьих, один из редких в хоккее людей, которым удалось выиграть Кубок Стэнли в роли и игрока (в 78-м он, игрок обороны, ухитрился даже взять «Конн Смайт Трофи» самому ценному игроку плей-офф), и второго, и главного тренера, что позволило его имени быть выгравированным на трофее девять раз (6+2+1). В последнем же случае — ещё и с ближайшим помощником в лице уже нашей, отечественной легенды. А как вам рекорд НХЛ всех времён – 20 выходов подряд в плей-офф, будучи игроком?! И то, что на столетнем юбилее «Канадиенс» он назвал лучшим защитником в истории клуба?
В-четвёртых, у высоченного (196 см) Робинсона по прозвищу Большая Птица всегда было очень открытое лицо и репутация доброжелательного, жизнелюбивого, общительного человека. Совершенно не из категории тренеров-монстров, у которых грубые и строгие лица высечены из камня, а глаза горят
Ларри Робинсон в «Монреале», 70-е годы
маньяческим огнём. И в жизни он оказался таким же, как представлялся с экрана.
20 минут, на которые мы присели в раздевалке «Шаркс» после одной из тренировок (идея насчёт нехоккейной обстановки энтузиазма у клубной пресс-службы всё же не вызвала – что ж, это их дело), пролетели на одном дыхании. Лэрри не нужно было задавать уточняющие вопросы, вытаскивая каждое слово клещами – слова эти лились из него сами. И если бы у нас не было ограничения по времени (надо заметить, для НХЛ – весьма мягкого), разговор продлился бы ещё долго. Но и так, по-моему, получился весьма насыщенным. И загадка, почему человек, привыкший быть первым, нынче тихо довольствуется вторыми ролями, была раскрыта с максимальной, по-моему, степенью откровенности.
«НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ, КАК МОНРЕАЛЬСКИЙ „ФОРУМ“ СТОЯ АПЛОДИРОВАЛ ТРЕТЬЯКУ»
— Как великий в прошлом хоккеист, вы сожалеете, что не имели возможности участвовать в Олимпийских играх? – интересуюсь у Робинсона.
— Да. К сожалению, в те времена, когда я выступал, профессионалам из НХЛ не позволялось выступать на Олимпиадах. Нет, у меня была возможность играть за свою страну на Кубках Канады (Робинсон участвовал в трёх Кубках Канады – 1976, 1981 и 1984 годов, выиграв два из них. — Прим. ред.). Но олимпийского опыта мне в карьере не хватило. А это, не сомневаюсь, был бы великий опыт.
— По-вашему, Кубки Канады и Олимпиады – это по масштабу в хоккее примерно одно и то же?
— Нет. Хотя бы потому что в Кубках Канады участвовало всего несколько стран – Финляндия, Швеция, Чехословакия, Россия (Советский Союз Робинсон назвал именно так, а о сборной США вообще забыл. — Прим. ред.) и мы. В Олимпиадах же, начиная с квалификации, участвуют все страны, где культивируется тот или иной вид спорта. И, соответственно, к ним приковано внимание всего мира. То есть мне довелось участвовать в турнире очень высокого уровня, но с достаточно узким охватом аудитории. Олимпийские же игры – это совсем другое дело.
— Каково ваше самое яркое воспоминание о великом противостоянии Канады и России — в ту пору ещё СССР?
— Мой первый опыт был через какое-то время после Суперсерии-72, когда в составе «Монреаля» я играл против команды Красной Армии (ЦСКА. — Прим. ред.). Помню только то, какие сильные это были эмоции – когда стоишь перед началом игры на льду и поёшь гимн своей страны. И осознаёшь, что играешь не только за свой клуб, но и за Канаду.
Тогда вокруг этих матчей, признаюсь, витало много вражды. У нас взыграла гордость, потому что, будем откровенны, мы в Канаде думали, что являемся единственной великой державой в хоккее, но в Суперсерии-72 столь же великая русская команда нас сильно удивила. И нам хотелось доказать, что канадцы по-прежнему сильнейшие.
В Монреале тогда были замечательные традиции, а публика по-настоящему разбиралась в хоккее. После матча (Робинсон явно имеет в виду встречу первой клубной суперсерии: тогда в новогоднюю ночь с 1975 на 1976 год «Монреаль» и ЦСКА сыграли, по мнению многих, лучший матч в истории игры и завершили его вничью – 3:3. — Прим. ред.), когда Владислав Третьяк уходил со льда, весь монреальский «Форум» провожал его стоя и аплодировал. Этого я не забуду никогда. У меня возникло в этот момент какое-то особенное чувство – стало понятно, как же наши болельщики любят хоккей и понимают его, если способны устраивать овацию сопернику, против которого только что так яростно болели.
В конечном счёте, именно это дало всем нам понимание, что
Ларри Робинсон, 1975 год
эти матчи – не противостояние двух стран, а великое соперничество двух потрясающих команд. Грандиозный хоккей как таковой оказался выше любой внеспортивной истерии, которая нагнеталась вокруг.
«ЗНАЮ, ЧТО РУССКИЕ РАЗГРОМИЛИ НАС В ФИНАЛЕ КУБКА КАНАДЫ-81 В ПАМЯТЬ О ХАРЛАМОВЕ»
— Считаете ли вы, что ЦСКА в то время был ровней тому легендарному «Монреалю», в составе которого вы выиграли шесть (!) Кубков Стэнли?
— Хочу быть честным. Думаю, что мы, североамериканские команды, не относились к зарубежным хоккеистам, будь то русские, чехи или кто-то ещё, с тем уважением, которого они заслуживали. Понимание начало приходить только после 1972 года. Именно та Суперсерия породила процесс приглашения в НХЛ европейских хоккеистов – хотя именно игроков из Советского Союза по понятным причинам тогда пригласить было невозможно. Тем не менее в Канаде и США поняли, что и за их пределами есть классный хоккей, и это дало большой толчок развитию игры.
— У вас был хоть какой-то шанс попасть в состав канадской сборной на Суперсерию-72?
— Нет. Я был ещё совсем молодым, 20-летним хоккеистом. Моим агентом был Алан Иглсон (глава Ассоциации игроков НХЛ, сыгравший важнейшую роль в организации Суперсерии-72. — Прим. ред.), и старту моей карьеры в НХЛ это, бесспорно, помогло. Но для участия в Суперсерии я тогда ещё был слишком сырым.
Первый раз за сборную на таком уровне сыграл уже в 1976 году, в первом розыгрыше Кубка Канады. Причём мне повезло: я оказался одним из последних игроков, попавших в ту команду, и был по этому поводу чрезвычайно рад. Тем более что турнир мы выиграли.
— Вы участвовали и в решающем матче Кубка Канады 1981 года, когда «кленовые листья» были сенсационно разгромлены сборной СССР – 1:8. Что тогда случилось?
— Знаете, что интересно? Тогда у нас была одна из сильнейших команд в истории (четырьмя лучшими бомбардирами того турнира стали канадцы Гретцки, Босси, Троттье и Лефлер, одинаковое число очков с тремя последними – по 11 – из наших набрал только Алексей Касатонов. — Прим. ред). И те 1:8 в финале стали единственным нашим поражением на всём соревновании.
В тот решающий день наш соперник, конечно же, был сильнее. Одна из главных наших проблем заключалась во вратаре (Майк Льют. — Прим. ред.), который в том финале не мог отбить или поймать вообще ничего. С другой стороны, и мы не могли ничего забить. С тех пор финал Кубка Канады игрался до двух побед, чтобы результат такого турнира не зависел от единственного матча. В то же время именно Кубок Канады-81 можно назвать типичным для Олимпиад, поскольку там финальный матч как раз один.
Можно сказать, что в такой вот чисто «олимпийской» ситуации я оказался один раз за карьеру. И в том матче моя команда была разгромлена.
— Советские хоккеисты поклялись выиграть тот турнир в память о погибшем прямо перед его началом Валерии Харламове.
— Да, я знаю это. И они выполнили своё обещание. Это был великий момент.
— Можно ли те 8:1 сравнить с победой канадцев над Россией – 7:3 на прошлой Олимпиаде в Ванкувере? В том смысле, что ни в одном, ни в другом случае никто не ожидал подобных разгромов.
— Что-то общее действительно проглядывается. Всякий раз, когда встречаются две прекрасные команды, кто-то должен проиграть. Это закон спорта. Но очень редко случается, чтобы результаты были столь крупными. И это, хоть и
Ларри Робинсон в «Лос-Анджелесе», 1991 год
труднообъяснимо, но делает такие матчи особенно запоминающимися.
«ПРИ ФЕТИСОВЕ ЗА ИГРУ В БОЛЬШИНСТВЕ У МЕНЯ НЕ БЫЛО ГОЛОВНОЙ БОЛИ»
— В день тех 8:1 вам противостоял ваш будущий коллега, а затем помощник в штабе «Нью-Джерси» Вячеслав Фетисов. Жалеете ли вы о том, что в конце концов он предпочёл тренерской профессии политическую карьеру?
— (Хохочет.) Да нет, наверное, он же сам сделал такой выбор. А вообще-то у Славы великолепный хоккейный ум. Я получал большое удовольствие, работая бок о бок с ним, и мы добились серьёзного успеха, выиграв Кубок Стэнли в 2000 году. Мы друзья, и в том штабе были не начальником и подчинённым, а двумя соратниками.
Он играл очень долго. Его тело за все эти десятилетия, как и у любого хоккеиста, выступающего столько времени на высочайшем уровне, было буквально раздроблено от травм, сблокированных шайб и т.д. А тренерство – это очень стрессовая профессия. Думаю, что в большей степени, чем политика. Слава оказался востребован, чтобы помочь своей стране, а также хоккею, стать лучше. В этом смысле у него как политика и министра было больше возможностей, чем как у тренера.
— Тем не менее сам Фетисов признался во время Олимпиады-2008 в Пекине, что жалеет о том решении. И, если была бы возможность переиграть всё назад, выбрал бы карьеру главного тренера в НХЛ – а предложения у него были.
— Да? Я этому, признаюсь, не удивлён. Уверен: если бы вокруг него здесь были правильные люди, он мог бы стать очень хорошим тренером. Никогда не забуду, как мы прыгнули в объятия друг друга, когда выиграли Кубок Стэнли в Далласе. У меня это до сих пор перед глазами.
— Сейчас общаетесь?
— Он приезжает нечасто. Но если это происходит, и он оказывается, допустим, в Нью-Джерси – видимся обязательно. Фетисов — великолепный человек!
— Можете сравнить себя и его как защитников?
— Мы были несколько разными. Его стиль игры скорее можно сравнить с Деннисом Потвином. Слава был великолепным распасовщиком, классно видел площадку, отлично катался и вообще умел на льду всё.
— А что именно Фетисов привносил в работу тренерского штаба «Нью-Джерси»?
— Он отвечал за нашу игру в большинстве. И у него были просто классные идеи на этот счёт. За меньшинство отвечал Бобби Карпентер, и с игрой в численном неравенстве у меня не было никакой головной боли. Это так же, как в сегодняшних «акулах», где Джимми Джонсон отвечает за меньшинство, Джей Вудкрофт – за большинство, и Тодду Маклеллану как главному тренеру и мне как его помощнику нет нужды отдельно заниматься этими специальными вещами. Вот и тогда численное преимущество было под полным контролем Славы, и всё было в порядке.
«РАБОТА ГЛАВНОГО ТРЕНЕРА ОКАЗАЛАСЬ ДЛЯ МЕНЯ СЛИШКОМ СТРЕССОВОЙ»
— Трёхкратный обладатель Кубка Стэнли Сергей Брылин в нашем разговоре назвал вас лучшим тренером, с которым сталкивался в карьере.
Робинсон рассмеялся, но следующий вопрос заставил его вмиг посерьёзнеть.
— Так вот, учитывая вашу победу в Кубке Стэнли-2000 и выход в финал следующего плей-офф, не считаете, что ваша карьера главного тренера в НХЛ оказалась слишком короткой?
— Нет. Я получил удовольствие от того времени, которое провёл в качестве главного тренера. Но нашёл эту работу для себя чрезмерно стрессовой. Слишком люблю игру и её людей, чтобы быть хорошим главным тренером. Для этого нужно быть непреклонным, строгим, очень организованным.
Не то чтобы я не мог бы всё это делать – но у меня нет такого желания. Хочу чувствовать себя в жизни более свободно и раскованно. И слишком переживал всё внутри себя, не выплёскивал наружу, чтобы это продолжалось очень уж долго…
Мне нравится учить каким-то сугубо хоккейным вещам. А работа главного тренера – она во многом заключена не собственно в хоккее. Там гораздо больше круг обязанностей. Ты обязан каждый день отвечать на вопросы прессы, постоянно разговаривать со своим генеральным менеджером,
Церемония подъема майки Ларри Робинсона, 2007 год
контролировать, чтобы не было никаких накладок с автобусом и самолётом (оказывается, даже в Северной Америке это так! – Прим. ред.)…
А в роли помощника главного тренера, каковым я сейчас являюсь в «Сан-Хосе», всё, что тебя волнует – это хоккей и только хоккей. То есть то, что мне только и нравится. Поэтому и работаю с большим удовольствием.
— Кстати, насчёт автобуса. Слышал историю, что, когда вы с Фетисовым были помощниками Робби Фторека в «Нью-Джерси», он приказал водителю автобуса, в котором сидела команда, уезжать без вас обоих. Хотя вы, чуть-чуть запаздывавшие, уже были в зоне видимости…
— Да, такое было. Более того, то же самое по отношению ко мне однажды сделал и Жак Лемэр. А однажды – и мы по отношению к самому Лемэру (улыбается). Поверьте, никого такие вещи не оскорбляли, это была игра, которая доставляла всем радость. Никаких обид!
«МОГИЛЬНЫЙ РЕЗКО ПОДНЯЛ УРОВЕНЬ „ДЭВИЛЗ“, А У БРЫЛИНА БЫЛО ОГРОМНОЕ СЕРДЦЕ!»
— Кого из российских хоккеистов, которых тренировали, вспоминаете особенно часто?
— Получил большое удовольствие, работая с Могильным. Когда он пришёл в «Нью-Джерси», он изменил наш уровень, поднял его (Робинсон показал жестом – от пола до потолка. — Прим. ред.). Какая скорость, какая техника, и при этом – профессиональнейшее отношение к тренировкам! Второй его приход в «Дэвилз» стал гораздо менее успешным, потому что Алекс не был на сто процентов здоров.
Здорово работать было и с Сергеем Брылиным. Как он относился к делу – это профессионал до мозга костей! Может, ему не было отмерено больше всех таланта, но, образно говоря, его сердце – одно из самых больших, которые я встречал в своей тренерской карьере.
— С Могильным и Брылиным вы взяли Кубок Стэнли 2000 года. И признались в одном интервью, что этот трофей для вас более ценен, чем любой из шести, выигранный в качестве хоккеиста. Это так?
— Не скажу, что более ценен, но больше всего удовлетворения действительно было от него. Когда ты выигрываешь Кубок Стэнли как игрок, единственный, о ком ты должен беспокоиться, — это о себе. Ты – член команды, и должен играть на команду, но ни за чью подготовку, кроме собственной, ты ответственности не несёшь. А когда я стал главным тренером, то в моём распоряжении было 23-24 хоккеиста, за каждого из которых я отвечал. И то, чтобы все они были готовы играть каждый день, было моей заботой, а не чьей-то ещё.
Принимать все те решения, которые входят в обязанности главного тренера, — это тяжело. Когда заканчивается первая игра плей-офф, которая отнимает у тебя массу сил и эмоций, у тебя нет времени отдохнуть – ты должен в ту же минуту начать готовить команду ко второй игре. На протяжении двух с половиной месяцев ты спишь от трёх до пяти часов за ночь, смотришь нескончаемые видео, придумываешь что-то новое к каждому матчу Кубка Стэнли против каждого соперника…
И когда всё это заканчивается, и твоя команда выиграла… Это какое-то совсем другое чувство, чем когда ты – игрок. Какое-то огромное удовлетворение, что ты оказался способен на протяжении такого количества времени удержать всех вместе как команду. И добиться главной цели.
— На следующий год вам не хватило для повторения того успеха всего лишь одной игры – вы проиграли «Колорадо» в семиматчевой финальной серии.
— Это было огромное разочарование. Самое большое разочарование в карьере. Я должен был принять кое-какое важное решение к предыдущему, шестому матчу, перед которым мы вели в серии, 3:2, и принимали «Колорадо» на своём льду. И я его не принял.
Мы, конечно, посоветовались с моим боссом (Робинсон определённо имеет в виду генерального менеджера «Дэвилз» Лу Ламорелло, — Прим. авт.), и то, к чему в итоге пришли, было не моим личным, а коллективным решением. Но когда позже размышляли об этом задним числом, то пришли к выводу, что кое-что всё же надо было сделать по-другому. И поэтому упустили второй Кубок Стэнли (есть большие подозрения, что Робинсон подразумевает замену Мартена Бродёра, проводившего неубедительную серию и плохо сыгравшего в 6-м матче, на второго вратаря. – Прим. ред.).
— Все удивились, когда вы, работая в «Лос-Анджелесе», поставили 18-летнего новичка Виталия Ячменёва в одно звено с Уэйном Гретцки, и россиянин сделал с передач мэтра дубль в первом же своём матче в НХЛ...
— Я сделал это из-за способностей Ячменёва. Он не был габаритным хоккеистом, но техника у него была отличная. И потом, вы никогда не увидите, на что способен молодой парень, если не поставите его в звено к вашим сильнейшим хоккеистам. Тогда и поймёте его потенциал. Всегда придерживался такого мнения.
— Почему продолжение карьеры Ячменёва в НХЛ не получилось таким ярким, как её начало?
— Может, потому что он никогда не был быстрым игроком. Зато знал, в какую точку катиться, обладал прекрасными руками. Во всяком случае, мне с этим мальчишкой было очень приятно работать.
«ЕСЛИ БЫ НЕ ТРАВМЫ, МАРКОВ МОГ БЫ СТАТЬ ВТОРЫМ ЛИДСТРЁМОМ»
— Если сравнить сегодняшних суперзвёзд хоккея – Кросби, Овечкина, Малкина и т.д. – с гениями вашего времени, кому отдадите предпочтение?
— Одно знаю точно: нынешние хоккеисты гораздо лучше подготовлены функционально. Они намного правильнее тренируются, у них для этого куда лучше условия по сравнению с нами. Методы тренировочной работы сейчас несравнимы с тогдашними.
— Кого считаете сейчас сильнейшим игроком НХЛ?
— Назову Малкина, а также Кросби. Но сейчас нет какой-то одной звезды, которая явно выделялась бы на общем фоне. Тот же Овечкин – потрясающий забивала. Но если брать совокупность всех игровых качеств, то сильнейший, с моей точки зрения, пожалуй, Кросби.
— Можете ли как мэтр игры в обороне и член Зала хоккейной славы НХЛ отметить кого-то из российских защитников, выступающих в лиге?
Ларри Робинсон, начало тренерского пути, 1996 год
— Если брать большой период времени, то, безусловно, Сергея Гончара. Да, сейчас он стал старше, и в «Далласе» получает травмы. Но при этом у него остаётся великолепное катание, и площадку он видит не просто хорошо, а очень хорошо.
Если бы Андрей Марков был из сезона в сезон здоров, то, возможно, стал бы не только для «Монреаля», но и для лиги таким же игроком, как Никлас Лидстрём в «Детройте». Увы, он почти каждый год получает травмы. Но талант у него очень большой.
А ещё я люблю Славу Войнова из «Лос-Анджелеса». Он прекрасно катается, ведёт шайбу, видит варианты острого продолжения атаки. Считаю, Войнов – одна из главных причин, почему «Кингз» в позапрошлом году выиграли Кубок Стэнли. Он забросил и организовал пару важнейших шайб в ворота «Нью-Джерси» в финальной серии. Так что смело включаю его в этот же список.
— Кого видите фаворитом Игр-2014 в Сочи?
— На данный момент не думаю, что есть какая-то одна сборная, которая выделяется из общего ряда. Понятно, что Канада – всегда претендент на золото. Ни в коем случае нельзя исключать успех американской команды, где есть очень много сильных хоккеистов. Многие канадские игроки постарели, и, мне кажется, сборные США и России моложе (Робинсон не совсем прав: «кленовые листья» по среднему возрасту действительно старше команды США, но младше России и всех остальных европейских сборных. — Прим. ред.). А недооценивать и вовсе нельзя никого.
— Ни Канада, ни США с момента «энхаэлизации» Олимпиад ни разу не завоёвывали медалей какого-либо достоинства за пределами Северной Америки – в Нагано-98 и Турине-06. Какую-то тенденцию в этом усматриваете?
— Думаю, это не более чем стечение обстоятельств. С другой стороны, нельзя не учитывать маленькие площадки, на которых проходят Олимпиады в Северной Америке, и большие – на других континентах. В том же Ванкувере это давало некоторое преимущество той же Канаде. На международных же площадках – по себе знаю – это совершенно другой хоккей.
— Что посоветуете «коучу Биллу», Зинэтуле Билялетдинову, против которого вы не раз играли на тех же Кубках Канады, перед Олимпиадой в Сочи? Как России повторить успех Канады в Ванкувере-2010?
— Мне кажется, что преимущество россиян – привычка играть на большой площадке. Их преимуществом всегда было катание и умение пасовать, а это становится ещё более важным на таком льду, какой будет в Сочи. А самая большая ошибка, которую они только могут совершить – если будут полагаться по части забивания голов на одного человека.
Естественно, они будут постоянно искать Овечкина. Но есть ведь и Ковальчук, а может, даже и Фёдоров в 44 тряхнёт стариной (смеётся)? Появились и новые хорошие молодые игроки. А главное – чтобы и на льду, и вне его они были командой. И что не думали о том, что такой турнир могут индивидуально выиграть топ-звёзды НХЛ, какими яркими они бы ни являлись.
— Кстати, вас удивило, что Ковальчук при действующем многолетнем контракте с «Нью-Джерси» решил вернуться в Россию?
— Да, и сильно. С другой стороны, я удивлён – и не удивлён. С одной стороны, я слышал, что Илья строил большой дом в Нью-Йорке. С другой – по большому счёту, убеждён, что практически все русские хотят домой. И если у них появляется такая возможность, и дома им платят такие же деньги, как здесь, они возвращаются.
— А если вам предложат выгодный контракт в роли главного тренера клуба КХЛ – как, например, в этом сезоне Майку Кинэну, — поедете?
— Если бы мне было 40 или 50 – может, и поехал бы. Но мне уже 62. Через несколько лет уже буду получать свою пенсию (улыбается). Так что мне ехать работать в Россию уже слегка поздновато.
Ларри Робинсон в «Сан-Хосе», наши дни