Илья Воробьёв – о чемпионстве «Магнитки»

Фотолента. Илья Воробьёв в гостях у редакции «Чемпионата»

Наставник магнитогорского «Металлурга» Илья Воробьёв стал самым молодым тренером, которому удалось выиграть Кубок Гагарина. Его «Магнитка» в финале в семи матчах одолела ЦСКА, хотя именно «армейцев» все называли главными фаворитами в борьбе за трофей. На днях Илья Петрович стал гостем редакции «Чемпионата» и рассказал о том, каким путём «Металлург» шёл к этой победе, о своём назначении главным тренером, работе с Майком Кинэном и многом другом. Накануне «Магнитка» официально объявила о продлении контракта с 41-летним тренером, а сам Воробьёв в эти дни в составе тренерского штаба сборной России готовится к чемпионату мира в Москве.

«Как в 2014 году, мы победу не праздновали, просто не было сил»

— Пока игроки «Магнитки» вовсю празднуют победу в Кубке Гагарина, вы уже со сборной трудитесь.
— Да. Но и игроки «Магнитки» тоже уже со сборной. (Улыбается.)

— Хватило времени отдохнуть, перезагрузиться?
— Да, три дня у меня было. Поспал чуть-чуть. Скажу честно, особенно сильно, как в 2014 году, мы не праздновали, просто потому, что ни у кого не было сил.

— Во время финала спали вообще?
— «Спать» может быть разным понятием. Мало, но спал.

— Когда после седьмой игры финала вы вышли из дворца ЦСКА к автобусу, у вас был какой-то потерянный вид, как будто вы не понимали, где находитесь. Это была усталость?
— Усталость, да. Хотя потерянного вида не было, я всё-таки понимал, где нахожусь. (Улыбается.) Но усталость очень сильная была.

— Вы стали самым молодым тренером, который выиграл Кубок Гагарина. В чём ваш секрет?
— В чём мой секрет?.. Команда немножко перестроилась. Мы стали больше внимания уделять обороне. Но это не мой успех, это успех всех вместе, у нас хорошая команда была. Это проигрывать легко, а выигрывать очень тяжело – тут должно сложиться множество факторов, включая отсутствие травм. У руководителей иногда такое присутствует, что у нас 20 команд в лиге должны выигрывать Кубок Гагарина. А он всего один. На самом деле это очень-очень сложно. Всё должно для этого сложиться: обслуживающий персонал, люди, которые находятся вокруг, игра вратаря. Это паззл из множества частей, и они не одинаковые, как в обычном паззле. Они разные. И если одна часть более-менее большая, и она не подходит, то до свидания. Тем более в такой серии, как с ЦСКА.

«В Германии был тренер, которого мы в команде называли по кличке»

— Для вас, наверное, это был идеальный дебют.
— Что тут говорить, выше-то сложно прыгнуть. (Улыбается.)

— Могли себе такое представить?
— Я знал, что у нас команда хорошая и что в этом году у нас будет шанс. Но также я понимал, что нам надо будет многое перестраивать и менять по отношению к нашей системе, чтобы был шанс на выигрыш. Хоккей за последние полтора года стал развиваться в другую сторону. Лига вся поменялась, команды стали по-другому играть. В последние годы мы играли на мастерстве, а сейчас этого было бы недостаточно для того, чтобы выиграть. И я благодарен ребятам за то, что они поверили в то, что надо перестраиваться. Хотя в течение сезона сделать это было непросто.

— Насколько серьёзные изменения пришлось вносить? Вы работали с командой на «предсезонке», знали возможности игроков.
— Мы играли в тот хоккей, который был основан на классе и мастерстве игроков. Люди, которые понимают хоккей, видят изменения.

— Насколько поменялись ваши отношения с игроками после того, как вы стали главным тренером? В чемпионской раздевалке игроки к вам обращались «Петрович», но на «ты».
— Долгое время я играл в Германии, и там был тренер, которого мы в команде называли по кличке, а когда мы играли друг против друга, я его даже прилично побил. (Улыбается.) Уже потом он стал у меня тренером. Конечно, мы в России до такого доводить не будем, но для меня главное, чтобы ребята выполняли то, о чём я их прошу. Я с некоторыми ребятами играл, у нас нормальные отношения, и они не изменились. Молодые игроки, понятно, называют меня по имени-отчеству. А с теми, с кем играл, я не вижу смысла себя как-то по-иному ставить. Но в другой команде, возможно, я бы повёл себя по-другому. Точнее, мне надо было бы вести себя по-другому.

«Я стал первым тренером, который не поставил на матч вратаря после двух «сухарей»

— Как вы относились к прогнозам экспертов, которые ставили на то, что ЦСКА выиграет в серии — 4:0, 4:1?
— Очень хорошо относился. Положительно. (Смеётся.) Помогло ли нам это? Может быть, не исключаю. Разозлило даже. Понятно, что ЦСКА – это очень сильный соперник, его сложно было обыграть, но мы это сделали. Мы хорошо выполняли свою работу и верили, что это возможно.

— Какие мысли были у вас после первого матча? ЦСКА выглядел очень мощно.
— Ну, в первом периоде мы тоже выглядели не так плохо. Потом нас смяли, и меньшинство ещё не сработало. Мысли были о том, что нам надо играть в более простой хоккей, но когда у нас будут моменты, то в них надо будет вкладываться и использовать. Много кропотливой работы было, в том числе и в обороне. Мы воплотили всё, что задумывали.

— Как-то команду пришлось подбадривать после первого матча или ребята всё понимали?
— «Подбадривать» – это слово очень расплывчатое. Подбадривать можно у огромной стены или камня. Да, проиграли. Говорили: «Пошли дальше. Вперёд, пацаны. Надо работать, что-то менять. Сегодня будет собрание после игры, завтра посмотрим видео, что-то поменяем».

— Геннадий Величкин дал тогда сильное интервью, в котором сказал, что ничего страшного в том поражении нет.
— Я старался более-менее ограничивать себя от потока информации. Прессу читал, но только про соперников. А например, комментарии я вообще не читаю. Я в этом плане начал себя ограничивать с тех пор, когда в четвёртой игре серии против «Автомобилиста» не поставил в ворота Кошечкина. И в прессе понеслось: «Что же делает Воробьёв, почему он не ставит Кошечкина?». Мы тогда собрались тренерским составом и готовились к игре, у нас в отеле было собрание, и я тогда сказал коллегам: «Ребят, нас надо в Книгу рекордов Гиннеса занести! Я первый тренер, который не поставил вратаря на матч после двух «сухарей», а вы – первые, кто это подсказал! Красавцы!» Тогда мы посмеялись, но с тех пор я старался поменьше прессу читать.

— На пресс-конференциях вы сознательно стараетесь не говорить о чём-то?
— Да. Вроде как, это даже было видно. (Улыбается.) У меня была цель — не сказать чего-то лишнего.

— То есть тренеры действительно считают, что если скажешь что-то лишнее, то это может пойти на пользу сопернику? Или это вопрос психологии?
— И то, и другое. Я так считаю во всяком случае. За других говорить не берусь.

— Но ведь в штабе ЦСКА тоже работают профессионалы, они и так понимают суть происходящего в матче. Чем навредит более развёрнутый комментарий?
— Нет, ну всё равно какую-то деталь можно раскрыть, которую раскрывать бы не хотелось. У Квартальнова, я думаю, то же самое было. Хотите что-то выяснить – делайте это сами. (Смеётся.)

— В любом случае вы не побили рекорды Евгения Корноухова, у которого были самые лаконичные выступления на пресс-конференциях.
— Не знаю, я не читал пресс-конференций Корноухова.

— Когда вы рассказали журналистам, что бросили на лёд бутылку, мы обрадовались тому, что нам будет о чём написать. Но вы не боялись, что получите за это дисквалификацию или ЦСКА на вас жалобу напишет?
— Ну, во-первых, я знаю точно, что бутылка не была брошена в судью. Она была брошена на лёд, а, как известно, лёд скользкий. До кого она там докатилась – это другой вопрос. Да, не справился с нервами. Мне показалось, что то, о чём мы говорили с судьями в одном отрезке, повторилось. Конечно, я переживал, но до этого у меня не было рецидива. Да, за это нужно давать две минуты, их и дали. Но, во-первых, это эмоции, и во-вторых, я до этого не был замечен в таких «интересных» поступках.

«У нас не было мыслей, как ЦСКА, закрываться от прессы»

— Не было мыслей, как ЦСКА, закрыться во время плей-офф от общения с прессой? Ваши игроки свободно общались со СМИ.
— Мы уже давно по-другому в этом отношении работаем, четыре года. Это произошло с приходом Пола Мориса в команду. Должны быть система и направление. ЦСКА считает, что с прессой надо работать так, мы считаем по-другому. Если они так работают, значит, для них это правильно. Мы в этом плане такие, какие мы есть. Мы более открыты.

— В некоторой степени это показывает психологическую готовность команды, её незажатость. По такой логике, если команда не готова общаться с прессой, то как же она играть-то будет?
— А давайте продолжим ещё дальше, к тому, что в седьмой игре мы забросили на шайбу больше. (Улыбается.) Мы очень далеко пойдём, если будем так аналитикой заниматься. Просто они так работают, а мы по-другому.

— Какая игра в финальной серии была переломной, и была ли вообще такая игра?
— Сложно сказать, была ли она вообще, потому что во всех матчах, кроме первого, был перевес в одну шайбу. Хорошо, пусть будет по-вашему, переломной была седьмая игра, когда мы забросили на одну шайбу больше, а потом ещё в пустые добавили.

— По Квартальнову было видно, как он переживает на скамейке. Говорят, что он даже лекарства для сердца принимал. Вы же внешне всегда держались спокойно. Вы сдерживали себя?
— Снаружи, да, я был спокойным. Я не думаю, что в плей-офф надо ходить или бегать. Когда ты недоволен, то да, это было бы оправдано, а когда ребята всё выполняют и делают, то их надо только поддерживать. Можно вносить коррективы, но это должно быть на позитиве, если ты доволен тем, что делает команда. Всё должно быть спокойно.

«У Осалы связки не до конца держались, но он сыграл в финале»

— Сейчас уже можете сказать, была ли у Василия Кошечкина травма во время серии с «Автомобилистом»?
— Да, травма была. Мы могли бы дотянуть серию с «Автомобилистом», но потом потерять Василия на весь плей-офф. Первую игру он не играл из-за болезни, далее вышел и два матча здорово провёл, а потом дёрнул… Здесь комплекс: и травма, и недостаточно хорошее физическое состояние. Мог получиться приличный рецидив.

— Много ли по ходу плей-офф было случаев, когда вы могли потерять игроков из-за травм?
— Были травмы. Прежде всего, это Оскар Осала. Он даже был внесён в список травмированных до конца сезона. Прошёл месяц, мы с ним созвонились, и он сказал, что прилетает, готов сыграть в финале, пусть и не с первого матча. И это при том, что кость у него срослась, а связки не до конца держались. Случай из ряда вон выходящий. Ярослав Хабаров в серии с «Салаватом Юлаевым» травмировался, но выходил на уколах. Травм было много. Если кого-то забыл – извиняюсь перед ребятами.

— Такой сплочённый был коллектив?
— Коллектив был в 2014 году. Он немного поменялся, конечно. В процессе сезона он больше сплачивался, потом в плей-офф. С каждым раундом ещё, ещё и ещё. Мы становились увереннее и лучше. Обыграть ЦСКА – это совсем другой уровень, по которому можно мерить команду. ЦСКА проиграл только один матч в первых трёх раундах.

— Многие говорили, что длительная серия в финале на руку «Магнитке». Это действительно было так?
— Также говорили, что длинная серия на руку ЦСКА, потому что у них больше сил и длиннее «скамейка». Не знаю, как бы мы выходили на восьмой матч, если бы он был. Потому что силёнок даже на празднование не хватило.

— То есть вы не считаете, что длинная серия была «Магнитке» выгодна?
— В плане опыта – возможно, а в плане сил – вряд ли. У нас взрослая команда.

— Данис Зарипов знает, как дотянуть до решающего момента и…
— Судя по четырём Кубкам, знает. (Смеётся.)

«Звягин ездил с Самсоновым в Детройт и сделал из него полноценного бэкапа»

— Перед этим сезоном у вас обновилась вратарская бригада. Появился Илья Самсонов.
— У нас встал вопрос в прошлом году, будем ли мы привлекать второго вратаря после того, как Мурыгин ушёл в Ярославль, или дадим шанс Самсонову. Думали-думали и решили рискнуть. Парень хоть и молодой, но очень перспективный. Сергей Звягин брал его летом в Детройт. Индивидуально с ним работал, в зале занимались, куда «Ред Уингз» ходят. Он действительно хорошо подготовил парня. В 18-19 лет Илья был полноценным бэкапом и даже сыграл хорошо в плей-офф.

— Можно ли говорить, что в следующем сезоне у Самсонова будет больше игровой практики?
— Давайте о следующем сезоне будем говорить попозже, примерно с июля.

— Вам не кажется, что Самсонов по характеру – не совсем типичный вратарь?
— А вратари они все разные. Есть такие, которые сами в себе. Есть те, кто не может молчать. Но при этом все интересные.

— С Василием они сильно отличаются, согласны?
— Да, они разные. Но с ними всё же больше Звягин занимается.

«Когда в игре срабатывают те моменты, что ты разбирал ночью — это просто вау!»

— Вас не удивило, что по ходу финальной серии Радулов стал больше действовать на команду и выглядел не как звезда, а как один из игроков ЦСКА?
— Я не знаю, стоит ли мне комментировать игру хоккеистов другой команды. Конечно, мы разбирали игру Радулова и других игроков ЦСКА. Радулов есть Радулов. Я лучше о своей команде поговорю.

— Но вы как-то пытались действовать против него персонально? Закрывали его, как когда-то Сергей Соин в серии с «Динамо»?
— Да, где-то мы пытались подставлять игроков под Радулова. В финале играли две очень хорошие команды. На протяжении серии и мы меняли свою тактику, и ЦСКА менял свою. Оба соперника делали выводы. Где-то мы выставляли атакующее звено. В седьмой игре у меня был второй ход, так как игра была на выезде. Старался выпускать Осалу, Тимкина и Платонова.

— В плане этой тактической борьбы вам было интересно с Квартальновым?
— В плей-офф всегда интересно. Что в 2014 году, что сейчас. Адреналин, хочешь выиграть… Особенное чувство испытываешь, когда ночью разбираешь те или иные моменты, а в игре они срабатывают. Это просто вау!

— Кто первым вам позвонил с поздравлениями после победы в седьмом матче?
— Ох, сложный вопрос. (Улыбается.) Пока вручали кубок, на телефон пришло много смс, сообщений в «вотсаппе», «вайбере», было много пропущенных звонков. Пока ехали в аэропорт, всем ответил.

«Мозякин – сильный человек, его жёсткость — в статистике»

— Насколько тренеру нужно вмешиваться в тройку Мозякин – Коварж – Зарипов, или они уже отдельный организм внутри команды?
— Они, конечно, организм. Однако иногда надо что-то поменять, дать новый импульс команде. Есть там свои нюансы. В оборонку главное чтобы возвращались, и тогда всё нормально.

— Мозякин и Зарипов даже в 35 лет остаются ведущими игроками лиги. Что есть у них, чего нет у других?
— Прежде всего, у них огромный запас мастерства. Они прирождённые лидеры. Остальное всё можно добавлять, но, прежде всего, это два мастера, которые могут и забить, и отдать. Кроме того, они характерные ребята.

— За весь сезон Мозякин заработал всего две минуты штрафа. Получается, джентльменство не идёт ему во вред?
— Мы так долго ждали эти две минуты. Серёга, ну наконец-то…(Смеётся.)

— Получается, у вас в команде играет джентльмен года. В футболе есть такая премия.
— Он занимается хоккеем, забивает шайбы, у него другие приоритеты в жизни.

— Никогда не призывали его играть жёстче?
— Нет, не надо. Его жёсткость — в статистике, голах и передачах.

— Так всё же в чём секрет Мозякина? Он никак не выглядит атлетом.
— Не совсем так. Конечно, он не выглядит как Осала. Но всё при нём. Есть ещё внутренняя сила. Качки иногда бывают не такие сильные, как человек, у которого длинная тягучая мышца. Сергей – сильный человек, он держит удар. Чувство времени и пространства у него развито до перфекционизма. Он чувствует игру, выбирает момент.

— Кому принадлежала идея развести Зарипова и Мозякина по разным звеньям?
— Я сейчас уже и не вспомню. Надо было что-то менять.

— Но в итоге оказалось, что не надо искать от добра добра?
— Было добро и от этого тоже. Надо было на отдельные игры и даже на определённую часть сезона их разъединить.

— Вы это делали для их опыта?
— Прежде всего для того чтобы дать новый импульс команде.

— Много было моментов, когда команда нуждалась во встряске?
— Были моменты.

— Какими методами добивались встряски?
— А какими методами это делать? Пристрелить кого-то? (Улыбается.) У нас не такая длинная «скамейка», чтобы кого-то в угол ставить на две недели. Надо было разговаривать, кому-то «напихать».

— Давления на игроков не было? На раскатках был заметен контраст с хоккеистами ЦСКА, которые были напряжены. А Мозякин, Зарипов, Осала вели себя раскованно, смеялись, отпускали шуточки.
— Особого давления не было. В какой-то мере мы искусственно создавали такую атмосферу. Опять-таки кто по какой системе работает. На прошлом чемпионате мира наша сборная вышла на раскатку перед матчем с американцами на групповом этапе – всё кипит, все напряжены. И тут американцы такие выходят, которые, наверное, даже не знали, вторая это игра на турнире или первая. Они вышли на 10 минут позже нас, покатались, побросали, сделали выходы два в один. Но на игре это никак не сказалось, так что здесь вопрос в психологии, а не в ногах или физической готовности.

«Ребята, играйте, пока вы нужны, пока пятки не сотрёте»

— В ком-то из опытных игроков вы видите тренерские задатки?
— Конкуренция? (Смеётся.) Нет, пусть играют. Я им всё время говорю: «Ребята, вы не представляете, что это такое. Пока вы нужны, и пока вы пятки свои не сотрёте, играйте, играйте, играйте». Тренерская работа только кажется простой.

— А когда сами играли, были мысли, что тренером быть проще?
— Я в этом плане плохой собеседник, потому что вырос в семье игрока и тренера, и я видел, как это всё переживается, как много у тренера работы. Поэтому я очень уважительно относился ко всем этим делам, когда был игроком.

— Кинг вас очень уважал, и вы играли в команде весомую роль.
— По вбрасываниям и по блокированным броскам – точно, а так – не знаю. Был ещё один парень с 71-м номером на спине, играл неплохо, хотя ему всего лет 17-18 было. Так что было кому забить, а я выходил с «лопатой» и копал. Такие люди тоже нужны.

— Книгу Кинга читали?
— Нет, не читал. У меня стоят дома две его книжки, одна на английском, другая на русском. На английском он мне сам подписал. Я карьеру заканчивал в Германии, мы там с ним встретились, он мне книгу подписал и подарил. Мама мне как-то говорит: «Ты там на обложке». Я возразил: «Это не я, это Эрикссон». А когда увидел русскую версию, то действительно, увидел себя.

— Читать на каком языке будете?
— Времени нет читать. На пенсии, наверное, почитаю, а пока хотелось бы поработать.

— Вы уже тогда понимали, что станете тренером?
— Да, постепенно начал собирать информацию. Как приехал из России в Германию, начал по-другому относиться к тренировкам. Начал записывать то, что тренер вывешивал. Папа мне предоставил кучу своих конспектов, очень давних. Там уникальная для будущего тренера информация.

— Главная возможность для тренера вырасти – это опыт? На чём можно прибавить?
— Трудно сказать. Я могу только по себе судить. Сейчас мне многие говорят: «Раз вы выиграли, значит, ты всё сделал правильно». Но ведь с другой командой эти решения могли бы не пройти. Для средней команды, возможно, нужно было и больше тренироваться, и больше «душить» соперника. Для одной команды – один рецепт, а для другого коллектива он может быть совершенно другим. У нас лидеры – взрослые ребята, играют больше 20 минут, где-то им надо больше отдыхать. Это нужно чувствовать. Тренер должен быть гибким.

«Папа и Виктор Козлов подсказывали, как лучше использовать Сёмина»

— Приглашение Виктора Козлова в тренерский штаб – это ваша инициатива?
— Конечно. Мы с Витей одногодки, знаем друг друга давно. У него не было опыта работы тренером, но я знаю его как человека. Когда Пол Морис со мной знакомился, то спросил, каким я был хоккеистом. Я ответил: «Рабочим». «Если рано встаёшь и поздно ложишься, тогда ты мой человек», — сказал Морис. Это вопрос не столько опыта, сколько желания работать, учиться. Козлов отыграл 15 лет в НХЛ, 5 лет здесь – это тоже бесценный опыт. Он сам старается развиваться, берёт упражнения, которые я подсказываю.

— Козлов внёс свой вклад в переход Александра Сёмина, своего бывшего партнёра?
— У меня родители очень хорошо общаются с родителями Саши.

Самого Сёмина я знаю лет с 17, и Виктор Козлов тоже его знает. Здесь всё сыграло свою роль.

— Для вас важно было, чтобы в команде оказался такой опытный хоккеист?
— Мелочей не бывает. Когда всё решает один гол в седьмом матче, то мелочей просто быть не может.

— Сёмин для Петра Ильича уже как сын?
— Да, есть такое.

— Отец советовал, как лучше использовать Александра?
— Переписывались с ним по этому поводу. Опять же много идей подсказал Виктор Козлов, поскольку с ним вместе играл и знал, в каких ситуациях он играет успешнее.

— Насколько часто по ходу сезона связывались с Петром Ильичём?
— Часто. И созванивались, и переписывались.

«У нас есть переходящий шлем для лучшего игрока матча»

— По ходу сезона у вас были в раздевалке какие-то свои «фишки»? В «Торпедо», например, паззл складывали.
— У нас была такая лестница, ведущая наверх. В ней было 16 ступенек, и на последней ступеньке – Кубок Гагарина. После каждой победы мы наклеивали шайбы с номерами игроков. Одна – это вратарь, вторая – это автор победного гола, и третья – это лучший игрок матча. У нас его выбирают сами хоккеисты, у нас есть такой переходящий шлем. Он с магнитогорского комбината, красиво расписан. На нём написано: «Первый среди равных».

— А почему его не было после победы в седьмом матче?
— Видимо, было уже не до шлема. (Улыбается). Этот шлем ребята вручают друг другу после каждой игры. 16-я ступень нашей лестницы – это кубок, и там уже было всё равно, у кого именно этот шлем. Основная цель достигнута. Оставшиеся шайбы для лестницы я тогда подбросил в воздух со словами: «Ребята, вы все лучшие».

— Кто предложил вам побриться наполовину, как это получилось?
— Мы с тренерами сидели перед седьмым матчем и решили: если выиграем, то делаем вот так. А потом уже отступать было некуда. На следующий день было собрание, и ребята посмеялись над нами по-доброму. Но так ходили недолго, наверное, день. У меня были съёмки для телевидения, туда я уже не пошёл в таком виде. А вот Виктор Козлов, кажется, три дня ходил.

«Я работал с тремя тренерами, но больше учился у отца»

— Можно сказать, что ЦСКА сейчас играл в более североамериканский хоккей даже по сравнению с «Магниткой», когда у её руля стояли Морис и Кинэн?
— При североамериканских тренерах «Магнитка» играла в свой хоккей, не сказать, что он был североамериканский. Что касается ЦСКА, то они выбрали направление и идут по нему, не знаю, североамериканское оно или нет. У нас есть много экспертов, которые это определяют, а я, как тренер, комментирую свою команду, а не команду соперника.

— Когда приезжали Морис и Кинэн, приходилось ли им подсказывать в плане направления хоккея? Потому что «Магнитка» действительно не играла в типичный североамериканский хоккей.
— Понятие «североамериканский хоккей» слишком расплывчато. У тебя есть игроки, и, исходя из их качеств, строится игра.

— Можете назвать Майка Кинэна своим учителем?
— Я работал с тремя тренерами и у каждого из них чему-то учился. Больше у своего отца, Пол Морис – хороший тактик, Майк Кинэн – хороший психолог. У всех учился, а потом что-то выбирал для себя.

— В чём проявлялась психология Кинэна?
— Он прекрасный оратор, очень хорошо может настроить команду. Мне было важно правильно его перевести, правильно расставить акценты. Сейчас, когда я говорю на русском нашим ребятам, а они переводят иностранцам, я понимаю, насколько это сложно. Каждая неточность может вылиться во что-то неправильное.

— Плюс нужно передать эмоции.
— Да, это тоже не так просто сделать. Разговаривали как-то на эту тему с Дмитрием Юшкевичем. Мало просто хорошо знать английский язык, нужно ещё передать эмоции.

— Пётр Ильич шутил, что для вас русский – это уже третий язык.
— Русский всё равно первый. Но за время работы за границей отчасти менталитет, может быть, поменялся. Когда ты знаешь менталитет североамериканцев, немцев, при общении в жизни это помогает. Что-то во мне поменялось, но насколько, не знаю.

— А работа с Морисом и Кинэном поменяла вас, как тренера?
— В плане видения – да. Это совсем другое направление, другой стиль работы. Многое из этого я почерпнул для себя. Начиная от общения с игроками, заканчивая вопросами тактики.

— Кинэн быстро привык к нашим реалиям?
— Они такие же люди, только разговаривают на другом языке. Не знаю, может у нас это ещё из СССР осталось, когда все удивлялись иностранцам. Особых проблем ни у Мориса, ни у Кинэна не было. Где-то я им подсказывал, но шайба одна – чёрная и круглая, площадка здесь побольше, но идея такая же – на одну больше забить и на одну меньше пропустить.

— А общение с руководством, со спонсорами?
— Это имеет свои особенности, но руководство приглашает этих специалистов, поэтому они знают, что делают.

«Предлагали стать главным тренером в другом клубе, но остался в Магнитогорске»

— У вас всегда была цель — стать главным тренером? Или могли долго работать помощником?
— Такая цель была. Но она должна была осуществиться со следующего сезона, а не сейчас. У нас был такой договор с руководством, я готовился. До этого мне предлагали работу главным тренером в других командах, но я остался ещё на один сезон в Магнитогорске с тем условием, что следующий сезон я работаю главным.

— Когда об этом стало известно, это как-то повлияло на ваши взаимоотношения с Кинэном?
— Ничего такого не было. Мы хорошо общаемся с Майком, правда, виделись в последний раз только в декабре, ужинали вместе. У нас с ним хорошие отношения.

— У него не было желания дальше продолжать советовать вам что-то? Всё-таки такой опыт...
— Справились сами. (Улыбается.)

— Кинэн поздравил вас с победой?
— Да, поздравлял с победой, за что я ему признателен. В автобусе взял телефон, прочитал смс-сообщение от Майка.

— После назначения на пост главного тренера «Металлурга» стало тяжелее совмещать работу в клубе и сборной?
— Стало. Но сборная – это святое. Для человека, воспитанного в советское время, сборная – это сборная, это не обсуждается.

— Сразу после завершения карьеры игрока вы работали в сборной на административной должности. Чем тогда занимались?
— Не то чтобы я там работал. Просто чемпионат мира был в Германии, и я помогал по организационной части. Для меня смысл этой работы был в том, чтобы посмотреть на работу тренеров, работу сборной. Я понимал, что больше не буду играть в хоккей и хочу стать тренером. Во-первых, я помогал сборной. Во-вторых, изнутри увидел, как это всё выглядит на таком уровне. Это был олимпийский год, когда приехали все звёзды. Смотрел, как с ними работали тренеры.

— Сейчас за какой участок работы в сборной вы отвечаете?
— У нас много участков, и они все делятся. Есть распределения, но сам принцип – это хорошо отлаженный механизм. Идёт постоянное общение, что и как сделать лучше.

«Жизнь тренера: пришёл на арену рано утром и поздно вечером ушёл»

— В Магнитогорске команду на комбинат водили?
— Мы обычно идём на комбинат перед сезоном, а сейчас, как и в 2014 году, у нас будет парад, во время которого мы заедем на комбинат, будем фотографироваться с рабочими. Мы считаем, что это и их Кубок тоже.

— У иностранных игроков, какие впечатления остаются от похода на комбинат?
— Они снимают всё на телефоны. (Улыбается.) Если что-то не идёт, надо посмотреть, как работают другие люди. Это реальная жизнь. Судя по всему, впечатления у них серьёзные.

— Магнитогорск – рабочий город, а для жизни он вам нравится?
— Мне нравится. У нас есть градообразующее предприятие и хоккей. Развлечений, как в Москве, нет. Но жизнь тренера такая: пришёл на арену рано утром и поздно вечером ушёл. А три-пять ресторанов есть в любом городе. Когда мы работали в Ярославле, там не было окна в тренерской. Зимой, получается, пришёл ночью и ушёл ночью. В Магнитогорске были разговоры, мол, у нас кабинет небольшой. Я сразу сказал коллегам: «Зря вы так, ребята, видите: у нас там окошко и там церковь стоит – такой классный вид. В Ярославле тренерская в два раза больше, но там искусственный свет, приходишь и выходишь – темно». Всё, что нам нужно, нам хватает в Магнитогорске.

— Семья вас во время сезона не видит?
— У меня дети учатся в другой стране, здесь бывают наездами. В 17 лет детям тяжело переезжать в другую школу, учиться на другом языке. Говорят они хорошо, но учиться сложно.

— Сын был с вами на «предсезонке», приезжал на финал.
— Да. Они и на полуфинале были, просто у дочки была поездка со школой, поэтому она не смогла быть на финале. А сын вообще всю «предсезонку» и весь плей-офф со мной прошёл.

«По ходу сезона нам надо было уходить от «бразильского хоккея»

— Обычно вместе с Кинэном из клубов уходили и его помощники, а у вас в штабе по-прежнему работает Майк Пелино. Это была ваша инициатива — оставить его?
— Да, это было моё решение. Он отличный человек, хороший профессионал, даже не возникало сомнений. И это очень быстро получилось, буквально в один день. На следующий день игра, надо было принимать решение, и по Виктору Козлову тоже, искать помощника. Я позвонил Козлову, спросил, есть ли желание. Он сказал, что есть. «У меня есть день с семьёй посоветоваться?» — спрашивает. Я ему сказал, что час. Через 15 минут смс-ка пришла, что он готов. Мы на следующий день или через день играли с «Трактором», кажется, а он хотел ещё целый день. Такого не бывает. (Улыбается.) Или ты сразу готов, или нет.

— Тогда это всё действительно было спонтанно?
— Решение было принято.

— Что пришлось тогда оперативно менять в команде?
— Потихоньку пришлось налаживать некоторые моменты. Хоккей убежал в другое направление за полтора года, а мы остались на мастерстве играть. Надо было перестраиваться на современный хоккей, переделать не игроков, а стиль. В «регулярке» мы забили больше всех. Нельзя было терять атакующую игру, но при этом необходимо было грамотно работать в обороне. Не бесшабашно бежать в атаку. У меня было выражение весёлое — «бразильский хоккей», от него надо было уходить и превращаться в солидную команду, играющую в две стороны.

— О «Магнитке» в последние годы говорили, что её лидеры стареют. Это действительно проблема? В принципе, у клуба начали появляться и свои воспитанники.
— Свои воспитанники появились четыре года назад, когда мы встретились и сказали: «Давайте менять то, что было в «Магнитке» раньше». Даже когда я играл в «Металлурге» сам, там было три-четыре человека своих, такие небезызвестные имена, как Малкин, Кулёмин, Бирюков, Кайгородов. Но своих воспитанников было не так много. Сейчас у нас практически вся оборона своя, за исключением, может, Ли, Батыршина и Осипова. Из команд, претендующих на что-то, у нас один из самых больших контингентов своих воспитанников. И это очень хорошо, мы будем продолжать над этим работать. Но привилегий, что вы из Магнитогорска, не будет, надо это место зарабатывать.

По поводу старения – сложно сказать, как дальше будет развиваться хоккей. Про Теему Селянне говорили, что ему столько лет. Есть хорошая поговорка, кажется, из Северной Америки: «Нет понятий «молодой» и «старый», есть «хороший» и «плохой».

— Многие клубы боятся привлекать своих, потому что нужен результат. «Металлург» в этом плане рисковал, начиная привлекать неопытных игроков?
— Конечно, всегда рискуешь. Но тут остриё ножа. С одной стороны, ты понимаешь, что у тебя есть суперзвено и супервратарь. Те, кто может отыграть, если молодой что-то «привезёт». А с другой стороны, есть и волнение, ведь давление большое, ты должен быть всё время наверху турнирной таблицы, и поражение не будет понято. Тут сложный выбор, когда поставить парня, в каких играх на него посмотреть.

— Уход к своим игрокам происходит из-за дефицита на рынке?
— Нет, это политика клуба.

«Школа работает хорошо, но хочется видеть Малкиных, Кулёминых…»

— Изначально, когда принималось это решение, вы уже были в структуре клуба?
— Да, это решение обсуждали Геннадий Величкин, я и Сергей Гомоляко, который тогда был в тренерском штабе. Геннадий Иванович тогда вернулся в работу в клуб, и решили, что нужно сделать срез и по-новому строить команду.

— Школа хорошо работает, есть из кого выбирать?
— Всё время хотелось бы больше. Но да, хорошо работает, судя по тому, что у нас есть. Хотелось бы видеть Малкиных, Кулёминых. Ждём. (Улыбается.)

— У вас взаимодействие со школой налажено?
— Когда был помощником, было побольше времени туда заглянуть. Там и «Стальные лисы», и школа. Больше слежу за «Стальными лисами», раньше заходил и в школу, смотрел разные года. Когда «Лисы» играют в городе, я всё время смотрю за ними, это уже ближайшая подводка.

— У вас есть пример в лице Петра Ильича. Под его руководством заиграли многие ребята, которые не заиграли бы у другого тренера.
— Конечно, отец воспитал многих — в Ярославле, в Тольятти, да и в «Динамо» в Москве. Он очень многим дал дорогу, это даже не обсуждается.

— Частые упоминания имени отца и сравнения с ним на вас не давят?
— Да меня так часто и не сравнивают. Может быть, сейчас будут, до этого не сравнивали особо.

— От отца вам передалось умение общаться с игроками, развивать их?
— Не знаю, ещё посмотрим. Четыре года мы уже ведём тренировочный лагерь для молодых игроков, собираем их раньше, чем основную команду. Результаты есть с этим связанные, ребята играют в Магнитогорске, что-то получается.

— Пётр Ильич рассказывал, что тактика и технические моменты – это важно, но очень важно и вложиться в игроков.
— Важно всё, здесь мелочей нет. Общение тоже важно.

— Вы с отцом тренеры разной формации, разной тактики?
— Я думаю, все тренеры разные. Я многому очень от него научился, многое почерпнул. Что значит разная тактика и разная формация? Есть команда, есть ситуация, в которой ты поступаешь так, а он поступил бы по-другому. Где-то мы разные, где-то совпадаем.

— Сейчас есть тенденция, что многие успешные в России тренеры играли и жили за границей. Совпадение или и это сказывается на работе?
— Может, и не совпадение, что-то связано, может быть, с менталитетом, европеизацией. Много у нас экспертов – пусть они оценивают. Что-то в этом, может быть, есть.

— Кинг, работая в Магнитогорске, выделял как приближённых к себе игроков вас, Юшкевича и Королёва. Все после работали тренерами. Получается, Дэйв что-то разглядел в вас?
— На самом деле всё проще. Учите английский. (Улыбается.) Те, кто знал английский, и стали приближёнными. Как в фильме — говорила мама: «Учи английский».

— Вы сказали, что не читали его книгу, а он про вас там пишет: «Воробьёв не является снайпером, но с его приходом мы приобрели нечто, чего нам не хватало. Он был, как их называют, «грязным игроком». Согласны с таким определением себя?
— Согласен. Одно дело, что на поле, другое – в жизни.

«Некоторые вопросы по судейству можно решить за неделю-две»

— Судейство – главная проблема завершившегося сезона?
— Очень сложный вопрос. Не в том смысле, какая проблема, а в том, как её решать. На днях было собрание, насколько я знаю. На мой взгляд, некоторые вопросы можно решить за неделю-две. И около 30% всех проблем может сразу убраться, будет намного лучше. Что конкретно, я не буду говорить. Есть лига, Плющев, Поляков. Пусть решают. Дело, может, даже не в судействе. Много стало команд, у которых игра идёт до одного гола. И, конечно, когда на результат влияет явная судейская ошибка, всё это идёт через прессу. Нам надо просто вырабатывать общую концепцию судейства, поведения арбитров. Уважения к арбитрам.

— Если судьями будет заниматься ФХР, проблема решится?
— Я не был на совещании, только с Геннадием Ивановичем парой слов перекинулся. Он сказал, что при встрече расскажет. Наверное, судейский корпус требует некоторой реорганизации. Но я не думаю, что проблемы огромные. Где-то немножко подкрутить, подладить. И намного будет лучше. Линия судейства должна быть чёткой. Хотя был у нас несколько лет назад опыт, когда наказывать начали за всё. И очень многим это не понравилось. Но если мы тогда пару недель потерпели, то было бы намного лучше сейчас. Судейство – такая тема… Штраф-то я не боюсь заплатить, но дело в том, что всё это должно обсуждаться в лиге, между клубами и судейским корпусом.

— Было такое, что порой хотели сделать острое заявление на пресс-конференции, но сдерживали себя?
— Конечно, было. Нужна единая концепция. Или мы вообще не имеем права говорить о судьях, или мы платим штраф и говорим.

Вопросы читателей «Чемпионата»:

— Кто является главным в клубе по нарезке видео, и кто решает, какой ролик и в каком объёме выдавать? (kant6708)
— После игры все тренеры просматривают видео. Потом при помощи специальной программы режем моменты. Скидываем их на один компьютер, подключаем к большому телевизору в тренерской комнате. Просматриваем и решаем, что показать на собрании. И, конечно, есть клипы для каждого игрока. Совсем уж негативные стараемся показывать индивидуально. Хотя иногда бывают моменты, когда надо при всех поругать.

— В Германии вы больше всего поиграли за «Франкфурт». Следите за его выступлениями сегодня? (frol)
— Слежу. Одно время я даже был хозяином этой команды, около 25% процентов акций имел. Получилось так, что когда я закончил играть, команда обанкротилась. Начали поднимать её из четвёртой лиги. Год я поучаствовал в этом мероприятии, а потом поехал в Ярославль.

— Кто был самый известный игрок, с которым вам довелось выступать в одной команде? (frol)
— Женя Малкин.

— Не предъявляли ли счёт в ЛДС ЦСКА за то, что после чемпионского матча вы испортили весь потолок шампанским? (batman13)
— Нет, не предъявляли.

— Правда ли, что по ходу сезона Евгений Тимкин просил обмена и планируете ли вы продолжать с ним сотрудничество? (nooo)
— Это внутренняя кухня команды.

— Почему вы перестали носить очки? (traktorist1947)
— Сказать честно? Прозрел! (Смеётся.) На самом деле у меня не особенно большая проблема со зрением.

— Почему в последних матчах финальной серии не играл Калетник? (ohara)
— Потому что играл Лёша Кайгородов.

— Почему в финале решили сыграть в 6 защитников и 12 нападающих, не используя Железкова и Медведева? Почему не играли Постников и Осипов, не устроило качество игры? (nooo)
— Качество игры всех устроило. В команде должно быть двое молодых. Решили играть в шесть защитников, плюс седьмой Медведев.

— Это канадцы научили жевать на скамейке жвачку и бросать бутылки на лёд? (kultakiekko)
— Канадцы.

— Сигары, которые в раздевалке раздавал Геннадий Величкин, были сладкие? (batman13)
— Не знаю, могут они быть сладкие? Обычные сигары. Под Кубок Гагарина они намного приятнее идут! Имеем право, когда выиграли.

— Смогла бы ваша команда играть с ЦСКА первым номером? Рассматривали такой вариант? (den023)
— Рассматривали. Нас на один период хватило в первом матче. Мы были уверены, что ЦСКА будет играть в свой хоккей и не будет перестраиваться.

— Хотели бы сыграть в финале Кубка Гагарина против отца? (alholus285)
— Нет.

— Кто самые опасные соперники сборной России на чемпионате мира?
— Канада, Америка, Швеция, Финляндия, Чехия. Как обычно.