Мариан Госса хотел играть в хоккей как можно дольше, но на свой последний матч вышел 20 апреля 2017 года, когда ему было 38. Год спустя он официально завершил карьеру, и теперь удивляется, что не скучает по хоккею.
На самом деле, в этом не должно быть ничего удивительного. Когда выбор стоит между тем, чтобы играть через боль или жить и наслаждаться каждым днём, ответ очевиден. Если организм говорит: «Я больше так не могу», в конце концов ты к нему прислушаешься.
Шесть лет назад, совершенно внезапно, на коже Госсы стали появляться красные прыщи. Это была экзема, которая развилась из-за пота и хоккейной экипировки, которая прилегала близко к телу и не давала коже дышать. Любая тесная одежда провоцировала новые высыпания. «Кожа раздражалась, я начал пробовать разные мази, консультироваться с разными специалистами. Не знаю, как объяснить, кожа перестаёт дышать. Когда прыщи вскрываются, тело начинает сильно зудеть, а когда начинаешь расчёсывать, из ран течёт жидкость».
Сначала это просто раздражало, но беспокоило не слишком сильно. Если бы не стало хуже, Госса, наверное, и сейчас продолжал играть. Но с каждым годом становилось только хуже, и к сезону-2016/17 болезнь захватила всю его жизнь.
«Если бы я проиграл третий финал, стали бы говорить о проклятии»
Карьера Госсы уникальна в своём роде. В погоне за Кубком Стэнли он играл в трёх финалах подряд, за три разные команды. Сначала был «Питтсбург» и поражение в 2008-м. Госса перешёл в чемпионский «Детройт» и проиграл в финале «Питтсбургу». Какая насмешка судьбы. Но всё же год в «Ред Уингз» Госса помнит как один из самых значимых в своей карьере, потому что там он стал тем игроком, который потом три раза становился чемпионом. «Когда я играл с Дацюком, то даже не думал о технических деталях. Я просто смотрел за ним и понимал, что он не просто выкладывается на льду и в зале, а делает намного больше. Когда каждый день смотришь, как он подкрадывается сзади и отбирает шайбу, сам по себе начинаешь учиться. Дацюк всегда усерднее всех бежал назад. Я думал, что для такой игры я должен быть в суперской форме, ведь когда сбегаешь в атаку, потом возвращаешься назад, и всё, ты уже выжат. Если бегать на полной скорости туда-сюда, любой моментально вымотается. Дацюк читал игру так, что мог подстраиваться под эту систему. Он невероятно играл клюшкой, а я учился».
Фото: Christian Petersen/Getty Images
Госса выучился и стал одним из лучших двусторонних форвардов лиги. Перед сезоном-2009/10 Госса провёл тщательный анализ команд, основными фаворитами были «Чикаго» и «Тампа». Он выбрал первых и провёл за «ястребов» лучшую и самую памятную часть карьеры. «Здесь я добился успеха, здесь выросли мои дочки, ходили в школу». В 30 он подписал контракт на 12 лет, потому что был уверен, что отыграет его до конца. «У меня практически получилось», — говорит он со смешком.
«В «Блэхоукс» было много атакующих талантов, и я знал, что там моя главная задача – играть правильно. Мне не нужно было забивать по 40 голов за сезон, забывать об обороне и чуть что – лететь в атаку. У них были Кейн, Тэйвз, а мне надо было играть так, как я научился в «Детройте».
Сейчас в Чикаго считают переход Госсы чуть ли не лучшим подписанием свободного агента в истории клуба. Здесь же сбылись все мечты игрока, в первую очередь, самая главная – чемпионский титул. «Первый Кубок был самым сложным, особенно психологически. Это был мой третий финал подряд, за этой историей следила пресса. Нелегко проиграть один финал, но два! И даже в третьем всё было на тоненького. В голове постоянно звучало: «Что, если и сейчас не получится, что дальше?». Уже можно было бы говорить о проклятии».
«Чикаго» обыграли «Филадельфию» в шести матчах. Решающий гол Патрика Кейна сначала никто не увидел, и Госса не знал, можно ли радоваться. «Всё начали прыгать, а я вроде как полупрыгал и молился, чтобы это был гол. Мы начали потихоньку праздновать, а я поехал к судье уточнить, что он видел шайбу в воротах. У меня гора свалилась с плеч, я был готов летать. Наконец-то! Я чертовски устал, но это того стоило. Кто бы сказал, что мы выиграем ещё два Кубка. Это невероятно.
Лучшее в победе – это празднования. Плей-офф – это война, и несколько месяцев ребята всё время рядом. Ты ждёшь победы, все считают, что ты должен выиграть, но случиться может всё что угодно. А потом вдруг раздевалка уже залита шампанским и все радуются вместе. Эти первые моменты после победы – бесценны».
Фото: Bruce Bennett/Getty Images
«Болезнь повлияла не только на хоккей, но и на жизнь. Это был край»
В последние четыре года карьеры лето приносило Госсе облегчение и надежду на то, что экзема не вернётся осенью, когда ему снова придётся надевать форму. Он целыми днями пропадал в зале и не выходил на лёд, потому что без формы тело не чесалось. Но начинался сезон, и экзема вновь захватывала кожу, сантиметр за сантиметром. С каждым годом всё сильнее и сильнее.«Всякий раз, когда я надевал форму. Только кожа начинает дышать, и тут игра за игрой и бах. Наши врачи смотрели на это и говорили: «Ну вот, опять».
Сезон-2016/17 начался для Мариана на месяц раньше — он играл за сборную Европы на Кубке мира. Его команда неожиданно дошла до финала, Госса играл матч за матчем, кожа не успевала восстановиться. Он даже пропустил командный ужин перед финальной серией, так ему было плохо. «Не мог пойти, сидел у себя в номере в одних шортах. Врачи сборной видели моё состояние и сказали, что это ненормально, и с этим надо что-то делать. А то я не знал».
Прыщи были повсюду, особенно на ногах и ступнях. После турнира Госсе выписали сильный иммунодепрессант, на нём он пережил ещё год. Но это же лекарство положило конец карьере.
После матчей Госса чувствовал себя уродом. Снимал с себя всё, глядел на жуткую красноту и прыщи. Зрелище не для слабонервных. «Я не хотел, чтобы люди видели меня таким, это ужасно неловко. Но что я мог сделать?».
В «Чикаго» все знали о его состоянии и хранили всё в тайне. Даже когда Госса всё чаще стал просить освобождения от тренировок, Джоэль Кенневилль говорил репортёрам, что Мариан просто решил отдохнуть. «Я просто не хотел надевать форму, мне легче было сходить в зал. Хорошо, что в клубе все относились к этому с пониманием. Джоэль говорил: «Госс, ты мне нужен только на игру. Я вижу, что с тобой происходит, так что сам скажи, если будешь готов тренироваться». Забавно, но без тренировок я чувствовал себя свежее, мне было легче выходить на лёд. Тренер знал, что может мне доверять. Может, люди думали, что тренер считает меня старым и бережёт, не знаю».
В сезоне-2016/17 Госсе было уже всё равно, кто что подумает. Никогда раньше его кожа не была в таком ужасном состоянии. Экзема покрывала всё тело, спереди и сзади. Прыщи сочились гноем, на постельное бельё по утрам было страшно смотреть. «Жёлтый гной, кровь, все простыни были в этом. Жена постоянно стирала белье. Болезнь повлияла не только на хоккей, но и на всю мою жизнь. Это уже был край».
«Без таблеток я бы зачесал себя до смерти»
Госса перепробовал всё, что можно. Менял экипировку с чёрной на белую, потому что кто-то сказал ему, что дело может быть в красителе. Менял материалы тканей, производителей, ему даже форму стирали специальным порошком, отдельно ото всех. Всё это, конечно, помогало, но только немного.
Внешний вид беспокоил Госсу, но к нему он уже привык, а зуд нельзя было не замечать или контролировать. По вечерам становилось особенно тяжело. «Ох, как же всё чесалось! Я научился справляться с зудом днём, но ближе к ночи, когда ложился спать, он становился нестерпимым. Жена иногда брала меня за руку, чтобы я не чесался. А утром я просыпался весь в крови».
Лекарство уменьшало зуд и убирало некоторые другие симптомы, но и оно не было панацеей. Во-первых, надо было принимать шесть таблеток – три утром, три вечером. Но хуже всего то, что среди побочных эффектов значились риск серьёзных инфекций, повышенное давление, заболевания почек, опухоли и рак кожи. Минздрав США даже присвоил ему специальную «чёрную метку», которая значит опасность для жизни.
«Слава богу, побочных эффектов я не ощущал, но каждые две недели я сдавал кровь на анализ».
Несмотря на трудности, Госса проводил отличный сезон. Он забил 26 голов, играл по 17 минут за матч и по-прежнему приносил пользу. «В последний год я получал удовольствие от хоккея. Я отлично себя чувствовал, не проигрывал молодёжи в скорости, так что на льду всё было прекрасно».
Прекрасно до тех пор, пока он не видел красноту на теле и не ощущал жжение. «Главная проблема была в лекарстве. Пока я обходился без него, было ещё ничего. Кто знает, что бы со мной случилось без этих таблеток, наверное, я бы зачесал себя до смерти».
«Я бы хотел играть дальше, но не такой ценой»
Он свыкся с мыслью, что придётся завязать с хоккеем. Лучше так, чем продолжать пить таблетки, которые хоть и дают облегчение, но могут нанести ещё больший вред. И когда «Нэшвилл» выбил «Чикаго» в первом раунде плей-офф, он сидел в раздевалке, смотрел на своих товарищей и понимал, чтоскорее всего, это была его последняя игра.
Дома в Чикаго у него был заготовлен большой запас таблеток – на случай, если «Блэкхоукс» далеко пройдут в плей-офф. Он возвращался домой, не зная, будет ли играть ещё, но одно решение принял твёрдо – с таблетками надо прекратить. «Жена дала мне мешок с таблетками и я слил их в канализацию. Больше я это лекарство не видел». Потом он пошёл к боссам «Чикаго» и сказал, что может не вернуться. «Кенневилль и Стэн Боумэн полностью меня поддержали и всё поняли. В конце концов, не должен человек принимать серьёзные лекарства, просто чтобы заниматься спортом. Лет через 10 это может аукнуться на твоём здоровье. Я бы хотел играть, но не такой ценой».
Летом он известил клуб, что завершает карьеру. Всё произошло так неожиданно, что у него даже не было времени прочувствовать, что этот сезон был последним. Но ещё один такой год он бы не вынес. «Я не думал заканчивать, экзема сказала мне, что пора. Моё тело сказало, что дальше продолжать нельзя. И тогда я начал думать, что это правильно, ведь моя кожа практически разваливалась на куски. Я-то был в хорошей форме, а моя кожа – уже нет. Мне было страшно трогать детей. Я понял, что это неправильно. Это не какой-то аспирин, это очень сильный препарат. Я каждые две недели сдавал кровь на анализ, и если не побочные эффекты, то меня бы добило что-то другое».
«У меня есть жизнь, молодая семья. Я не хочу рисковать и играть хоть ещё один год. Знаю, многие не верили, что дело действительно в жуткой аллергии, а не в чём-то другом. Я их не виню, они не могут этого понять, потому что не видели меня каждый день. Не знали, через что я прошёл».
Вдали ото льда Госсе хорошо. Он не скучает, и у него есть чем заняться. По его дому развешаны памятные вещи его хоккейной карьеры – свитера Лемье и Гретцки, золотая клюшка в честь 1000-го матча в НХЛ, серебряная клюшка – за 500-й гол. Он один из самых титулованных словацких хоккеистов – он играл, был полезен команде, побеждал. В глубине души он надеется, что медицина сделает шаг вперёд, и он ещё сможет сыграть. К тому же, он ещё на контракте – «Чикаго» пришлось обменять его в «Аризону», чтобы освободить место в платёжке.
А если нет, то ничего страшного. Через два года он официально завершит карьеру, а пока просто наслаждается жизнью. Госса владеет спортивным центром в Тренчине, дел хватает. По утрам он готовит завтрак своим дочкам и отвозит их в школу, ведёт тихую размеренную жизнь в гармонии с собой. А главное – не чешется.