В Сочи уже весна. Не московская — холодная, грязная и грозовая, а та самая, какую нам рисуют в книжках для первоклассников. С солнцем, зеленью, цветущими абрикосами и алычой. Самолёт, по каким-то неведомым причинам названный именем Циолковского, вынырнул из белого киселя облаков и обнажил под собой весенний Сочи. Точнее, относительно новую складку на его лбу – Адлер.
С одной стороны были горы с размытыми прожилками снега. С другой – море, разделённое на две части, как бейлис и водка в коктейле. Свинцовая бескрайность открытой воды с белыми крапинками пены так резко переходила в мутно-зелёную от водорослей прибрежную линию, что дыхание перехватывало от неожиданности.
Чёртово колесо, детские площадки, несколько футбольных полей, плесневыми пятнами раскинувшиеся на городском пейзаже. Четвёртый раз я приезжаю в Сочи, но увидеть город с высоты при дневном свете удалось впервые. И зрелище впечатляет.
Нас разместили в том самом отеле, где через год будут жить официальные лица из МОК. В номерах с видом на стройку и море. Причём на стройку вид во всех номерах, а на море – только в избранных. Возможно, именно в той каморке, где в эти дни оказался я, скоро будет жить какой-нибудь Жак Рогге. Или Фазель. Хотелось бы оставить им записочку, что-то вроде привета из прошлого, да уборщицы всё равно найдут раньше.
Стройка вокруг была не простая, а, как вы сами догадались, золотая. Едва ли не в прямом смысле, если вспомнить, в какую сумму она нам обходится. Зато олимпийская деревня уже очень похожа на Лондон. Правда, не на олимпийский Лондон 2010-х, а на разнесённый бомбёжками Лондон 1940-х. Коттеджи уже возвышаются над карьерами и разрытой землёй, но пока сверкают дырами, щетинятся арматурой и зеленеют строительными лесами.
А вот арены давно готовы. Сданы и даже протестированы. Кроме одной, под названием «Фишт», на которой пройдут церемонии открытия и закрытия Игр. Пока она представляет собой нагромождение металлолома с неким дизайнерским умыслом. Похоже на Эйфелеву башню, заботливо сжатую в комок в кулаке великана.
Большой ледовый дворец «Большой» (о сверхоригинальных названиях арен мы расскажем в следующей статье) оказался не таким уж большим. Скажем, стокгольмский «Глобен» или московский «Мегаспорт» визуально смотрятся даже крупнее.
Но дизайнерское решение здесь удачное. Снаружи ты видишь белую летающую тарелку. Изнутри чувствуешь себя словно в космическом корабле. А ночью стадион переливается неоновым светом – зелёным, синим, красным, дополнительно развивая тему внеземного вторжения. Олимпийский тренд на сверхчеловеческие, «космические» возможности атлетов, начатый ещё лондонским Венлоком, сохранился.
Хотя арена уже сдана, отделочные работы в ней продолжаются. На подходе к самой площадке не прибили ступеньку – приходится прыгать с метровой высоты. Из помещения с загадочной надписью «Волонтёр, здесь можно отдохнуть!» доносится запах жжёной дымовухи. Везде рабочие – причём, и наши ребята из Омска, Самары, Альметьевска, и, скажем так, среднеазиатские партнёры.
На «Шайбе» всё по-другому. Она меньше, уютнее, проще. С пластиковыми, а не с мягкими сиденьями. Да и расцветкой больше похожа на типичный советский завод, чем на сооружение 21 века. Всем своим видом она показывает, что на звание первой не претендует. Хотя спиральные дорожки по стенам придают ей определённую стремительность, которой нет у раковины «Большого».
Дизайн куба опять же нетипичный. Вместо махины действительно кубической формы в «Шайбе» подвесили многогранник с двумя круглыми основаниями неожиданного розового цвета. Неудивительно, что здесь пройдёт женский хоккейный турнир и лишь несколько матчей мужского. Впоследствии тут будут играть и паралимпийцы.
К «Адлеру» – арене для конькобежцев, расположившейся буквально в трёхстах метрах от хоккейных, мы подбирались минут 15. Как раз в это время чередой к нему выстроились белые микроавтобусы с колоритными южными водителями и спортсменами в привычной, но всё ещё режущей глаз хохломе от Куснировича.
Только один человек подъехал к арене на велосипеде и без хохломы, зато в респираторе. То ли не хотел дышать строительной пылью, то ли скрывал лицо, чтобы не стали просить интервью и автографы. Предположить можно и то, и другое, поскольку этим человеком был сам Иван Скобрев.
В «Адлере» было весело. Льда больше, чем на «Большом» и «Шайбе», вместе взятых. Люди тоже в наличии. Не одинокие усталые рабочие в испачканных краской комбинезонах, а красивые конькобежцы при параде, похожие на комиксовых супергероев.
Пока они наматывали круги на своих несоразмерно длинных, точь-в-точь японские катаны, лезвиях, журналисты успели многое. Пару раз пальнули из стартового пистолета, похожего на игрушку для стрельбы по уткам на приставке «Денди», узнали, что на треке есть целых три финишные линии, использующиеся в зависимости от дистанции, посмотрели на камеры для фотофиниша, делающие по две тысячи кадров в секунду. И наконец поговорили со швейцарским хронометристом Аланом Зобристом, руководителем международного спортивного департамента OMEGA.
Долгое время разговор шёл ровно, пока наша импровизированная переводчица не услышала странное слово.
– Transponder? – переспросила она. – What is «transponder»?
Алан объяснить, понятное дело, не мог. Пришлось обратиться к профессионалам, работающим на арене.
– Как переводится слово «transponder»?
– Транспондер! – хором ответили профессионалы. Это многое проясняло.
В итоге оказалось, что это маленькие приборы, которые крепятся к ногам спортсменов и посылают сигналы, позволяя считывать промежуточные результаты. Для телевидения они незаменимы, поскольку дают возможность создавать графику передвижения спортсменов, делать красные линии, как в плавании. Компании OMEGA во время гонок они также позволят измерить, зарегистрировать и отобразить на дисплее очередность финиширования участвующих спортсменов.
От одного швейцарца нас передали другому – легендарному хронометристу Питеру Херцелеру, седовласому ветерану 16 Олимпиад, члену совета директоров OMEGA TIMING. Тот сразу загнул исторический анекдот про Фелпса.
У Майкла при всех его достоинствах был один неискоренимый недостаток, который рано или поздно мог стоить ему медали. В самом конце дистанции Фелпс постоянно поднимал голову и смотрел на табло с результатами. И только после этого касался бортика.
Но после того, как Херцелер провёл с ним серьёзный разговор на тему «не думай о секундах свысока», Фелпс на очередном американском чемпионате заявил, что впервые посмотрел на табло после завершения дистанции.
– Умный парень, – закончил историю швейцарец. – Всего десять лет понадобилось, чтобы до этого дойти.
…С арены мы уезжали под вечер – без сил, но с огромным запасом знаний. Однако наше путешествие по предолимпийскому Сочи на этом не завершилось. В следующей части читайте о подъёме в спорткомплекс «Лаура», «комплиментах» в гостиничном номере, бессмысленной расцветке кресел и неопределённом будущем сочинских объектов.