От Нижнего Новгорода до Пюи-дю-Фу
Я за свою немаленькую карьеру журналиста освещал 12 Олимпийских игр, сотни чемпионатов страны, мира и Европы по 30 видам спорта, но выше всех ставлю одну-единственную велогонку – «Тур де Франс». Почему? К велоспорту на шоссе всегда относился с особым пиететом, знал по именам и был знаком со многими замечательными гонщиками-земляками из Нижнего Новгорода — Александром Ючковым, Федором Таракановым, Александром Кулибиным, Юрием Гуняшовым, позже общался с Валерием Лихачёвым, Юрием Бариновым, не раз побеждавшими на различных соревнованиях внутри страны и за рубежом. Как и сотни тысяч любителей спорта по вечерам в начале мая усаживался у черно-белых телеящиков во время трансляций с велогонки Мира, соревнования, казавшегося нам в 60-е годы главным в велосипедном мире.
И невдомёк было, что задолго до послевоенной многодневки между столицами трёх социалистических стран — Варшавы, Праги и Берлина — существовали другие соревнования профессионалов, с которыми вожделенная велогонка Мира не шла ни в какое сравнение. Просто информация о том же «Тур де Франс» и его великих победителях Жаке Анкетиле, Бернаре Ино и Эдди Мерксе была скудная. «Вчера завершилась традиционная профессиональная велогонка „Тур де Франс“. Победителем вышел имярек». И всё. Так продолжалось десятилетиями.
На велогонку Мира посылали, как правило, лучшие журналистские перья единственной в те годы общесоюзной спортивной газеты, и все зачитывались репортажами Станислава Токарева, Алексея Григорьева, Михаила Супонева, Игоря Маринова, Владимира Кучмия.
Всё изменилось в самом конце 80-х, когда была образована первая, ещё советская профессиональная велокоманда «Альфа Люм», которая базировалась в малюсеньком анклаве Сан-Марино. Тогда-то мы и узнали про французский «Тур», итальянскую «Джиро» и испанскую «Вуэльту». И много чего интересного про профессиональные велогонки и гонщиков. Но о том, что мне когда-нибудь доведётся проехать вместе с выдающимися мастерами шоссе всю крупнейшую многодневку, а это три недели, — и мечтать не мог.
В начале 90-х только что появившийся «Спорт-экспресс» сумел стать составной частью крупной французской медиагруппы «Амори», которая издавала известную в мире спортивную газету l'Equipe со всеми приложениями, в том числе и велосипедным, еженедельник France Football и ряд региональных газет. А ещё проводила автомарафон «Париж – Дакар», велогонку «Тур де Франс», парусную регату под тем же названием и ряд других спортивных соревнований. Вот так и получилось, что в первые дни июля 1993-го я, совершенно неожиданно для себя, уже был на пути в Пюи-дю-Фу, месту старта 80-й по счёту французской велогонки, имевшей прозвище «Большая петля».
Заключительный этап «Тур де Франс-1994» начинался у Диснейленда
Фото: Лев Россошик
Притягивающая «Петля»
Как единственный российский журналист, трижды проехавший «Большую петлю» от старта до финиша, могу резюмировать: «Тур де Франс» — соревнование особенное, ни на что не похожее. Ни на чемпионаты мира, ни на кубковые турниры с разъездами, ни даже на Олимпийские игры. Представьте себе: в течение трёх недель разношёрстный, но очень дружный, спаянный тысячеголовый пелотон перемещается с места на место, ежедневно преодолевая две-три сотни километров и устраивая привалы только на ночь в новом городе, новой гостинице, с новыми впечатлениями от нового общения. Я уж не говорю про многочисленных VIP — президентов и королевских особ, звёзд экрана и шоу-бизнеса, почитающих за честь покрасоваться на фоне обветренных лиц худощавых парней со специфическим загаром. И это считается едва ли не самой значащей пиар-акцией из всех существующих.
Вот уже больше ста лет для всего мира, а для французов в особенности, три недели в июле существует только одно-единственное событие — «Тур де Франс». Только о нём повсюду говорят и пишут, а миллионы болельщиков выстраиваются по обочинам дорог или перемещаются за велокараваном, чтобы хотя бы несколько секунд воочию лицезреть своих кумиров, чьи имена кричат с многочисленных транспарантов либо начертаны мелом на асфальте, раскалённом от солнца на французских равнинах или заваленных снегом на горных серпантинах Альп и Пиренеев.
Почему гонка получила такое прозвище — «Большая петля»? Это напоминание о маршруте, похожем на верёвочную петлю. Закручивается (или, наоборот, раскручивается) эта самая петля каждый год в разную сторону, но с неизменным финишем в Париже, на Елисейских Полях.
В пёстрой карусели «Тура» царят исключительно демократические законы. Здесь нет деления на главных и второстепенных. Журналист или представитель рекламного каравана — такой же участник неповторимого действа, хотя и передвигается он на автомобиле, а не на велосипеде.
Но в центре внимания, безусловно, оказываются гонщики. Они доступны и готовы ответить на любые вопросы. Только поговорить с ними удаётся чаще всего накоротке, перед стартом этапа, в так называемой деревне. Если же речь идёт об обстоятельном интервью, жди выходного либо ищи собеседника в отеле его команды часа через два-три после окончания очередного отрезка гонки. И хорошо, если этап удался — твой собеседник становится разговорчивым. Хуже, если в этот день что-то не заладилось. Но чтобы кто-то отказался от общения, такого за три тура не припомню.
А ещё мне очень повезло с водителями. В двух первых гонках выделенном мне спонсорским автомобилем управлял Мишель Жильбу, простой бельгийский инженер, но фанат французского «Тура». На время гонки он брал отпуск на работе и устраивался на три недели шофёром-волонтёром с журналистской аккредитацией. Он настолько хорошо знал все нюансы — когда ехать впереди пелотона, а когда следом, где сделать остановку на обед, смотреть окончание этапа на трассе или по ТВ, с кем из гонщиков лучше пообщаться сегодня, а с кем в выходной, что я очень быстро освоился и к концу своего первого тура уже ориентировался без посторонней помощи.
А по ходу третьего тура — в 1995-м — меня и коллегу Юрия Юриса возил бывший гонщик-профи голландец Анри Мандерс. В 1988-м парню удалось победить на одном из этапов «Тура» в Туркуэне. Этого оказывается достаточно, чтобы на веки вечные стать уважаемым человеком в мировом велопелотоне.
Лев Россошик и спонсорский автомобиль<
Фото: Лев Россошик
Смерть пишущей машинки
Мой первый тур — время знакомства с величайшей гонкой и великими гонщиками. Три недели праздника души. И это несмотря на ежедневные перегоны по три сотни километров, а то и больше, не взирая на регулярную смену отелей — от многозвёздных до таких, где все удобства во дворе, на постоянные сборы и разборы дорожной сумки, на обязательные постирушки без глажки (хорошо ещё если рубашка успевала высохнуть, а то приходилось надевать полумокрую). К концу «Тура» усталость накопилась жуткая, но я ощущал себя не меньшим победителем, чем испанец Мигель Индурайн или фантастический спринтер Джамолидин Абдужапаров, выигравший аж три этапа.
Никогда за три десятилетия к тому моменту журналистской работы не получал от неё такого удовлетворения, как после этого первого для себя «Тура». Уже после первой недели не выдержала и распалась на части привезённая из Москвы пишущая машинка, и до финиша материалы приходилось писать ночами корявым почерком и отправлять по факсу из автобуса директората — благо была такая возможность.
Не случайно упомянул фамилию Абдужапарова. Она преследовала меня ещё на пути к старту многодневки. Шофёр парижского такси, который вёз на вокзал Монпарнас, узнав, что я из России, поинтересовался: «А будет ли участвовать в гонке парень, который два года назад упал за несколько десятков метров до финиша на Елисейских Полях? Только имени его не запомнил — сложное оно для французского уха». Самое удивительное, что точно такой же вопрос задал мне и попутчик в поезде по дороге в Пюи-дю-Фу. И тоже не мог назвать фамилию гонщика. Пришлось оба раза напомнить: Абдужапаров.
Понятно, что накануне старта именно Джамолидин стал моим первым собеседником среди десятка русскоговорящих участников гонки.
— Чем финишёр отличается от прочих смертных?
— Мне, чтобы взорваться, пяти секунд достаточно. До темповика же всё доходит не сразу. Он, прежде чем принять решение, должен всё взвесить, обмозговать. Он и на шутку-то иначе реагирует.
— Вы до своего спринтерского искусства доходили сами либо переняли что-то у других?
— Внимательно наблюдал за теми, с кем гонялся, — за Сууном, Загретдиновым. Слушал рассказы тренеров о Пиккуусе, Аверине, Лихачёве. Всё мотал на ус.
— Про Лихачёва мой учитель Михаил Марин написал как-то, что тот обладал наглостью хода.
— Как же без наглости! Вы хотите, чтобы я сказал кому-нибудь на финише: «Пожалуйста, проезжай! Я — за тобой»? Да не бывать этому! Я усвоил для себя главное: во что бы то ни стало бороться до конца, вырвать свой кусок — а там хоть трава не расти.
— К нынешнему «Туру» готовились специально?
— Да нет, как всегда. Чувствую себя нормально, постараюсь что-нибудь изобразить.
И ведь и впрямь изобразил. Выиграл три этапа, в том числе и последний, на Елисейских Полях! И завоевал зелёную майку лучшего в очковой классификации.
Интервью с Джамолидином Абдужапаровым перед стартом «Тур де Франс-1993»
Фото: Лев Россошик
Восхождение на вершину и пьедестал
Мы не виделись с Абдужапаровым почти год — с его памятного победного финиша у парижской Триумфальной арки в июле 1993-го.
— Это хорошо, что вы уже в начале нового «Тура» у меня интервью берёте, — признался гонщик. — В прошлом году после нашего разговора всё очень удачно для меня сложилось. Будем надеяться, что и на сей раз всё будет так же. Один этап уже выиграл.
Спринтерский финиш первого этапа, о котором упомянул Абду, запомнился одним из самых страшных завалов за историю «Туров». Виноват оказался полицейский, решивший запечатлеть своей «мыльницей» борьбу спринтеров. В итоге горе-фотограф получил перелом ноги, а два известных гонщика — голландец Вилфрид Нелиссен, сломавший ключицу, и француз Лоран Жалабер, получивший рассечение на лице, — пострадали в большей степени не физически, а психологически. Оба признались, что это падение изменило карьеру каждого: они больше никогда не рисковали в групповом спринте. Абду выиграл позже ещё один — предпоследний этап, довёл количество своих победных финишей на «Турах» до семи и вновь оказался самым активным гонщиком.
Но вокруг все говорили не столько об Абдужапарове, сколько о Петре Угрюмове, который финишировал вторым в общем зачёте и отстал от Мигеля Индурайна всего-то на пять с половиной минут. И это после почти четырёх тысяч километров гонки. К тому же Угрюмов выиграл два этапа, в том числе и горную разделку 47,5 км, опередив на полторы минуты итальянца Марко Пантани и более чем на три самого «инопланетянина» Индурайна.
Вообще-то, Угрюмов должен был брать и третий этап, но колумбиец Нельсон Родригес поступил вопреки негласному кодексу любой гонки: если в отрыве оказались двое, то работать надо обоим, а финиш потом рассудит, кто сильнее. Однако латиноамериканец пренебрёг всеми негласными законами. Вначале отсиживался за спиной Угрюмова, пока тот карабкался по горным кручам, преодолевая на пути к финишу второстепенные пики, а когда до черты на вершине высшей категории Валь Торанс оставалось несколько сот метров, без проблем объехал в конец измотанного россиянина. Пелотон, как мне рассказывали потом специалисты, подобных выходок не прощает, нарушивший фэйр-плей становится изгоем, но в историю «Тура» этот Родригес своё имя вписал. Кто спустя годы вспомнит, как всё было на самом деле, а победа на этапе — это навсегда.
Про Угрюмова же все говорили только самые добрые слова: и гонщик-то он отменный, и человек замечательный, и если кто и способен из всего пелотона составить конкуренцию Мигелю Индурайну, то это только он — Петя Угрюмов. В конце концов всё так и получилось. А что такое какие-то пять минут, если на гонку затрачено более ста часов? Капля в море. Угрюмов был из тех, кто начинал в незабвенной «Альфа Люм». И по прошествии лет понял, что отдельная профессиональная сборная из бывших советских гонщиков долго просуществовать была не способна.
— Быстро стало ясно, что «Альфа Люм» в своём первоначальном виде долго не протянет, — говорил Угрюмов. — Требовалась свежая, но чисто профессиональная кровь, чтобы поддержать команду на плаву. Хорошо ещё Дима Конышев, универсальный парень, талантливый, поначалу изображал такое, что никому и не снилось в те времена: в 1990-м, когда «Альфа Люм» впервые была допущена к французскому «Туру», нижегородец выиграл этап между Лурдом и По. С этого и началось восхождение бывших советских гонщиков в профессиональном велоспорте. А внутри команды что было — нервная обстановка и масса недостатков, прежде всего организационных. И жизнь тогда подсказала, что каждому надо искать свою дорогу в профессиональных гонках.
Они её искали. И многие нашли уже в следующем «Туре».
Пётр Угрюмов (справа) на подиуме «Тур де Франс»
Фото: Reuters
Смерть на трассе
«Большая петля» 1995-го была не похожа на предыдущие. Довелось увидеть смерть на трассе: 25-летний итальянец, олимпийский чемпион Барселоны-92 в командной гонке Фабио Казартелли из американской «Моторолы», попал в завал на опасном спуске с Коль де Порте дэ Аспе в Пиренеях. Страшную весть моментально сообщило радио «Тура». Несколько гонщиков, получив различные повреждения, всё-таки продолжили катить к финишу, Казартелли же остался лежать на асфальте: он ударился затылком о бордюр, сломав шею и пробив череп. Медики пытались оказать помощь на месте падения, потом в вертолёте, затем в госпитале, но, увы, травмы оказались несовместимыми с жизнью.
«Он был жизнерадостным улыбчивым парнем, надежда итальянского велоспорта, — рассказывал о Казартелли его товарищ по команде Лэнс Армстронг. — Его ребёнку исполнился тогда всего месяц. Мы были на дистанции, когда услышали печальную весть, но решили, что должны доехать этап до конца. Вечером, собравшись вместе, спорили — продолжать гонку или в знак скорби прекратить её всей командой. Но в наш спор вмешалась жена Фабио: она упросила продолжить гонку, потому что, как она сказала, „этого захотел бы и сам Фабио“.
Следующий этап между Тарбом и По пелотон проехал плотно сомкнув ряды в гордом молчании. Почти двести гонщиков провели в седле восемь часов, на финише пропустив вперёд членов команды „Моторола“. Следом черту пересекла техничка американской велогруппы с перевязанным чёрной лентой велосипедом Фабио на крыше…
Пятую победу в „Туре“ записал в свой актив Индурайн, который отныне сравнялся с величайшими предшественниками — Анкетилем, Ино и Мерксом. Но третий для меня „Тур“ оказался и самым привлекательным в плане работы: в нём участвовало больше, чем прежде, гонщиков из бывшего Советского Союза.
Это были россияне Евгений Берзин, за год до этого сенсационно выигравший вторую по значимости велогонку профи „Джиро д'Италия“, и Павел Тонков, одержавший за несколько дней до старта свою пока самую значительную победу среди профессионалов на „Туре Швейцарии“ (через год он опередит всех на „Джиро“), а также украинец Александр Гонченков, получивший травму на одном из первых этапов «Тура» в 1994 году. Ещё один россиянин — опытнейший 29-летний Дмитрий Конышев, стартовал уже в четвёртом своём „Туре“, правда, после двухлетнего перерыва, и имел за плечами три победы на этапах французской многодневки в 1990 и 1991 годах.
Третий „Тур“ подряд ехал украинец Сергей Ушаков, но впервые взял этап, причём, один из самых длинных — 245 км между Мандом и Ревелем, его соотечественник, 32-летний Андрей Чмиль, победитель знаменитой Париж — Рубэ в 1994-м, стартовал на «петле» во второй раз.
Для двоих известных экс-советских профи — 31-летнего Абдужапарова и 29-летнего россиянина Вячеслава Екимова — это было шестое участие в престижной гонке, но они впервые ехали в одной команде. Абду — трёхкратный обладатель зелёной майки самого активного гонщика, и на сей раз финишировал первым на Елисейских Полях, доведя тем самым число победных этапов до восьми. Екимов как всегда был заметен в пелотоне, хотя не смог повторить свой успех 1991 года, когда выиграл этап между Экс-ле-Бэном и Маконом.
А ехали ещё и Артурас Каспутис из Литвы, и Яан Кирсипуу из Эстонии…
Была и ещё одна особенность у этой многодневки, прошедшей 20 лет назад: она не закончилась 23 июля 20-м этапом в Париже. Спустя несколько дней разноцветный пелотон французского „Тура“ объявился в… Москве. Сами гонщики посчитали, что в российской столице состоялся 21-й этап французского „Тура“. Но об этом чуть позже. Если точнее, то 29 июля, день в день 20 лет спустя.
Лев Россошик
Фото: «Чемпионат»