Оправившись от травмы колена, которую он получил в конце прошлого года и из-за которой полностью провалил конец сезона, так и не выиграв ни одной встречи после US Open, американец Энди Роддик успешно начал новый сезон. Сходу одержав победу на первом же турнире в австралийском Брисбене, 28-летний теннисист сумел добраться до четвертьфинала на Australian Open, после чего последовали финал турнира в Сан-Хосе, четвертьфинал на соревновании в Мемфисе и, наконец, финал на завершившемся на прошлой неделе первом из мартовских супертурниров – в Индиан-Уэллсе. На аналогичном состязании в Майами Роддик добрался уже до 1/4 финала, после чего дал пресс-конференцию.
Очевидно, что в Южной Флориде большая еврейская диаспора, и я хорошо знаю об этом. Честно говоря, очень рад, что так происходит, но здесь дело не в религии. И не важно, кто это был – еврейский игрок или израильский игрок. Я просто думал о том, что это было несправедливо и не имело никакого отношения к спорту. Мне не хотелось видеть это в нашем небольшом теннисном мире.
— Энди, можно сказать, что в вашем матче четвёртого круга против немца Бенджамина Беккера поворотным стал шестой гейм первого сета?
— Да, конечно. Проигрывать 1:4 и 0:40 на своей подаче – это не то, каким ты представляешь себе начало матча. Но, как ни странно, вернуться в игру при счёте 2:4 даже лучше, потому что соперник уже думает, что сет останется за ним. В этом я сумел убедиться сегодня на собственном опыте.
— Что случилось в начале встречи? Почему вы позволили сопернику повести в счёте?
— Он вышел агрессивно настроенным и готов был играть с самого первого мяча. Я же, наверное, входил в матч более расслабленно, чем он позволял мне. К игре он был готов лучше, чем я.
— Как вам кажется, лет 5-6 назад, если бы вы проигрывали 0:30 и 1:4, играли бы иначе, чем сегодня? Вы стали более зрелым и опытным? Это позволило вам отыграться?
— Не знаю. Я был достаточно хорош шесть лет назад (смеётся). С ситуацией, когда дела идут не так, как задумывалось, я справляюсь сейчас лучше. Думаю, что лет шесть назад я играл так: если у меня шла игра, играл великолепно, а если нет – проигрывал. Так что я не знаю, остался бы я верен своей тактике, если бы начал уступать. Наверное, я всё ещё достаточно легко раздражаюсь и вспыхиваю. Сейчас я чувствую, что видел много различных ситуаций на теннисном корте. Даже и не знаю, что лучше.
— В чём, на ваш взгляд, основные отличия между Индиан-Уэллсом и Майами с точки зрения покрытия, игровых условий, атмосферы?
— Корты в Индиан-Уэллсе более шероховатые, плоские подачи или мячи после соприкосновения с покрытием становятся более медленными. Что касается основной проблемы в Майами – это влажность. Мячи отскакивают значительно ниже.
Я не думаю, что когда-либо ненавидел грунт. У меня были хорошие результаты на этом покрытии. Но это не так-то просто, ведь я должен играть очень хорошо, чтобы преуспевать. Возможно, на твёрдом покрытии я могу действовать просто неплохо и всё равно проходить дальше, но тут не так. Мы всегда говорим о том, что играем здорово 20% времени в году, играем отвратительно ещё 20%, а оставшиеся 60% играем на среднем уровне. Так вот на глине в течение этих 60% я сильно уязвим.
— Мэрди Фиш заметил, что потеря в весе прошлым летом оказала на вашу игру благотворное влияние. Вы согласны с этим?
— Я думаю, что многие люди приписывают это только похудению. Однако вы можете похудеть, но при этом не обязательно станете более сильным или быстрым. Я думаю, что своё дело сделали усиленные тренировки и правильное питание. Я чувствую себя на корте более уверенно. Вы знаете, нужно быть очень дисциплинированным, чтобы соблюдать всё это.
— Вчера вечером многие люди говорили о том, что единственный человек, кто не является евреем, но его поддерживает еврейская диаспора, Энди Роддик. Это произошло из-за того, что вы сделали для Шахар Пеэр в прошлом году, проигнорировав турнир в Дубае?
— Да. Очевидно, что в Южной Флориде большая еврейская диаспора, и я хорошо знаю об этом. Честно говоря, я очень рад, что так происходит, но здесь дело не в религии. И не важно, кто это был – еврейский игрок или израильский игрок. Я просто думал о том, что это было несправедливо и не имело никакого отношения к спорту. Мне не хотелось видеть это в нашем небольшом теннисном мире.
— Вы значительно улучшили свою игру. Каково ваше сегодняшнее отношение к грунту и какие планы?
— Я отлично выступал в прошлом году во время грунтового сезона. Я хорошо сыграл в Мадриде и добился лучшего результата на «Ролан Гаррос» (четвёртый круг. – Прим.ред.). Это никогда не будет моим любимым покрытием, но оно всегда стимулирует меня к развитию. Я не думаю, что когда-либо ненавидел грунт. У меня были хорошие результаты на этом покрытии. Но это не так-то просто, ведь я должен играть очень хорошо, чтобы преуспевать. Возможно, на твёрдом покрытии я могу действовать просто неплохо и всё равно проходить дальше, но тут не так. Мы всегда говорим о том, что играем здорово 20% времени в году, играем отвратительно ещё 20%, а оставшиеся 60% играем на среднем уровне. Так вот на глине в течение этих 60% я сильно уязвим.
— Расскажите немного о перспективном американском теннисисте Райане Харрисоне.
— Мне очень импонирует то, что Райан много работает. Он относится к своему делу как настоящий профессионал. Многие в 17 лет не понимают того, что это является их работой. Он хочет быть теннисистом, это его образ жизни. Мне кажется, что многие наши юниоры двигаются другим путём. Они хотят выиграть матч только затем, чтобы купить себе машину, а не потому что они действительно хотят быть теннисистами.
Он какое-то время тренировался в Остине. Мы никогда не проводили много времени вместе. Но меня злит, что такое случилось с одним из наших парней, что мы теряем человека в топ-100. Не хочу, чтобы это пятно легло на нашу страну, на наших игроков.
— Что вы думаете о том скандале, в который попал ваш соотечественник Уэйн Одесник?
— Если он признал себя виновным, то нет ничего хуже, чем это. Я из тех, кто способен прощать, но это не тот случай. Если имеет место всё то, о чём мы читаем сегодня в газетах, то это чистый обман и ему не место в теннисе. Я был удивлён и шокирован. Теннис не нуждается в таких историях, и я уверен, что это единичный случай.
— Как хорошо вы знаете Уэйна?
— Я не очень хорошо знаю его. Не сказал бы, что мы друзья, скорее знакомые. Он какое-то время тренировался в Остине. Мы никогда не проводили много времени вместе. Но меня злит, что такое случилось с одним из наших парней, что мы теряем человека в топ-100. Не хочу, чтобы это пятно легло на нашу страну, на наших игроков.
— Это одна из тех вещей, о которых обычный человек прочтёт в газете и подумает…
— Это меня очень злит, ведь у нас в теннисе и так самая строгая антидопинговая политика. Мы не можем применять даже обычный судафед. Мы должны быть ответственны за то, что принимаем или где находимся. Я должен буду на следующей неделе отправить файлы, в которых указывается, где буду находиться в течение следующего месяца каждый день. Если моя жена и я захотим куда-нибудь съездить на один день, я должен буду позвонить и сказать: мы едем сюда, сюда и сюда, с указанием точного адреса.
— То есть вы считаете, что в спорте нет таких проблем?
— Я не понимаю, как они могут быть. Если ты в своей сумке провозишь контрабандой в чужую страну такие препараты, то… Ох, мне неприятно об этом говорить. Думаю, что гормоны роста применяют в каждом виде спорта, и я надеюсь, что скоро придумают тест, который будет их вычислять. И тогда этих ребят будут наказывать.
— На самом деле такие тесты уже есть, но в теннисе они не используются.
— Чем скорее это исправят, тем лучше. Думаю, что они должны использоваться всюду. Я очень горжусь тем, что мы делаем каждый день и насколько ответственными мы должны быть. Обидно, если из-за одного болвана это будет разрушено.