Иногда я смотрю на вас со стороны, и вы, теннисисты, как будто отдельная секта, каста или даже нация, вы – как евреи…
Когда-то эта фраза прозвучала из уст моей подруги еврейки, которая в очередной раз попала в нашу теннисную тусовку. Мы начали ржать, но на самом деле она не просто права – она попала в самое яблочко. Теннисист всегда знает и видит другого теннисиста. Мы можем не видеться месяцами, иногда годами, не общаться, жить в разных странах, но стоит нам лишь мимолётно где-то встретиться, будь то аэропорт, вокзал, любой новый или старый, но до боли знакомый город, мы обязательно пойдём одной дорогой. Даже если собирались совершенно в разные места. То есть мы пойдём сначала в то место, куда нужно было одному, потом другому, потом соберёмся вместе пообедать или поужинать, или просто потупить в присутствии друг друга. Я не понимаю, с чем это связано, но это так и никак иначе.
Мы всегда поможем друг другу, подскажем, расскажем, дадим контакты, оденем, обуем и спать уложим. Кто мне только в своё время не отдавал одежду, когда до каких-то контрактов ещё было жить и жить. Начиная от Насти Мыскиной и Маши Кириленко, заканчивая Витой Дьяченко и Настей Пивоваровой. Причём с кем-то из них я дружу, с кем-то мы просто приятельствуем. Это не меняет сути. У кого мы только все не жили, экономя несчастные пару сотен долларов на отеле во многих городах этого мира. Безусловно, бывают совсем клинические случаи, когда кто-то с кем-то категорически не общается по разным причинам. Но эти случаи единичны, как и в любых остальных жизненных сферах. Причём может случиться, что ты не контактируешь с человеком годами, даже не здороваешься, наверное, даже ненавидишь друг друга, но вдруг кто-то попадает в какую-то критическую ситуацию, и тут вновь срабатывает корпоративный рефлекс. Мы всегда поможем друг другу, даже если потом вновь вернёмся к взаимной ненависти.
Кто-то кому-то всегда подскажет, где и как он проходил ту или иную реабилитацию, что лучше сделать и к кому из врачей лучше обратиться. Все всегда со всеми на какой-то пусть даже самой тончайшей, но связи. Ты реально можешь знать кого-то гипотетически или в первый раз увидеться на турнире и без проблем подсказать, кому и зачем лучше писать или не писать по поводу возможного контракта на ракетки или одежду.
Кто мне только в своё время не отдавал одежду, когда до каких-то контрактов ещё было жить и жить. Начиная от Насти Мыскиной и Маши Кириленко, заканчивая Витой Дьяченко и Настей Пивоваровой.
Я уж не говорю о том, насколько мы становимся ближе друг другу, когда взрослеем. Когда проходит момент юниорской конкуренции, определённой зависти по поводу результатов других, когда происходит ослабление трагизма от собственных неудач и достижений. Если до этого ты мог просто перекидываться парой-тройкой фраз, то спустя несколько лет многие такие диалоги перерастают в плотную дружбу. О том, как мы умеем совместно отдыхать и веселиться, лучше вообще промолчать. Бывают вещи, которые всё-таки должны оставаться если не тайной, то хотя бы уж определённым мифом, а не глобальным расчехлением. Это как в поговорке про правду, что, мол, голая правда – это глупо и неприлично, а полуголая куда лучше.
Можно сейчас сравнивать эти многолетние отношения с, допустим, школьной или студенческой дружбой или корпоративным рабочим процессом. Но смысл в том, что иногда ты после окончания школы больше никогда не видишь своих одноклассников (в моём случае так и произошло). То же самое происходит и с одногруппниками. Остаются какие-то единичные контакты или дружба, но это совсем выборочно. Так же как и с разными работами. Ты всегда, меняя место, идёшь дальше — туда, где у тебя случаются новые связи и новые контакты. И до старых уже совершенно нет дела.
У нас же совсем наоборот. Чем старше ты становишься, тем с большим количеством теннисистов начинаешь контачить. Смешиваются все возрасты и категории. Игроки и тренеры, тренеры и игроки, тренеры любителей и тренеры детей, тренеры детей и профессионалов. Если когда-то ты у кого-то из своих старших коллег брал автограф, это не значит, что спустя
Мы знаем друг про друга всё. То есть абсолютно. И даже со многими фантастическими подробностями. Это как в одном большом селе, где эхо разносится за пять минут. Иногда даже чихнуть не успеешь, а на другом конце уже судачат о том, что у тебя туберкулёз.
энное количество лет этот человек вдруг не станет твоим наставником или близким другом, с которым ты будешь вместе тусить. Спортсмены, разъехавшиеся по университетам, рано закончившие или уехавшие жить за бугор, вдруг находятся многие годы спустя. И ты будешь так же радушно ими принят, как сто лет назад. Будь то в Австралии, Японии, Гонконге, Европе или Штатах.
Чтобы вы понимали, мы знаем друг про друга всё. То есть абсолютно. И даже со многими фантастическими подробностями. Это как в одном большом селе, где эхо разносится за 5 минут. Иногда даже чихнуть не успеешь, а на другом конце уже судачат о том, что у тебя туберкулёз. Мы можем сколько угодно подкалывать, шутить, ехидничать и стебаться друг над другом в глаза и за глаза, но если это начнёт делать кто-то посторонний, здоровью этого бессмертного будет нанесён максимальный ущерб.
Мы как один большой клан Сопрано. Как огромная многонациональная и разновозрастная семья. Все дружат, любят, ненавидят, терпят друг друга, работают вместе, создают семьи или просто живут друг с другом. Половина знают друг друга с самого детства. Кто-то приходит в юности, кто-то в профессиональном туре. Это трудно объяснить и передать словами. Это такая вот жизнь. И, наверное, это одна из самых крутых составляющих этой самой жизни.