Спортсмен года – Сергей Тетюхин
Наверное, мне повезло больше, чем остальным коллегам: с лучшим спортсменом России 2012 года Сергеем Тетюхиным мы знакомы без малого лет 20, а уж матчей с его участием — что за клуб, что за сборную — я видел наверняка больше любого другого представителя моей профессии. На всех главных соревнованиях, в которых выдающийся, уникальный и в то же время простой в общении волейболист принимал участие. Но вот так подробно «за жизнь» никогда прежде мы не говорили. Как мне помнилось. Правда, сам Сергей полагает, что такой диалог между нами всё-таки проходил раньше. И даже попытался вспомнить когда: после первой победы «Белогорья» в Лиге чемпионов в Милане весной 2003-го, когда моего собеседника признали лучшим игроком того «Финала четырёх». Наверняка мы разговаривали тогда. Но уж точно не так обстоятельно, как на сей раз.
Истоки
— В паспорте местом рождения у тебя значится станция Маргилан, Ферганская область, Узбекская ССР. Так ведь?
— Всё правильно. Так и записано.
— А как родители попали в Среднюю Азию?
— По маминой линии всё проще-простого: её отец — крымский татарин. И в известные годы представителей этой нации депортировали как раз в Среднюю Азию. Отцовские корни — в Воронежской области. А сам он родился неподалёку от Ташкента. Скорее всего война заставила эвакуироваться. И папины родители работали на металлургическом заводе, который был переведён в Ташкентскую область откуда-то из европейской части СССР. Познакомились же папа с мамой как раз в Фергане, когда учились на факультете физического воспитания в местном педагогическом институте.
— Для тебя, наверное, вопрос, каким видом спорта заняться, не стоял никогда — волейболом, чем же ещё?
— Ну, такого жёсткого ограничения не было. Просто с момента, как я себя помню, отец всегда возил меня с собой — и в спортивные лагеря, и на сборы. Правда, я втихаря ещё и в футбол поигрывал, очень он мне нравился. А кто из мальчишек не гонял мяч? Все, наверное. Но это не было серьёзным увлечением.
— А когда всё-таки пришло осознание, что волейбол это твоё и на всю жизнь?
— Позже, думаю. Скорее всего, когда мы переехали в Белгород. В 80-е годы прошлого века жизненная ситуация в Узбекистане была сложной. И отец уже тогда понимал, что из Ферганы надо уезжать, искал варианты переезда.
— В те годы волейбол почти не показывали по телевизору. Разве что во время трансляции Олимпийских игр. Кстати, не видел ты матчи олимпийского турнира из Сеула? Тебе уже 13 лет было всё-таки.
— Нет, не видел. И большой волейбол вживую удалось посмотреть на турнире в Ангарске, где наша команда играла, наверное, один из этапов даже не чемпионата, а скорее всего Кубка СССР. Причём там выступали скорее всего даже не команды высшей лиги, а, наверное, первой. Когда я учился в последнем классе школы, играл за «Крылья Востока», так в то время называлось бывшее ташкентское «Динамо», которые выступали в первой лиге чемпионата страны, уже, кстати СНГ. Значит, это был уже 1992 год. Один из туров проходил как раз в Фергане, и там я впервые увидел Бороду — Вадика Хамутцких, выступавшего за ростовский СКА.
— На окончательное решение уехать в Россию подтолкнул распад великой страны?
— В общем-то, да. А ещё когда мы стали свидетелями кошмарной резни турков-месхетинцев: тогда сжигали не просто дома — целые поселки. У меня в одном из них бабушка жила. Но получилось, что в самый разгул бесчинств она приехала к нам, кажется, на день рождения мамы. Правильно, в июне это было. А потом уже назад их не пускали… Кажется, это был 1989 год. Обстановка в республике была очень напряжённая, и было очевидно, что оставаться жить там нельзя.
— А почему именно Белгород оказался на этом пути?
— Вариантов было три — Санкт-Петербург, Ростов и Белгород. Но в последнем уже работало несколько коллег и друзей отца, уехавших из Коканда. В Белгороде же оказался и Виктор Николаевич Кулишов, известный в те годы волейбольный арбитр. Он звонил отцу из Белгорода, говорил о преимуществе переезда именно в этот город. В итоге на Белгороде и остановились. А сегодня я даже представить не могу всех нас в другом месте. Главная проблема была с жильём: денег, которые мы выручили от продажи квартиры в Фергане, здесь хватило всего-то на кухонный гарнитур…
Специализация
— К этому времени ты уже определился с игровым амплуа?
— Там такая ситуация была. Вначале я всегда нападал. Но перед отъездом на один из этапов первенства СССР, ещё по детям, кажется, в Красный Луч Луганской области, у меня случились первые проблемы со спиной. Лет 14-15 мне тогда было. Отец переставил меня на место пасующего. Мы удачно выступили, прошли в следующий этап турнира. Так я стал связкой. Спина через некоторое время прошла, но я продолжал пасовать. И в Белгород приехал именно связующим.
— Что же повлияло или, может, кто-то конкретно повлиял на очередные перемены игровой специальности?
— В сезоне-1992/93 годов Михаил Леонидович Поздняков активно подключал меня как пасующего к основному составу. Конечно, страшновато было. Опыта никакого. Но доверие тренера приходилось оправдывать. И в молодёжную сборную России Валерия Михайловича Алферова меня пригласили как связующего игрока. Ещё не на основные сборы, а в Новомосковск, где в те годы базировалась эта команда. И в какой-то момент случился недоезд, некому было атаковать, и я все пять матчей тура отыграл в нападении. Вернулся в Белгород, занял привычное место пасующего. Но на каком-то турнире на Украине всё тот же Поздняков вдруг поставил меня по диагонали. Вроде получилось, и в одном из матчей он приказал связующему все мячи для завершения атаки отдавать мне. Проявил себя, судя по всему, неплохо. Вплоть до того, что уже в следующем сезоне меня в клубе поставили по диагонали. А в «молодёжке», куда меня вызывали на сборы, действовал в доигровке. Возвращался в Белгород — Геннадий Яковлевич Шипулин стоял на своём: с нападающими, мол, проблем нет, — будешь пасовать. Ну и что мне оставалось делать? К тому же ему помогал уже сам Зайцев Вячеслав Алексеевич, который всегда был для меня кумиром. Его портрет, вырезанный из какого-то журнала висел над кроватью не только в Фергане, но даже уже здесь, в Белгороде. Причём я его в игре никогда не видел, но мне казалось, что именно он эталон волейболиста. Это было влияние платоновских книжек… А тут мой кумир ещё и моим тренером стал! Алексеич занимался с нами, постоянно что-то подсказывал… Когда же в команде появился Борода, меня вновь отправили в диагональ. И на моё место встал в итоге только переехавший из Харькова Рома Яковлев. Я же перешёл в доигровку. Где и остаюсь по сей день. А мулька с пасующим постепенно сошла на нет, окончательно затихла, когда встал в доигровку.
Сергей Тетюхин
— Помнишь ли свой первый матч за основной состав «Белогорья»?
— Кажется, это было в Одинцово, и играли мы против питерского «Автомобилиста». Там ещё тогда Витёк Сидельников пасовал. Это в сезоне-1993/94 года было. Вот только в каком турнире играли, в памяти не осталось — то ли матч регулярного чемпионата, то ли на Кубок России. Помню только, что проиграли тогда 2:3.
Признание
— Что значило для тебя первое международное золото? На молодёжном первенстве Европы это было в 1994-м, в Турции?
— Ну это было незабываемо: первое европейское золото. А ещё меня тогда признали MVP турнира, самым ценным игроком, что было уж совершенно неожиданно. Тем более что пришлось играть на уколах — примерно за месяц до этого обнаружились проблемы с плечом. И к финалу я сам попросил доктора сделать мне блокаду, потому что даже представить себе не мог, что не сыграю в решающем матче.
— А в 1995-м молодёжная сборная России выиграла чемпионат мира в Малайзии. И многие из той команды до сих пор выступают на высоком уровне. Но весьма редко случается, что сразу из «молодёжки» игроков забирали в основную команду. На сей раз Вячеслав Платонов, в третий раз в своей тренерской карьере вернувшийся к руководству сборной, позвал в команду тебя и Алексея Казакова. Как состоялось это приглашение, помнишь?
— Платонов был в Белгороде, кажется, с питерской командой, и позвал тогда всех будущих новобранцев — и Лёху Казакова, и меня с Вадиком Хамутцких. И сказал, что собирается сделать на нас ставку в сборной. Но самый первый раз майку взрослой сборной СССР я надел еще в 1993 году в Японии. Это был вообще для меня самый первый выезд за границу. Но я был там в большей степени туристом, меня как-то раз выпустили, я даже мяча не коснулся — и всё. А ещё перед отъездом прошел этакий «курс молодого бойца»: как держать вилку, как пользоваться ножом — до этого представления об этикете не имел. В серьёзную же страну ехал — не абы куда.
— И кто выступал в той сборной?
— Всех и не вспомню. Точно Илья Савельев, Павел Борщ, кажется, Станислав Владимирович Шевченко, Андрей Чинов, Олег Согрин, вроде бы Валера Горюшев.
— А у Платонова в команде когда оказался?
— В Новогорске перед отборочным олимпийским турниром 1996 года в Копенгагене. Но в Данию не поехал. И первые официальные матчи сыграл за первую команду уже во время Мировой лиги-1996. Но и не верил до последнего, что окажусь в олимпийском составе: в последний момент Платонов отцепил Женю Митькова, видимо, до последнего решалось — кто из нас двоих окажется в олимпийской дюжине.
Италия
— Что сыграло основную роль в решении отправиться играть в Италию: хороший контракт или возможность испытать себя в сильнейшей на тот момент лиге мира?
— Концепция переезда была согласована с Геннадием Яковлевичем, который в то время руководил уже не только клубом, но и сборной: тренеру было важно, чтобы мы прошли «итальянскую мясорубку» в канун Олимпийских игр в Сиднее. Так я с Яковлевым оказался в Италии, а Борода — в Турции, где тоже был сильный чемпионат.
— И каковы были первые впечатления?
— После того, что было дома, когда в борьбе за медали участвовали две-три команды — Одинцово да Екатеринбург и было много «проходных» матчей, в Италии же ни в одной игре нельзя было расслабиться. Было очень интересно. От каждой новой встречи получал новую и очень полезную информацию.
— В твоём становлении как игрока итальянский период сыграл важную роль?
— Мне кажется, что да. Опыт получил бесценный.
— Какой ещё след, кроме чисто волейбольного, оставила Италия?
— Поразило отношение к детям. Когда президент клуба приходил и игрался с нашим Ванькой, которому всего-то два с половиной года было. Малыш с нетерпением ждал нового появления дяди, которого через неделю уже называл «мой друг Джорджио». И они вдвоём шли гулять и конфеты покупать, а на Новый год малыш получал огромнейший мешок всяких подарков. А стоило нам появиться в ресторане, то знакомый официант вёл Ваньку на кухню, показывал, как готовятся уже известные даже мальчишке традиционные блюда итальянской кухни. А посещение Парка аттракционов — и нам самим было интересно, а уж каково детям!
— И всё складывалось благополучно, но вдруг эта злосчастная автокатастрофа, которая чуть было не изменила жизнь коренным образом. Наверное, страшные мысли посещали, когда очнулся на больничной койке?
— О волейболе поначалу и не думал вовсе. Речь шла вообще о жизни. Когда очнулся, рука в гипсе, при каждом шевелении чудовищная боль в тазобедренном суставе. Неделю с постели не вставал. Потом стал подниматься, несмотря на категорические запреты врачей, чтобы дойти до туалета. А ко всему ещё и дома кошмарная ситуация — всё одно к одному: у старшего страшное обезвоживание организма, он попал в инфекционку, плюс жена в роддоме, уже перехаживала все сроки… Страшная картина.
Продолжение следует.