Кодекс этики появился в октябре и всколыхнул российское сообщество фигурного катания. Что всё это означает, как он будет работать? Правда ли, что общение фигуристов с журналистами жёстко ограничат и будут штрафовать спортсменов за любое неправильно сказанное слово? А как теперь будет осуществляться переход от тренера к тренеру?
Никто не находил чётких ответов в строгом юридическом тексте, и, наконец, пресс-атташе Федерации фигурного катания России (ФФККР) Ольга Ермолина помогла во всём разобраться. Читайте её беседу с ведущими подкаста «Ход коньком» — олимпийской чемпионкой Екатериной Бобровой и журналистом Андреем Журанковым.
- «За образец был взят Кодекс ISU»
- «Люди, которые не бывают на соревнованиях, просто не знают, как это работает»
- «Тренер не заслуживает того, чтобы ему прислали СМС и сказали: «Спасибо, Марьванна, я от вас ушёл».
- «Не надо истолковывать этот Кодекс как способ для охоты на ведьм»
«За образец был взят Кодекс ISU»
Андрей Журанков: Кодекс появился, его журналисты разобрали, и, с одной стороны, это специфическая внутрикорпоративная история. Но, мне кажется, она и для болельщиков многие вопросы подняла. Может показаться, что этот Кодекс может повлиять на открытость вида спорта. Так это?
Екатерина Боброва: Первый и основной вопрос. Что способствовало его появлению? Столько лет катались, столько без него жили, и вдруг…
Андрей Журанков: Многие связывают появление этого Кодекса с последними скандалами в нашем фигурном катании.
Ольга Ермолина: На самом деле, это не так, это нисколько не связано с историями, как вы говорите — и подозреваю, о каких историях может идти речь. На самом деле, год назад ISU создал свой Кодекс этики. Соответственно, все федерации, которые входят в ISU, тоже по образу и подобию стали создавать свои кодексы этики. Работа над нашим началась не сразу, мы немного затянули. Поскольку авторы этого Кодекса — юристы и люди, которые долгое время работали на ключевых постах в госструктурах, это нужно всё прописать, по аналогии выстроить с учётом своей специфики российской. Поэтому этот Кодекс — после того как всеми был прочитан, одобрен юристами и другими инстанциями — на Исполкоме был принят и опубликован. Это и была причина, почему он появился.
Андрей: Получается, мы сделали его в неком русле кодекса «исушного»?
Ольга: Да, за образец был взят Кодекс ISU. Появление таких кодексов этики — веление времени, во всех организациях и корпорациях есть свои кодексы этики, которые основываются на регуляции корпоративных взаимоотношений внутри какого-то коллектива. Все дорожат своим авторитетом, имиджем, репутацией — люди хотят, чтобы были чёткие правила, а взаимоотношения в коллективе были основаны на уважении друг к другу.
Андрей: Это корпоративный документ?
Ольга: Да.
Екатерина: Кого он касается? Спортсменов, тренеров, судей, представителей ФФККР — правильно?
Ольга: Всех, в этом Кодексе прописано. Все люди, специалисты, которые входят в сообщество фигурного катания. Кто участвует в соревнованиях, плюс есть специалисты, которые имеют свою специфику. Врачи сборных тоже входят в фигурнокатательное сообщество.
Екатерина: Я правильно понимаю, что журналисты не входят?
Ольга: Нет, не входят.
Екатерина: А что касается бывших фигуристов?
Ольга: В этой ситуации можно надеяться только на то, что люди, которые прочтут этот Кодекс, что-то поймут, что-то у них отложится, и они будут более сдержаны. Но мы понимаем, что люди, которые уже не являются участниками фигурнокатательного сообщества — не в сборной, не тренеры, не специалисты — могут позволить себе более эмоциональные высказывания. В данной ситуации Кодекс этики никаким образом их не касается. Эти вопросы, где идут перечисленные санкции, их никак не коснутся.
Алексей Ягудин и Алина Загитова
Фото: Дмитрий Голубович, «Чемпионат»
Екатерина: Понятно, что все должны вести себя прилично, просто здесь же разные градации приличий. Сегодня, на тот момент, когда мы снимаем, не то чтобы скандальчик, но очень много про это писали. Иоланда Чен высказала мнение по поводу нашего хорошего тренера, эта история подхватилась — в каком-то ключе, что она неправа, что-то неправильно сказала — мне показалось по новостной ленте. Но при этом я прекрасно понимаю, что она высказала абсолютно спокойно своё мнение, которое не затрагивает этого тренера. Это как считается?
Ольга: Это никак не считается, Иоланда Чен никаким боком не входит [в сообщество фигурного катания]. Если оценивать ситуацию у журналиста или какие-то похожие случаи — да, под Кодекс этики те или иные новости или высказывания не подходят, но закон о печати и другие законы никто не отменял.
Андрей: Закон о СМИ мало кто читает и мало кто помнит, хотя мы должны его знать и понимать, как он работает.
Ольга: Если ты распространяешь заведомо ложную, непроверенную информацию, эта информация порочит честь — это снимает ответственность? Сейчас видим многие заметки, где мнение автора не совпадает с мнением редакции или автор ссылается на источники, которые ничем не подтверждаются, и он не утруждает себя проверкой. Вышла какая-то новость — и её разносят по интернету. А кто написал, насколько она правдива — никого не волнует. В данной ситуации есть закон о СМИ. Нужно им пользоваться в таких случаях.
«Люди, которые не бывают на соревнованиях, просто не знают, как это работает»
Андрей: СМИ пишут, коллеги многие пишут, что вроде как этот Кодекс этики может помешать общению журналистов с фигуристами.
Ольга: Каким образом? Что там написано в Кодексе про это?
Андрей: Получается, что вроде как он может ограничить это общение.
Екатерина: Я вспоминаю, как мы выходили — мы не задумывались об этих вещах. Естественно, мы не выходили с мыслями «сейчас мы польём грязью», но не задумывались о том, что можем что-то неаккуратно сказать на эмоциях после выступления. Сейчас же спортсмен прочитал этот Кодекс. И может некомфортность появиться — лучше я ничего не буду говорить, и бог с ними.
Андрей: По пунктам. «Спортсмены призваны воздерживаться от публичных выступлений, в том числе в средствах массовой информации в период проведения соревнований, если иное не было обговорено с пресс-атташе ФФККР».
Ольга: Это речь идёт о работе на соревнованиях, она всегда строилась по определённым регламентам и правилам. Спортсмен, когда откатает свою программу, выходит в микст-зону и там имеет возможность общаться с журналистами. Второй момент — для спортсмена главное — старт. Общение важно для СМИ, важно для общественности, для фанатов и зрителей, но всё-таки для него первично его выступление, он должен выполнять свою работу.
Когда появляется свободное время — обычно это делалось во время показательных — были специальные реквесты, которые журналисты заполняли, и мы договаривались об интервью. Случалось, что на одного спортсмена выпадает десять реквестов — это физически невозможно, чтобы каждому он выдавал эксклюзив. Вопросы повторяются. Мы проводили эксперимент, когда спортсмен давал эксклюзивные интервью нескольким журналистам по отдельности, и после пятого человека он говорил: «Знаете, мне все эти пять задали одни и те же вопросы». Интервью эксклюзивное по факту, но на самом деле об одном и том же. Поэтому ничего не изменилось. Не понимаю, почему такой шум поднялся из-за этого пункта. Вероятно, те люди, кто не бывает на соревнованиях, просто не знают, как это работает, они никогда там не были. Сейчас много виртуальных журналистов, которые пишут новости, где там они их наберут…
Екатерина: Из соцсетей в том числе.
Ольга: Этому сейчас учат на журфаках. Человек не знает, как это устроено — мол, стоит пресс-атташе, и всем кляп в рот. Но прошел уже турнир Панина-Коломенкина после того, как вышел Кодекс — все молчали? Или не было интервью после этого турнира?
Андрей: Я в Питере не был, и Катя тоже не была, но были на контрольных прокатах. Контрольные прокаты по общению с прессой — это было до Кодекса. Они были организованы прекрасно — как чемпионат Европы, чемпионат мира — тот же уровень. Все спортсмены выходили в микст-зону — Кондратюк вышел, извинился после произвольной, сказал: «Давайте не сейчас». Все его поняли, без вопросов. Я к чему? Этот Кодекс никак не изменит вот эту систему общения.
Ольга: Абсолютно. Люди пытаются найти в этом документе то, чего там нет, а журналисты этими статьями формируют общественное мнение, не вчитавшись в этот Кодекс, просмотрев по диагонали. Или теоретики, не бывавшие на соревнованиях, истолковали его так, как они его поняли. Кляп в рот спортсмену, тренеру — и все проблемы, которые существуют в фигурном катании, мы заметаем под ковёр. И где?
Андрей: Не отвечать на гипотетические вопросы…
Ольга: Это понятно тоже. Очень часто гипотетический вопрос не несёт в себе никакой информации вообще, в нём нет информации, он даёт ответ в сослагательном наклонении, если бы да кабы. К сожалению, уровень современных журналистов… Не хочу так сказать, но нас учили, что новости со словом «может быть» быть не может. Событие либо есть, либо не произошло. А сейчас ответ «а если бы я, и вот это бы» — потом мы видим заметку… Условно говоря: «А хотели бы вы быть римским папой? Да, хотел бы». И можем прочитать заголовок: «Журанков хочет быть римским папой». Прекрасно.
Андрей: Получается, что вы видите в этом провокационность некую со стороны журналиста, а когда отметается вопрос, ответ может быть истолкован так, как он истолкован.
В Кодексе есть понятие конфиденциальной информации. Мы посмотрели другие Кодексы — хоккея, лёгкой атлетики. Конфиденциальность информации есть в каждом. Но возникает вопрос границы этой конфиденциальности.
Ольга: Есть специальное положение, просто у тебя его нет на столе. Там всё это чётко расписано в открытом доступе.
Екатерина: Там есть фраза — в конце написано: «Включая имя, фамилию спортсмена и год рождения». Но ведь эта информация в открытом доступе, как она может быть конфиденциальной?
Ольга: Мы каждый раз даём согласие на обработку своих персональных данных. Информация, про которую ты говоришь — у федерации, предположим, есть какие-то договорённости с Первым каналом о каких-то передачах, и вы не хотите, чтобы это было вынесено до того, как это появится. Сотрудники должны понимать, что это рассказывать нельзя. Есть договоры, которые вы заключаете с какими-то фирмами, и если распространится информация до того, как договор был подписан, нанесёт какой-нибудь урон… Или списки сборной до того, как они опубликованы на сайте. До того, как они не утверждены на сайте Минспорта, как и списки участников соревнований — зачем их публиковать? Были случаи, когда публиковался список, а с человеком может в последний момент на тренировке что-то случиться. Он травмировался из этого списка выпадает. И начинались поиски двойного дна, заговора…
Андрей: Мне кажется, все к этому и привязались — эти четыре пункта. Четвертый пункт: «Любая информация, опубликованная в личных социальных сетях, может быть использована в СМИ как мнение спортсмена, его заявление, позиция». Не запрет, но рекомендация.
Ольга: Эта рекомендация сейчас настолько актуальна… Если в любой фирме есть уже отделы, которые следят за тем, что пишут сотрудники в своих соцсетях — в зависимости от этого людей принимают или не принимают на работу, могут уволить, расторгнуть контракт. А спортсмены у нас разного возраста. Если вы собираетесь написать что-то в свои соцсети, сначала подумайте, чем ваше слово обернётся.
Екатерина: Я действующая спортсменка, грубо говоря. И меня смутило, что на соревнованиях первых мне поставили гипотетически четвёртый уровень, а теперь поставили второй. Я расстроилась и в шутку — шутку каждый понимает, как хочет — написала: «Вчера был четвёртый уровень, сегодня второй — давайте посмотрим, какой будет на следующих соревнованиях, голосуйте, друзья!». Это же будет нормально? Журналист может это воспринять как сомнение в судьях, написать какую-то статью. Соответственно, вы за это предупреждение сделаете спортсмену, правильно?
Екатерина Боброва
Фото: Дмитрий Голубович, «Чемпионат»
Ольга: Думаю, что к этому Кодексу есть положение о том, как будут рассматриваться те или иные дела и кто будет их инициировать. Не думаю, что это будет охотой на ведьм, но люди должны понимать, что соревнованиями их жизнь не заканчивается. И эти судьи, про которых сегодня он вот так раззудись плечо написал, завтра придут смотреть, как составлена его программа. Он всё равно будет с ними контактировать. Почему все считают, что если какую-то проблему вынести в публичное пространство, то она решится? Это заблуждение, это иногда не даёт тебе путей для отступления.
Екатерина: Сейчас распространены соцсети, потому что фигурное катание становится и шоу-бизнесом. Я считаю, что это плюс, есть возможность себя раскручивать, пока ты на соревнованиях занимаешь первые места, чтобы после спорта сразу выйти — и у тебя рекламные контракты. Очень часто эти контракты появляются, потому что у тебя миллион подписчиков в соцсетях. Подписчиков очень привлекает открытость — я сегодня на тренировке, посмотрите, я прыгнул четверной, а это моя собака — это открытость. Соответственно, спортсмен может после соревнования, если плохо выступит, написать пост: «Мне так обидно, но я буду тренироваться» — откровенное, это хочется писать. Нужно следить за тем, что ты пишешь, но при этом сухие посты не наберут подписчиков.
Ольга: Если он пишет «Мне обидно, я буду тренироваться дальше» — это не критика ни коллег, ни судей. Он делится своими эмоциями, что в этом плохого? Окей. Там очень чётко прописано в этом Кодексе, что касается именно соревнований и каких-то вещей. Это не значит, что все теперь будут молчать. Никто не молчит, готовьте вопросы. Только вопросы должны быть, чтобы люди понимали что вы разбираетесь в фигурном катании, чтобы не получалось так, что на Новый год отсутствие снега вы компенсируете высотой ёлки. Конечно, читателю может быть интересно при нынешней журналистике знать другую сторону жизни, но до каких пор мы можем вторгаться в личное пространство спортсмена и тренера? Не значит же, что потому что ты публичный человек, то должен жить на витрине.
«Тренер не заслуживает того, чтобы ему прислали СМС и сказали: «Спасибо, Марьванна, я от вас ушёл».
Екатерина: Следующий вопрос — я всё-таки дошла до пунктов. Расшифруй пожалуйста: «Тренеры призваны признавать ценность и достоинство воспитанников и относиться с должным уважением к проявлениям, обусловленным их происхождением, социальным положением, полом, возрастом». Что это значит?
Ольга: Тренеры должны уважать своих учеников, а ученики должны уважать своих тренеров. Поскольку изначально авторами этого документа выступали юристы, он основывается на Кодексе этики ISU. Есть законы, Конституция — вещи, которые требуют вот такого сухого языка и такого описания каких-то глав.
Андрей: Я понял, это законники писали. Не просто юристы — они же разные, мы понимаем — а те, которые занимаются нормативкой и законами. Они исходили из той практики, которая принята для формулировки подобных вещей.
Ольга: Основное, в чём смысл Кодекса: если мы работаем в одной команде, то давайте уважать друг друга.
Екатерина: Мне уже нравится этот кодекс.
Андрей: Для нас — для Кати, для меня — неоднозначный момент – переходы. Катя переходила от тренера к тренеру, я её спрашивал: «Кать, вот когда вы с Димой переходили от Кустаровой и Алексеевой к Жулину»…
Екатерина: Я сейчас перебью, чтобы ты ничего не наговорил (смеётся). Всё равно для меня логично, что если спортсмен задумывается о переходе, он поговорит с тренером, к которому хочет перейти. Но по Кодексу это не запрещается. Запрещается тренеру, если он хочет этого спортсмена переманить, разговаривать со спортсменом. Но при этом если бы мы пошли к Саше, он не захотел бы нас брать, зачем наших тренеров тревожить по этому поводу? Если туда вернуться с этим Кодексом: Саша Жулин хочет нас взять, и он звонит Алексеевой и Кустаровой?
Александр Жулин
Фото: Дмитрий Голубович, «Чемпионат»
Ольга: По идее, если вы решили перейти к Александру Жулину и сообщаете ему, что хотите перейти, то он должен поговорить. Собственно, так и происходит на практике очень часто. Вы думаете, тренеры не созваниваются между собой, когда речь идёт о переходе того или иного спортсмена? Думаю, что созваниваются в большинстве случаев и разговаривают об этом. Другое дело, когда спортсмен уходит или переходит от какого-то тренера, если появился Кодекс этики, если ты воспитанный человек, то должен прислать эсэмэску: «Спасибо, Марьиванна, я от вас ушёл» или не так, что тренер узнал о твоём уходе из прессы…
Андрей: Давайте эту ситуацию проиграем в идеале, как это было бы этично и как это должно было бы выглядеть. Прям по ступенькам, как это в жизни происходит.
Ольга: Есть, во-первых, окно переходов…
Андрей: Я понимаю. Получается, Екатерина Боброва и Дмитрий Соловьёв позвонили Александру Вячеславовичу и говорят: «Возьмёте нас?». Он взял время подумать?
Екатерина: Да.
Андрей: Взял время подумать, потом перезванивает и говорит: «Я не против», да? Следующий вопрос по законам этики, кто будет говорить?
Ольга: Это мы сейчас в теории рассуждаем, а на практике всё может быть по-разному. В идеале, если мы берём эту ситуацию, то тренер Жулин должен позвонить тренеру Кустаровой и сказать: «Ваша пара приходит ко мне».
Андрей: Между прочим, мы с вами неэтично обсуждаем этот этический вопрос. Мы его обсуждаем с фамилиями.
Ольга: Мы в качестве примера это рассматриваем. По идее, наверное, это правильно. Потому что тренер, который дальше будет работать с парой, не будет чувствовать себя… Вы же всё равно остаётесь в одной команде.
Андрей: Может быть, они должны первыми прийти? Не будущий тренер звонит…
Ольга: В данной ситуации, кто кому будет звонить, будет решаться практически. Весь вопрос в том, чтобы тренеры поговорили между собой на эту тему, и спортсмен не ушёл. Чтобы тренер не узнал об этом из соцсетей, из прессы, эсэмэской и так далее. Потому что вместо слов благодарности, бессонных дней-ночей двадцать четыре на семь на катке, когда человек тратит свои силы, он не заслуживает того, чтобы ему присылали СМС и сказали: «Спасибо, Марьванна, я от вас ушёл». А ещё лучше, если он накануне, не сообщив ничего, позвонит и скажет: «А вы можете музыку прислать для моих программ?». А утром сказать: «До свидания».
Андрей: И такое бывало?
Ольга: Я могу предположить, что вероятно, такое может быть. В любом случае, если вы собираетесь решать такие вопросы, то не нужно искусственно устраивать напряжение и нагнетание обстановки. Любой переход — это всегда болезненно, любые перемены в жизни, особенно когда человек столько времени проводит со своим учеником, и когда он решает уйти — да, это тяжёлая история для всех. Это призыв к тому, что расставаться нужно цивилизованно.
Андрей: То есть, получается, в данном случае Кодекс призывает, чтобы был контакт и между тренерами, и чтобы спортсмен, уходя-переходя, тоже говорил со своим предыдущим тренером?
Ольга: Ну, а как? Конечно. Это как раз к вопросу о пресловутом букете. Поэтому в данной ситуации мне кажется, что есть какие-то вещи, которые вокруг этих переходов искусственно нагнетаются. Например, недавний переход Александры Трусовой — в пятницу вечером появляется эта новость, начинаются звонки. Понятно, если эта новость просочилась в прессу, а по факту человек не написал заявление и не пришёл еще в федерацию, то никто не может подтвердить. А у нас сейчас всё же, как на ЕГЭ — подтвердите или опровергните. Никто не может подтвердить или опровергнуть, потому что нет заявления, потому что вдруг за два дня человек передумает. Бывали же такие случаи — человек не написал заявление, подумал и решил принять другое решение.
Представляете, Горшков комментирует: да, действительно переходит, был устный разговор. А в понедельник она передумала. Представляете, какие заметки появятся? «Горшков специально хочет, чтобы…». Как бы ты ни подстраивался под то, что хотят видеть журналисты, быструю информацию… Любая информация должна основываться на чётких правилах. Есть заявление — тогда мы можем сказать, что переходит. Нет заявления — нельзя комментировать. Поэтому это такие серьёзные вещи, они не делаются тогда, когда кто-то где-то на каком-то форуме или от какого-то дяденьки на катке узнал информацию, что вот, наверно, перейдет. И пульнул её в информпространство.
Андрей: А спортсмены это понимают? До них доведена информация — именно в таком разложенном виде, более подробном?
Ольга: За всех же невозможно отвечать. Наверное, большинство это понимает, кто-то бежит впереди паровоза и выставляет это в соцсети, были такие моменты. Но в любом случае, пока ты официально не решишь, не напишешь, то никто из официальных лиц ни подтверждать, ни опровергать это не будет.
Андрей: Получается, тренеры должны скоммуницировать…
Ольга: Вы должны решить это вначале.
Андрей: Решить этот вопрос цивилизованно, а потом спортсмен должен прийти, написать заявление в федерацию, как это положено, и только после этого все стороны ситуации могут давать комментарии.
Ольга: Да, потому что когда это вырывается до того в публичное пространство, то это превращается в некую проблему и создаёт больше напряжения. Повторюсь: переход — это всегда болезненно, но если это решается в таком спокойном ключе, то почему нет? Во всяком случае, в Кодексе прописано, что хотелось бы в идеале, чтобы это было так.
Екатерина: То, что мы сейчас с вами обсуждаем, и то, что написано в Кодексе — если всё будет так прекрасно, это действительно будет одна большая фигурнокатательная семья.
Андрей: С добрым Железняковым (смеётся).
«Не надо истолковывать этот Кодекс как способ для охоты на ведьм»
Ольга: Наивно думать о том, что, если документ принят, все начнут следовать этому документу. Для начала хотелось бы, чтобы его хотя бы прочитали, это тоже важный момент.
Я ещё раз повторяю, что не надо истолковывать этот Кодекс как способ для охоты на ведьм или писать, что «подзаработать хотят». Нет, это совершенно другая история, она о том, что если вы работаете в коллективе, то давайте пытаться решать какие-то конфликтные ситуации не потому что надо спрятать их под ковёр или ещё куда-то, давайте пытаться решать разные ситуации путём договорённостей, тем более что мы разговариваем на одном профессиональном языке.
Екатерина: Всё равно спорт – это эмоции. Зритель жаждет их. Понятно, что спорт — это быстрее, выше, сильнее, мы все тренируемся ради того, чтобы выигрывать…
Андрей: Фигурное катание — это эмоции гораздо более сильные, нежели баллы и секунды.
Екатерина: Я к тому, что мы всё равно не должны исключать любителей фигурного катания, болельщиков, тех зрителей, которые даже только на Олимпиаде смотрят — такие тоже есть. Конечно же, им хочется эмоций. Понятно, бывают эмоции радости, победы, слёзы на глазах на пьедестале, но есть и не такие радостные. И здесь получается: давайте только радость. Не имеете права плакать, осуждать судей… Я понимаю, почему это сделано, это очень правильно, всё, что написано по Кодексу — это действительно идеальный мир фигурного катания. Не обсуждать чужих тренеров, не обсуждать своих соперников, не обсуждать решения судей…
Андрей: Даже я здесь с тобой вступлю в полемику, может быть, меня поправишь: я тоже так думал, как и ты. А потом, в третий раз когда читал кодекс — «избегать публичного осуждения в некорректной и грубой форме». Правильно? Речь идёт о том, что если ты высказываешься об итогах соревнований и решениях судейской бригады в некорректной и грубой форме, то ты можешь быть наказан. И то, я так понимаю, если…
Ольга: Если это сочтёт комиссия.
Екатерина: При этом спортсмену нужно уметь общаться со средствами массовой информации. Нас этому не учат.
Ольга: Почему?
Екатерина: Я что-то пропустила? Расскажи мне, пожалуйста, это уже интересно.
Ольга: Мы пытаемся. Это надо было делать постепенно. Я пришла работать пресс-атташе, когда вы уже были опытными спортсменами и не нуждались в рекомендациях.
Да, спортсмены-юниоры есть. Загитова давала интервью — мы же с ней ходили раньше в микст-зону, когда она только начинала, пыталась давать интервью. Бывают вопросы, на которые ты не знаешь, как ответить. Тогда мы всегда говорили: «Алина, если ты не знаешь, как ответить на вопрос, то, чтобы не уйти и не выглядеть некрасиво, можно сказать «Поживём-увидим», «Время покажет» и прочее». Когда она стала сама журналисткой, говорит: «Мне так не нравятся те вопросы с «Поживём-увидим», «Время покажет». Потому что она стала по другую сторону и понимает, что это не даёт тебе полную информацию.
Для спортсмена это важно, но иногда он не хочет отвечать на вопрос. Опять же, к вопросу о крепостных: «Ой, вот они не общаются, федерация запрещает этим Кодексом, а они бедные-несчастные крепостные». Подождите, ну где его личное пространство? Ну не хочет он в данный момент отвечать на этот вопрос. Можно сказать резко: «Без комментариев», можно сказать: «Поживём-увидим».
Алина Загитова
Фото: Дмитрий Голубович, «Чемпионат»
Андрей: А вот когда Кондратюк подошёл после контрольных прокатов произвольной и сказал…
Ольга: Почему нет?
Екатерина: Он правильно это сказал, потому что он знает, как это говорить. Есть спортсмены, которые не совсем знакомы…
Андрей: К Марку вообще вопросов нет, как он умеет общаться, мы прекрасно видели.
Ольга: Он спросил, что в данной ситуации делать, потому что сейчас не настроен давать интервью. Я ему говорю — скажи честно. Он пошёл и честно сказал. Конечно, если есть такой контакт, то можешь иногда просто поддержать спортсмена, постоять рядом, чтобы он какую-то уверенность почувствовал. Не со всеми, конечно. Например, Ане Щербаковой не надо ничего подсказывать. Ты всегда был спокоен за неё, потому что, во-первых, она очень внимательно слушала вопросы, на всё очень четко отвечала и отвечает и прекрасно будет справляться со своей работой на Первом канале в «Ледниковом периоде». Все же мы разные — один волнуется больше, другой — меньше, один может собраться, другой… Огромное количество людей, разные вопросы отовсюду.
Никогда не забуду, когда мы были на каком-то соревновании в Сочи, ещё катался Максим Ковтун, и стояла огромная толпа людей, я стояла рядом. Максим Ковтун отвечает на вопросы, и вдруг на полуслове прерывается, и говорит мне: «Оля, а можно вас на минуточку?». Думаю — наверное, что-то произошло. Подхожу, и он на ухо мне шепчет: «А там одна журналистка из «Советского спорта», мне что, прекратить давать интервью?». Смешная ситуация, я ему говорю: «Макс, ну ты уже начал — продолжай». Он просто в этой толпе людей вычленил её лицо, и его охватила паника. Такие моменты тоже бывают. Журналистика — это вопрос доверия спортсменов к тебе. Если они доверяют, независимо от того, где ты работаешь, в каком издании, они будут с тобой общаться.
Меня вот эта фраза, что они крепостными становятся из-за этого Кодекса… Когда спортсмен не хочет давать интервью тому или иному журналисту, неволить его, приводить на аркане никто не будет. Потому что это, опять же, вопрос доверия — хочет он или не хочет. Зачастую они знают уже в лицо людей, с кем они не хотят общаться, знают их фамилии, и это не в том, что федерация запретила, или есть неугодные журналисты, или Кодекс как-то запрещает. Да нет. Это просто контакт между людьми. Он должен знать, что всё, что будет сказано, будет истолковано так, как он говорит, а не так, как это понял журналист.
Андрей: Наш шкурный вопрос. Катя уже чуть-чуть закинула про это, но всё-таки: если мы приглашаем к нам в подкаст фигуристов — не в соревновательном процессе — нам тебе сначала звонить?
Ольга: В идеале — да. Мне хочется спросить: за всю многолетнюю практику, что я работаю пресс-атташе, мы хоть кому-то отказали? Если сам спортсмен не хочет давать интервью — это одно.
Екатерина: Это его право, конечно.
Михаил Коляда
Фото: Александр Сафонов, «Чемпионат»
Ольга: Но вот так сказать, что, извините, мы вам не дадим…
Андрей: Ты нас спрашиваешь, отказала ли ты нам? Или вообще?
Ольга: Нет, я просто говорю к тому, что, когда люди договариваются напрямую со спортсменами, часто кто-то звонит и говорит: «Оль, я иду там к тому-то, что?». Я всегда говорю, что если у тебя есть желание пойти к нему — окей. Только если речь идёт о статье, интервью — пожалуйста, прочитай. У нас нет цензуры, я не цензор тебе. Иногда бывает: «А можно я кину вам, чтобы вы посмотрели?». Да, но это не значит, что я вымарываю какие-то вещи, я чаще всего, наоборот, хочу, чтобы люди умели сами нести ответственность за то, что они говорят. Спортсмены должны нести ответственность, но и журналисты должны нести ответственность за сказанное. А это не всегда получается сейчас.
Андрей: Вообще, это правило. Вот даже когда у меня брали интервью, я всегда просил на вычитку — как журналист. Если у меня просят интервью на вычитку, я всегда даю, на прослушивание, потому что мы в аудиоформате работаем.
Ольга: Потому что устная речь отличается от письменной. Потому что в письменной речи иногда ты должен добавлять глаголы – подлежащее и сказуемое — и эти глаголы не всегда чётко отражают ту мысль, которую он хотел сформулировать. Мы же говорим по-разному.
Андрей: Когда речь звучащая превращается в текст, там очень много нюансов: как проставлены знаки препинания, насколько подробно расшифровано, как отредактировано и прилизано.
Ольга: «Казнить нельзя помиловать»…
Екатерина: Я прекрасно это понимаю, со мной очень неудобно в этом плане работать, мои друзья-журналисты, которые часто меня спрашивают по вопросам, возникающим сейчас в фигурном катании: если вопрос маленький и ответ примерно короткий, я просто говорю «Я тебе сейчас сама напишу». Можно даже не спрашивать, чтобы я отвечала, он расшифровывал, потом я всё меняла… Иногда так тоже приходится делать, потому что так проще и быстрее.
Ольга: Это самый правильный способ, потому что когда человек тебе звонит и просит какой-либо комментарий, то нет никакой гарантии, что он напишет именно так, как ты сказал. Очень часто это выходит в таком искажённом варианте — доверять можно фактически нескольким людям: ТАСС, «РИА Новости» — Симоненко, а всё остальное…
Екатерина: У меня процентов 98 дают потом на вычитку, если берут у меня какой-то комментарий. Даю интервью, говорю: «Здравствуйте, пришлите мне, пожалуйста, для проверки», они прям ждут…
Ольга: Всё зависит от отрезка времени: если им надо моментально и он это пишет на бегу… Есть вероятность, что может быть с такими вариациями…
Андрей: Оля как раз назвала Веронику Советову и Андрея Симоненко, которые действительно очень давно и профессионально работают в фигурном катании.
Ольга: Журналисты, которым ты можешь доверять, и если ты дал комментарий, то он будет именно такой.
Андрей: Они своей репутацией дорожат.
Ольга: Да, как агентство, они не будут искажать слова. Очень часто бывают вариации на тему.
Екатерина: Я хочу нашу беседу закончить на моём самом любимом пункте в этом Кодексе. На позитивной ноте. «При участии в параде участников и церемонии награждения на официальных международных соревнованиях иметь при себе флаг Российской Федерации». Надеюсь, что настанет это время, когда мы действительно сможем полностью этот Кодекс так, как написано, применить на практике. Это очень правильно, потому что на соревнованиях часто бывает, у нас такое бывало с Димой — когда занимаем призовое место и делаем фотографию, мы либо у болельщиков выглядываем этот флаг, а там бывает что-то написано — знаменитая история с Липницкой. Теперь у всех в чемоданчике будет флаг Российской Федерации, с которым потом торжественно фотографироваться на пьедестале международных стартов.
Андрей: Твой любимый пункт подтверждает, что это не только свод правил для того, чтобы наказывать, а в первую очередь рекомендации.
Ольга: Конечно.
Андрей: Некий элемент воспитания (смеётся). Есть этический Кодекс журналистики, например, там то же самое.
Ольга: Его, кстати, журналисты соблюдают свято. Никто не критикует друг друга, даже если ты написал совсем не то. Вот корпоративная солидарность тут очень развита.