Вячеслав Чанов – о Яшине, Дасаеве, Акинфееве и брате Викторе

Вместо оговоренных полутора часов мы проговорили три с половиной. Отпустить Чанова раньше было бы просто нечестно по отношению к читателям. Представитель знаменитой вратарской династии Вячеслав Викторович и игровую карьеру сделал отличную, и тренерскую. Ему есть что рассказать, и он как мало кто умеет это делать. Убедитесь сами.

Вячеслав Чанов и Денис Целых

Фото: Дмитрий Голубович, «Чемпионат»

«А Буффон о своей школе знает?»

— У вас давно была мечта о своей вратарской школе. Почему для её осуществления выбрали Реутов?
— Это моя давняя любовь. Я же ещё в 1996 году, после ухода из ЦСКА, был одним из первых директоров «Приалита». Когда начинали, там было три тренера и десяток детей. Уже тогда мы с другом, депутатом горсовета Борисом Алифёровым, задумали создать чисто вратарскую школу внутри футбольной. Потом я ушёл в ЦСКА, где благополучно все эти годы трудился. «Приалит» тем временем разросся – два тренировочных поля, уютный мини-футбольный зал, 350 учеников. Гордюшенко оттуда вышел, в «Локомотиве» сейчас два парня. И вот недавно Борис Пантелеевич предложил вернуться к реализации давней идеи. Мы с Игорем (Акинфеевым. – Прим. «Чемпионата») изложили свои соображения губернатору Воробьёву и получили полную поддержку. Школ такого направления у нас в стране нет – по сути это первая. Будет называться «Академия вратарского мастерства имени Игоря Акинфеева».

— Почему не Вячеслава Чанова?
— Можно и меня вписать. В проекте участвуют четыре человека (по алфавиту): Акинфеев, Алифёров, Габулов, Чанов. Организационные вопросы взвалил на себя Борис Пантелеевич, а я уже включился в тренировочный процесс. Работаю с детьми из школы начиная с самых маленьких, 2011 года рождения, помогаю взрослым вратарям подготовиться к сборам. У меня Овчинников Паша был, Кавлинов из «Химок», Герасимов из «Арсенала» проходили практику.

Материалы по теме

История в фотографиях. Вячеслав Чанов

— Акинфеев реально будет принимать участие в жизни школы своего имени?
— Игорь с сыном Алифёрова одногодки, в школе ЦСКА конкурировали. Он для Акинфеева с тех пор ещё дядя Боря. Договорились, что они с Володей Габуловым будут по мере возможностей приезжать в Реутов, проводить мастер-классы для детей. Вот вы о московской «школе Буффона» слышали?

— Не приходилось.
— А она есть. Мы позвонили ради интереса, спросили: «А Буффон о вас знает?» — «Нет». – «Приедет?» — «Нет». А у нас все реальные люди, без «свадебных генералов». В новомодных школах с трёх лет начинают тренировать детей – это неправильно. В советское время ребёнок до 12 лет не определялся, где будет играть. Витя, брат, из нападающего превратился во вратаря. А здесь уже в 3,5 года могут сказать: «Ваш мальчик для футбола не подходит». Нормально?

— Вы недавно ходили на экскурсию по стадиону ЦСКА – стало быть, обид на бывший клуб после расставания не держите?
— Всегда хочется внимания. Роман Юрьевич (Бабаев. – Прим. «Чемпионата») поздравлял с днём рождения. С ЦСКА связь остаётся. Вратарский цех команды до сих пор составляют люди, которые прошли через мои руки.

— Понятно, когда игроки уходят по возрасту. Как он мешает тренеру в работе?
— Мне-то не мешал, но сказали: возраст критичен для тренерской работы. Хотя, если возьмём немецкие клубы, английские, увидим – есть главный тренер по вратарям и минимум один, а то и два помощника. Возглавляют триумвират люди за 60. Лобановский в последние годы наблюдал за тренировками с балкона. Газзаев, бывало, сядет на мяч и со стороны следит, кто как выполняет упражнение. Здесь такая же ситуация. Когда сам бьёшь по воротам, не видишь постановку ноги, разворот стопы. Есть знаменитая вратарская формула на все времена: голова – рука – тело.

— Расшифруйте.
— Раньше повернул голову – раньше увидел бьющего. В броске направляющей должна быть рука, а за ней уже идёт тело. Я Газзаеву как-то сказал: «Если я не бью – значит, в данной ситуации это не столь важно». А есть упражнения, которые, наоборот, другим доверить не можешь. Даёшь мяч нападающему, даже бывшему, а у него в голове что сидит? Забить. У меня другая мысль: «Будет тяжело, но мяч вратарь обязан достать». Если он раз мимо пролетел, второй, третий, просто руки бросит – потеряет интерес к происходящему.

«Отец бежал из плена, воевал»

— В вашем детстве тренеров для вратарей не существовало. Как пробивались?
— Когда Берия расформировал ЦДКА, нас, можно сказать, в ссылку отправили в Донецк (тогда Сталино). Меня в школу «Шахтёра» взяли, потому что там папа играл. Но в команде я был шестым вратарём. Не ходил на тренировки, прогуливал. Пока классе в шестом-седьмом не услышал случайно разговор тренера с мамой.

— Расскажите.
— Был такой великий тренер Бикезин – это он вырастил поколение 70-х годов, когда «Шахтёр» вдруг поднялся, начал на серебро претендовать. Бикезин жил в нашем подъезде, этажом выше. Как-то встречаю маму с работы и слышу из-за двери: «Клава, чего-то Славка совсем пропал, не вижу ни желания, ничего. Месяц на тренировках не показывается». Она удивилась: «Как так? Он же уходит». А я брал форму и по дворам шлялся, чтобы время убить. То ли гены сказались, то ли щёлкнуло что-то внутри, но через год я уже входил в юношескую сборную СССР. Хотя только что был бесперспективным. Данные-то у меня были приличные – большой, рослый. Меня поэтому в ворота и отправили.

Витя и Слава Чановы

Фото: Из личного архива Вячеслава Чанова

— У Виктора было иначе?
— Витя, наоборот, играл нападающего и котировался неплохо. Однажды приходит: «Не хочу бегать в поле – хочу в ворота». Мы с папой на него полканов спустили: «Ещё раз позицию поменяешь – закончишь с футболом». По сути дела, брат у меня был первым учеником. Тренеров по вратарям не было – с возрастом приходило понимание, как готовиться. Что-то перенимали у старших, с Витей придумывали упражнения. В то время на тренировках вратари по 20-30 минут не нужны были главному – делай что хочешь. В «Торпедо» был массажист – до сих пор работает! – Александр Капитонович Петров, перворазрядник по футболу. Так я его забирал, и мы вдвоём уходили тренироваться. Он бил, я тащил. Какие-то вещи наугад делали, но классика всё равно была, есть и будет. Когда Льву Ивановичу Яшину забивали гол, он на следующей тренировке просил: «Мне отсюда пробейте несколько раз. Я должен понять, почему так». Раньше видео не существовало, но мы всё равно тщательно готовились к играм. Я знал, например, что со «Спартаком» на первый мяч ложиться нельзя, потому что в любой момент может появиться лишний пас. К киевским «бананам» готовились отдельно.

— Имеете в виду навесы?
— Не навесы, а нацеленные подачи, уходящие, приходящие. Потому и назывались «бананами» — по траектории полёта. Против минского «Динамо» приходилось «исполнять Матросова»: любой выход, с любой позиции завершался ударом.

— Отец когда-нибудь рассказывал о разгоне ЦДКА?
— Это был тяжёлый удар для всех причастных. Не всем разрешили дальше играть, остальных разбросали, кого куда. Нас выручило то, что дед в своё время работал с будущим министром угольной промышленности на одной шахте, где-то в районе Шпицбергена. Набрался смелости, пошёл к тому на приём. Когда отец доехал до министерства угольной промышленности, его уже уволили из армии. Сказали: «Давай, Витя, двигай туда, выручай сталинский «Шахтёр». Впоследствии много раз слышал и от папы, и от мамы, какой в ЦДКА был коллектив. У нас с Владимиром Федотовым были фотографии – то на руках у отцов сидим, то на дереве. Конечно, у папы осталась горечь. Переход из сильной команды в более скромную – это всегда сложно.

— Теперь сборная страны вообще на Олимпиады не попадает, а в 1952-м ей поражение в финале не простили.
— Всё свалили на одну команду! В тот момент «Динамо» с ЦДКА вели борьбу, и она чаще завершалась в пользу «армейцев». Как только подвернулась возможность убрать конкурента, курировавший динамовцев Берия ею воспользовался: ЦДКА просто расформировали.

— Отец прижился в Донецке?
— А это было несложно. Папа ведь тоже из провинции: город Боково-Антрацит Луганской области, шахта №15. Началась война, бежал из плена, воевал.

— Про плен можно подробнее?
— Луганскую область оккупировали немцы. Молодёжь грузили в эшелоны и угоняли в Германию. По пути отец спрыгнул – он тогда подростком был, седьмой-восьмой класс. Шатался по лесам, пока не попал на наших разведчиков. С ними и дошёл до конца войны: лошадей сторожил, пока «языка» брали, ещё какие-то поручения выполнял. После победы остался в Германии на срочную службу. Раз в гости к военным приехал ЦДКА, и после товарищеской игры со сборной группы войск забрал Ныркова, Шапошникова и папу в Москву.

Денис Целых, Олег Лысенко и Вячеслав Чанов

Фото: Дмитрий Голубович, «Чемпионат»

«В шахте всегда есть крысы»

— Каким был Донецк 50-х?
— Большой, промышленный город. Шахтёры всегда относились к элите рабочего класса и обеспечивались соответственно – высшая категория, первая. Когда уезжали, я маленьким был – Москвы в памяти осталось немножко: метро, Красная площадь, коммуналка на Автозаводской. В Донецке сперва общежитие дали, а потом и двухкомнатную квартиру, наше фамильное гнездо…

— Сохранилось оно?
— Когда родители уже были в возрасте, мы перевезли их в Киев, поближе к Вите, но дом детства остался, стоит. Теперь там другие люди. Когда ветеранами ездили в Донецк, заглянул в гости. Дверь открыли, говорят: «Да, знаем, кто здесь раньше жил». В детстве Донецк мне казался огромным, целой вселенной, а когда взрослым вернулся, изумился: «Господи, какой же он маленький». Когда с газзаевским ЦСКА играли против «Шахтёра», в школу свою заходил, классного руководителя проведал, учителей знакомых. Сходил в магазин, купил десяток мячей, форму и всё это добро вручил детям, преподавательскому составу.

— Помните знаменитые терриконы вокруг стадиона?
— А как же. Это отвалы, выработанная порода. Её вагонетками из шахт вывозят и складывают таким образом, что получается гора. Была группа болельщиков, которые только оттуда футбол смотрели: у них даже места свои на терриконе были! Бывало, играешь, вокруг стадиона темнота, и только коногонки – фонари на шахтёрских касках – горят.

Шахтёры смотрят футбол с террикона

Фото: ФК «Шахтёр» (Донецк)

— Вы и в шахту спускались?
— У нас дед с бабушкой работали в шахте. С детства захаживал туда на каникулах. Знаете, чем отличались дореволюционные шахты от нынешних? Из них можно было выйти через запасные ходы. Из современной так не выберешься: есть ствол, по которому спускается клеть-лифт, и в разные стороны уходят забои. И прежде шахты были неглубокие – метров до 400, а я как-то опускался на 1200. У студентов из Вьетнама на 600-700 метрах из ушей кровь шла…

Вячеслав Чанов не понаслышке знает, насколько тяжёл труд шахтёра

Фото: Из личного архива Вячеслава Чанова

— Футболистов отправляли на глубину в воспитательных целях?
— Почему воспитательных? Футболисты «Торпедо», например, бывали в заводских цехах, участвовали в знаменитых зиловских субботниках, даже на конвейере работали. Так же и здесь. Мы спускались в забой, встречались с шахтёрами внизу и наверху. Людям, страдающим клаустрофобией, там, конечно, делать нечего. Когда по широкому штреку идёшь и мимо вагонетки катят – ещё ничего. А в лазе высотой 40-50 сантиметров легко запаниковать. Из инструментов – кайло да грабарка. И люди в таких условиях работали.

Самое удивительное, что там всегда есть крысы.

— Да ладно! Чем они там питаются?
— О «шахтёрской тормозке» слышали? Так они алюминиевые фляги прогрызали! И ничего с этими тварями не сделаешь. Ружьё нельзя – высокая концентрация метана: от искры рвануть может. За обнаруженный у тебя коробок спичек в забое шахтёры могли избить до полусмерти.

— При вас несчастные случаи бывали?
— И засыпало людей, и хоронили по шесть-семь человек. Одноклассник по неосторожности погиб: полез под конвейер что-то посмотреть – отрубило голову бедняге…

«Вперёд, кроты!», «Вперёд, силикозники!»

— Такая опасная работа и оплачиваться должна соответственно.
— Шахтёры хорошо зарабатывали. За всех не скажу, но рабочие очистного забоя получали до 800 рублей в месяц при средней зарплате по стране 120-140. Машина стоила 5 тысяч. У меня ставка была 250 рублей. С премиальными максимум 400 набегало. Это нормально.

— Чувствовали особую ответственность перед таким зрителем?
— Конечно. Оттуда и пошло выражение «шахтёрский характер». До мордобоя не доходило, но словесных оплеух за плохую игру могли получить. Отговорки в стиле «хорошо играли, но проиграли» — не принимались. Либо да – либо нет. Люди на Донбассе прямые, и это импонировало. Там нельзя было играть вполнакала. Всегда забитый стадион, люди на улицах встречают. Шахтёра всегда можно определить в толпе – по подведенным глазам и синим шрамам, от осколков угля. Если спускаешься в шахту даже часа на 2-2,5, чуть ли не полдня потом отмываешься. Потому и кричали с трибун: «Вперёд, кроты!» или «Вперёд, силикозники!».

— Как-как?
— Силикозники. Угольная пыль – силикоз – осаждается в лёгких. Профессиональная болезнь горняков.

— Какому отцовскому совету вы следовали по жизни?
— Ни под кого не ложиться и не делать вреда людям. Одну папину фразу до сих пор повторяю своим ученикам: «Есть вратари, которые ищут мяч на поле, а зачем его искать? Цель футбола – что? Забить гол. А ты стоишь и стой, тебе принесли мяч – поймал, выкинул. Зачем его искать?» Всё очень просто – никаких лишних движений.

Вячеслав Чанов на тренировке

Фото: Из личного архива Вячеслава Чанова

«Из роддома забирали трое – Хомич, отец и молодой пацан по фамилии Яшин»

— В чём Виктор Чанов был круче Вячеслава?
— Отец писал: «Я бы Славе доверил ворота». Витя – яркий, летающий, более игровой. А я действовал в более классическом стиле: без лишних движений, зато стабильно. Когда Яшину ногу отняли, я пришёл к нему: «Лев Иваныч, заканчиваю». 34-й год мне шёл. А он и говорит: «Даже не вздумай. Ты последний. Дальше уже – другая, не классическая школа». Я его послушал и ещё 10 лет играл.

— Расскажите историю про Яшина, которую никогда не рассказывали.
— Из роддома на Песчаной площади в Москве меня забирали трое – Хомич, папа и молодой пацан. Яшин фамилия. Льва Ивановича я своим вторым отцом считаю. Мы и играли друг против друга, и общались. Навещал его в больнице.

— Ждём ещё историй, Вячеслав Викторович.
— Вторую сборную отправили в турне: Коста-Рика, Мексика. Лев Иваныч возглавлял делегацию. Курил он много, это вы знаете. И вот подходит ко мне, капитану: «Слав, я знаю, что ребята курят – стрельни сигарет втихаря. Только не говори, что для меня». Но больше всего поразил другой случай.

— Какой?
— Приехал проведать Яшина в больницу после ампутации. В палате лежат два человека: один – великий Яшин, которому ногу отняли, а второй – обычный пациент, после аппендицита. Тот стонет, а Лев Иванович, без ноги, его успокаивает. Великий вратарь был ещё и великим человеком. Всегда добродушный, открытый, никогда не чванился. Ни разу не слышал от него жалобы: беда, больно. Я-то знаю, какой ему протез сделали неудобный...

— На рыбалку не ходили с ним?
— Врать не буду – не был. Он в одиночестве рыбачил. Каждый по-своему настраивался на игры. Я за день до матча тоже в себе замыкался, ни с кем не разговаривал. Даже «здрасьте», выходя на поле, не говорил. Раз даже Витя обиделся. Выходим на финал Кубка против Киева. Он руку тянет, а я мимо прохожу. «Я ошалел», — смеялся потом брат.

Лев Яшин на рыбалке

Фото: РИА Новости

— То поражение – самое болезненное в карьере?
— Обидно в финале Кубка проиграть. Витя потом слова Лобана в раздевалке пересказывал: «Команда у «Торпедо» средняя. Главное – Чанова переиграйте». И они раз переиграли. После углового должен был бить Блоха, а он скинул мяч, и Серёга Балтача забил. Зевнули его наши. После игры крутанули барабан – и двух Чановых на допинг-контроль забрали. Вот там посидели, поболтали. Пивка выпили. С докторами за компанию (улыбается).

«За папу и за брата травмы на себя взял»

— Лобановский вас никогда в Киев не пытался перетащить?
— В Киев приглашали. Но не Лобановский – Севидов. Я же с 14 лет во все существующие сборные входил – был на виду. Меня хотели Питер, Кишинёв, «Спартак». «Зенит» давал две квартиры – мне и родителям. Никита Палыч (Симонян. – Прим. «Чемпионата») к нам домой приезжал, с папой разговаривал.

— Неужели отказали?
— Не захотел уезжать. Был ещё момент щекотливый. Партийные боссы тогда могли влиять на эти ситуации. В Киев, например, не ушёл только из-за этого.

— В смысле?
— Вызвали в обком: «Слава, ты-то уйдёшь, а твоим родителям здесь жить. Витя растёт. Сам понимаешь…» Мягко намекнули, что лучше не дёргаться. Когда Виктор уезжал, время уже немножко другое было.

— Вы правда дважды в реанимации лежали?
— Нормальная ситуация для того времени – вратари-то шли руками на мяч. Ты его смахиваешь, а нога нападающего по инерции продолжает идти… Нос мне собирали дважды: 25 швов, всё лицо перекошено было. Сотрясения мозга были в порядке вещей. Ничего, очухивался.

— На волосок от гибели проходили?
— В Кривом Роге за сборную снимаю мяч после прострела, и мне со всей дури ногой лупят в лицо. Очнулся только после операции. Вот мизинец – из ребра собран. Там кусочек отщипнули – сюда вшили. Целый год потерял из-за одного пальца.

— Как это случилось?
— С киевлянами за дубль играли. Выход один на один – отбиваю, а тут второй спешит на добивание. Наступил железным шипом на палец, ещё и провернулся. Нечаянно, конечно, но мне от этого не легче – вынесли на носилках. Был ещё матч с Чехословакией. Пропустили с пенальти, проиграли 0:1. Минут за 20 до конца травма. Мышалов, врач, спрашивает: «Что там у тебя?». «Перелом», — отвечаю. «Уходи», — командует. «Да не, давайте доиграю – игра идёт». За молодёжку против ГДР 24 минуты вообще без ключицы играл.

— Это как?
— Раньше с соцстранами битвы были сумасшедшие. Меня как со второго этажа спустили – чувствую, сознание потерял. Быстро пришёл в себя, но рука висит. Доиграл на адреналине, на характере, ещё и «лучшего игрока» получил. После матча загипсовали.

— Как вы сами себе операцию делали?
— Мениск? Валентин Козьмич (Иванов. – Прим. «Чемпионата») решил меня уже не ставить. А тут перед «Кайратом» говорит: «Будешь играть». Накануне вышел за дубль, на следующий день – за основу. У меня уже была травма колена, а на разминке его окончательно заклинило. Я двумя руками через боль ногу выпрямил: внутри хрустнуло. Все губы в кровь искусал, пока играл, но победили – 2:1. В раздевалке Козьмич спрашивает: «Больно?». «Кранты», — отвечаю. Мениск и полгода вне игры.

— Иванов действительно запретил одноклубникам навещать вас в больнице?
— Видимо, пришло время со мной прощаться… Только Петраков и Суслопаров ослушались, проведали. Меня и в «Нефтчи» долго не отпускали, пока директор автозавода Бородин и глава Азербайджана Алиев как члены ЦК не договорились о «трансфере». За день до начала чемпионата приехал в Баку.

— Ваш коллега Бирюков вспоминал идиотские советы, которые партийные начальники иной раз давали тренерам с игроками. Тоже через это прошли?
— Разумеется. Накачки были обязаловкой. Если сборная ехала в капстраны, наверх вызывали. С немцами, помню, играли. Бывший генерал распинается: «Да мы их в 45-м…» А мы между собой усмехаемся: «Ну давайте нам автоматы – тоже их покрошим».

— При вас были невыездные?
— После игры с «Барселоной» защитник «Шахтёра» Горбунов куда-то пошёл и пропал. Улетели без него. В конце концов нашёлся, через посольство, что ли, добрался до Союза, но на футболисте Горбунове после этого поставили крест. В стране играл, а за рубеж больше не выезжал.

— Видели фотографию, где вы на коньках. Это где?
— На тренировке в «Торпедо». Раньше это было обычное дело – зимой так тренироваться. На заднем плане, кажется, Сарычев. Он в «Торпедо» основным стал, когда Кузьма решил меня убрать.

— Вы Иванова Кузьмой называли?
— Его все так за глаза звали.

Футболист Чанов на коньках

Фото: Из личного архива Вячеслава Чанова

«От ЧМ-1982 Витю в последний момент отцепили»

— Кажется, что вы с Виктором полные противоположности по характеру.
— Абсолютно разные – и в то же время настолько близки, что мама говорила: это не мой сын – твой. Первые тренерские пробы с ним делал. Помню, приехали в сборную, вижу: Ринат не совсем хорош, Витька – тоже. Говорю: давайте, я вписываюсь, и мы работаем. Физиолог Коц, понаблюдав за нами, резюмировал: «Вот, то что надо». Мы с Дасаевым тогда жили в одной комнате, готовились к каждому матчу, против каждого противника. А Витю в последний момент от ЧМ-1982 отцепили…

Братья Чановы

Фото: Из личного архива Вячеслава Чанова

— Сильно переживал?
— А как вы думаете? Как мог успокаивал его. Ринат 1957 года, Виктор – ещё моложе. Руководство, видимо, посчитало: если Дасаева вдруг «законусит», надо иметь под рукой кого-то более опытного. Они там два месяца готовились, а я буквально за неделю до чемпионата приехал.

— Как принималось решение?
— В «Лужниках» играли контрольный матч СССР-1 – СССР-2. Тогда мы потеряли Хидю (Хидиятуллина. – Прим. «Чемпионата») – сломался. Я сыграл большую часть, Витю попозже выпустили. У нас во второй сборной тоже бандочка была неплохая: Романцев, Федя Черенков… У полевых, думаю, шансов уже не было запрыгнуть на подножку – вопрос решался только по вратарям: кого брать вторым, «под» Рината. На следующий день после игры совещание. Витю вызвали, сообщили: в Испанию не едешь. Конечно, чувствовал неловкость перед братом, но что я мог сделать? Трёх вратарей в то время не принято было заявлять.

«Ринат заехал: «Забирай приз, он твой»

— Вратарская конкуренция в Союзе была лютая?
— В 1980-е спор вёлся в основном между нами тремя. В 1981 году меня признали лучшим вратарём страны. На следующий год Ринат получил приз. Как-то заехал ко мне в гости, на рюмочку чая. «Забирай, — говорит. – Он твой. Если бы не ты, я бы «мир» так удачно не отыграл».

Ринат Дасаев с призом лучшему вратарю мира

Фото: РИА Новости

— Могли вот так запросто посидеть на кухне с конкурентом?
— Посидеть – не значит, простите, нажраться. Например, в 80-е была традиция: на следующий день после тура ребята из московских команд собирались в центральных банях, возле «Детского мира» — попариться, обсудить дела за кружкой пива. Не обходилось без подколов: «А как я тебя вчера…», «Да ты прости, если что…» Соперничество на поле не мешало нам дружить в повседневной жизни. Может быть, поэтому сборная 1980-х так полюбилась людям.

— Лобановский формировал команду в основном из киевлян, но в воротах предпочитал спартаковца Дасаева. По делу?
— Думаю, да. Витька после 1982-го начал набирать, матереть. Во второй половине 80-х они уже конкурировали на равных, но у Рината было имя.

Виктор Чанов в составе сборной СССР

Фото: Из личного архива Вячеслава Чанова

— Когда Виктор выигрывал свой первый еврокубок, где были?
— Дома, по телевизору смотрел. Хорошо помню ту игру. 3:0. Витю поздравляю: «Ну как ты там?». А он ворчит: «Да блин, трибуна сзади яйцами забрасывала!» Там фаны «Атлетико» сидели.

— Вы под такие бомбардировки попадали?
— В Баку, когда метро открыли, взяли моду – метать с трибун пятикопеечные монеты, по весу – как наши пять рублей. Идёшь, закрываешься, а они летят. Больно было. Иногда до крови головы разбивали. Могли гостевой команде в автобусе стёкла побить. Там же, в Баку, я одну из самых серьёзных травм получил. Шесть рёбер сломали. Правда, врачи посчитали, что это межрёберная невралгия, и я ещё четыре месяца играл через боль, пока не подскочила температура. Весь худой, а вес растёт. Повторное обследование показало посттравматический плеврит. И я улетел в Донецк – местным врачам силикоз и другие болезни лёгких хорошо известны. Там у меня из лёгкого три литра жидкости выкачали.

Доктор глазам не поверил: «Трёхлитровая банка! Хорошо – не загноилось». Отшутился: «Я её взбалтывал постоянно».

— У каждого вратаря есть гол, за который смешно или неловко.
— Если кто-то скажет – нет, не верьте. Мне за гол в Харькове долго стыдно было, «шахтёрского» периода. Мяч шёл сильно по траве, наклоняюсь, чтобы принять, а он вдруг взлетает – в лоб – и в ворота! Оказалось, камень в траве спрятался.

— За кем из защитников чувствовали себя как за каменной стеной?
— В «Торпедо» Полукаров Сашка нравился. Играл то в середине, то заднего. Надёжный парень не только на поле, но и за полем. Жили в одном номере, дружили.

— Самый неудобный нападающий?
— Газзаев был противным. Всё время прессовал, крутился рядом – так и ждёшь подвоха. Блохин был очень опасным, голов столько забивал. Скорость, удар, чутьё – всё при нём. Но чтобы я кого-то боялся – не вспомню.

«Злава, мы тебя любим и уважаем, но квитанцию на штраф забери»

— Как вас из ЦСКА в Германию занесло?
— Морозова сменил Шапошников, я вроде как закончил. Новый главный не хотел людьми разбрасываться, предложил поработать тренером. А у него и так штаб полный. Говорю: «Отправьте меня лучше в Германию. Как собаке хвост потихоньку отрезают, так и я буду постепенно завершать карьеру». Ну и попал в команду западной группы войск: папа там начинал, а я заканчивал. Как раз исторические события начались: падение Берлинской стены, объединение. Немцы быстро сообразили, кто к ним приехал. Позвали в команду «Оптик» из Ратенова, городок – 70 тысяч жителей. Дали ставку – полторы тысячи евро. По советским меркам – неплохо. Там и доиграл до 44 лет.

— Как к русскому немцы относились?
— Нормально. Для них главным показателем было отношение к делу. В Ратенове даже бюст мне установили с надписью: «Почётный гражданин города». Ездил как-то – думал, развалили, нет – стоит. Начав, образно говоря, с первенства района, мы каждый год повышались в классе. Немецкие газеты писали: «С вратарём мирового класса «Оптик» движется вперёд». Тренер команды в интервью признавался: «Про этого человека мы говорим уважительно и только шёпотом» (смеётся). Я кайфовал от футбола. Приказывал защитникам: «Уходите вперёд, не мешайте, а здесь я сам справлюсь».

— На каком языке?
— На немецком. Привёз с собой из дому учебники, но быстро всё выкинул. Разговорный освоил: меня понимали, я понимал. Из-за этого казус случился. Я дома привык с голосом играть. Выхожу на выход: «Я!». Судья – бац – жёлтую даёт. Ещё раз выхожу – «Я!» — красная! «За что?!», — спрашиваю. «Нельзя кричать на поле», — говорит.

В Германии

Фото: Из личного архива Вячеслава Чанова

— Октоберфест посещали?
— Обязательно. Я от другого праздника в шоке был – в переводе на русский «велосипедный день» называется. Люди наряжаются в маскарадные костюмы: женщины в мужские одежды, мужчины в женские – и начинают ездить по гаштетам, пивнушкам по-нашему. В каждой выпивают – шнапс, пиво – а пьют немцы, уж поверьте, не меньше наших. По мере продвижения по трассе отряд теряет бойцов. Прямо вдоль дороги лежат: человек отдельно, велосипед отдельно. Поразило отношение к этим людям. В их понимании перебравший человек – больной человек. Все о нём заботятся, волнуются – не то что у нас: «Ну ты, козёл, и нажрался».

— Курьёзы были?
— Еду как-то ЦСКА встречать. Скорость превышаю. Полицейские тормозят. Узнали. «Злава (меня только так, через «з», называли), мы так тебя любим, так уважаем. Ты для нашего города герой, но следующий раз езди поаккуратнее». «Фух, — думаю, — пронесло». «Хорошо, я поехал?». – «Да, только квитанцию на штраф забери». 40 марок, кажется. Немцы есть немцы.

«Польша, Беларусь – страшная дорога»

— Что в бедную, голодную Россию из Германии везли?
— Когда здесь живёшь, не замечаешь изменений, а когда по полгода не бываешь – ухудшения бросались в глаза. После объединения ГДР с ФРГ все телевизоры везли, и я взял. Маршрут этот – через Польшу, Беларусь – дважды или трижды за рулём проходил. Страшная была дорога. Когда выходили войска, на границе формировали колонну, машин 40. Вписался в неё – и едешь как бы под охраной. Но если перед тобой где-то, не дай бог, шлагбаум закроется – тут же появляются люди сомнительной наружности. Свинцовый хлыст в руках. «Дай пять марок». Не дашь – стекло разобьют, ключи из замка зажигания вырвут. Бандиты могли целую фуру ради двух моторов уничтожить. А сколько офицерских семей, с пожитками возвращавшихся домой, расстреляли на дорогах – ужас…

— Вы оттуда пригнали машину?
— Да, немцы поначалу дали «Жигулёнок». Шипованную резину, запрещённую в Западной Европе, после объединения Германий местные подвозили к нашим частям, за так отдавали. На финишном этапе «Рено» получил. С тех пор из всех марок предпочитаю эту. Весь ряд прошёл в семье.

— Когда ЦСКА, болтавшийся в середине 1980-х между первой лигой и вышкой, в итоге взял серебро, а потом Кубок и золото – удивились?
— Подбор игроков в ЦСКА и при мне был неплохим. Броха мог хорошо начудить у тех ворот, Татарчук. Колесников справа, Кузя в центре всё выгрызал. Но Морозов мог через матч менять одиннадцать человек в составе – думаю, поэтому и не зацепились за вышку. А потом пришёл Садырин, и тот же состав стал чемпионом. Спокойствие появилось.

Дмитрий Кузнецов и Вячеслав Чанов

Фото: Из личного архива Дмитрия Кузнецова

— Ерёмина застали?
— Когда играл в ЦСКА, третьим у нас был. Тогда он ещё не был Ерёминым – просто Мишка. Здоровый, суматошный, а потом пошёл вверх, молодец.

— Харин – сложный человек?
— Так и Игорь непростой. У меня ни с кем проблем не было. Мне звонят: «Как ты с Помазаном управляешься?». Говорю: «Нормальный парень». Про Артура Нигматуллина болтали: «Такой сложный, такой!..» Я чего-то не замечал.

— С Перхуном вы разминулись?
— Да, но именно после беды с Сергеем меня вернули в ЦСКА.

«Аргентину с Марадоной хлопнули в Рио»

— Зачем вам понадобились четыре высших образования?
— Чтобы не забрали в армию, нас в «советскую торговлю» кинули. Всех устраивали, но не все заканчивали. На журналистику пошёл, потому что самому интересно было. Два года отучился, в «Советском спорте» печатался. После направили в Высшую партийную школу, факультет строительства марксизма-ленинизма. Я в «Торпедо» парторгом был, в сборной, в группе войск. Партбилет до сих пор сохранился. Напоследок ещё институт физкультуры окончил.

— Была в вашей жизни ещё одна сборная – по «пляжке». Она откуда взялась?
— У нас и вида спорта такого в стране ещё не было. Собрали зимой бригаду – я, Глушак (Валера Глушаков), Хидя – и повезли в Бразилию на неофициальный чемпионат мира. Правила уже на месте объясняли. Зико раз подошёл, показал какие-то элементы. Вышли, заняли пятое место в мире. Хлопнули Аргентину вместе с Марадоной – 3:1. Местные потом ходили, поздравляли: «Вы боги!». Мне ещё сдуру «лучшего вратаря» дали. После Копакабаны песок из меня месяц сыпался (смеётся).

«После «Спартака» около часа сдерживал толпу возмущённых болельщиков»

— Тренировать в ЦСКА вас Тарханов позвал?
— Да, позвонил: «Хочу, чтобы ты пришёл». Я работал в «ТРАСКО», вторая лига. Долго не думал. Первыми подопечными в ЦСКА были Плотников и Новосадов.

— Но с первого захода вы в клубе не задержались.
— Не хочу ворошить прошлое, но так и было. Работал в компании «Лужники-Спортсервис», строили поля, площадки. Вернулся при Садырине. После того как команда рухнула на четырнадцатое место, и его убрали, думал, и меня попросят на выход. Но нет, позвонили, настояли, чтобы продолжил работу. Вошёл в штаб Долматова. Под конец той знаменитой серии из 14 матчей нервное напряжение у всех зашкаливало. Второй круг прошли на сплошном надрыве. Не верилось, что до конца дотянем, но дотянули. До серебра.

— Вам тоже досталось после поражения от «Мольде»?
— После следующего матча, со «Спартаком» (0:4), меня и убрали. Я настаивал, что после Мольде нельзя ставить Гончарова – настолько он был опустошён. Меня не послушали и в итоге сделали виноватым. Я тогда на «Динамо» около часа после матча сдерживал толпу возмущённых болельщиков, оправдывался за всех. А потом узнал, что меня уволили. Ну и премиальных, как и ребятам, недодали.

— Тем не менее в 2001-м вы снова вернулись в ЦСКА.
— Евгений Леннорович строил новую структуру клуба, меня пригласили на позицию спортивного директора в школу. Мне эта работа по Реутову была знакома. Полгода отработал директором – команду принимает Газзаев. Пригласил поговорить и включил в свой штаб. С 2002-го по 2016 год я безвылазно «служил» в ЦСКА.

ЦСКА – обладатель Кубка УЕФА

Фото: Из личного архива Вячеслава Чанова

«Игорь в Самаре искал поддержки»

— Помните, при каких обстоятельствах впервые услышали фамилию Акинфеев?
— Видел его, когда спортивным директором стал. Когда первой команде потребовался вратарь, Юра Аджем, работавший в школе, посоветовал: «В данной ситуации никого лучше нет». Я тоже Игоря знал, поэтому смело двинули его к основе. Конечно, рисковали. Важно было правильную политику вести: нельзя было сразу ставить его в роль первого – от такой ответственности любой молодой человек может сорваться, а его карьера – развалиться. Поэтому решили с Газзаевым: на две-три игры ставим – убираем. Веня выходит или кто-то другой. Потом снова. Можно было на молодого парня всё сразу навалить, но Валерий Георгиевич очень грамотно поступил.

Валерий Газзаев, Вагнер Лав и Вячеслав Чанов

Фото: Из личного архива Валерия Газзаева

— Правда, что изначально кого-то другого из дубля планировали продвинуть?
— Был один парень, Солодовников. Его привез Четверик, он тогда работал спортивным директором в клубе. Но на сборах парень произвёл ужасное впечатление. Вообще ничего не ловил. Есть люди обучаемые и необучаемые – вот он относился ко второй категории. Ставил перед воротами стенку, а сам располагался за штангой, снаружи. Газзаев смотрит на это с выпученными глазами: «Слава, беги скорее, фигня какая-то». Подбегаю: «Ты где стоишь?». Он мне: «Так штанга – вот она». – «А вторая?!». Потом ещё на пару игр поставили – повара какие-то между ног забили. Свободен.

— Что насчёт Джанаева?
— Джанаева хотел оставить, но решение принимал не только я. Росточком Сослан показался коллегам маловат. Вместо него взяли более высокого, фактурного мальчика. Исчез потом.

— Чем удивлял юный Акинфеев?
— Тем, что делал всё правильно. Каждое упражнение выполнял на 100 процентов. У ребят, если правильно работать, всегда должно что-то болеть после тренировок. Были те, у кого ничего не болело – потому что плохо работали. У Игоря спрашивал – тот отвечал: «Тут болит, и тут». Я говорил: «Всё правильно, так и должно быть». Потому что выкладывался от и до. Плюс всегда был обучаемым. Ну и характер – он у Игоря на протяжении 15 лет глобально не меняется.

Вратарская бригада ЦСКА: Акинфеев, Мандрыкин, Чанов, Габулов

Фото: Из личного архива Вячеслава Чанова

— Дебют Игоря в Самаре помните?
— До сих пор хорошо помню. Очень волнительно и страшно было запускать парня – всё-таки первый матч. Его не трясло, нет, но он искал поддержки – в форме взгляда, прикосновения. Ему нужно было передать заряд энергии, что ли.

— Как вы его передали?
— Не знаю. Честно, не знаю. Почему и говорю: надо обязательно перед игрой выходить на поле. Я одно время тоже не выходил, а потом вдруг понял: там не обязательно бить по воротам. Важно, что в последние пять минут ему скажешь. Заранее этого никогда не знаешь. Они хоть и взрослые, что Игорь, что Габа, а для меня всё равно как дети. Поэтому у нас всегда отношения строились на доверии. План могли поменять в последнее мгновение. В Манчестере в 2009-м у нас разминка длилась шесть с половиной минут. Игорь спрашивает: «Падать не будем?» — «Давай не будем, воды по уши». Пару раз пробил – и пошли. Лучший матч!

«Трибуны скандируют: «Чанов — … ас», а я стою, дирижирую»

— Вы в молодости тоже специализировались на пенальти?
— Да, но Игорь уже подобрался к моему рекорду. У меня было 14 отбитых, но сейчас уже пишут – 12, с годами где-то потеряли пару (улыбается). Я не раз говорил: на пенальти вратарь всегда в более выигрышном психологическом положении: пропустил – ничего, отбил – молодец. Нужно смотреть, кто как бьёт, обращать внимание на разбег, положение стопы. Дасаю, Вите, мне в сборной включали фрагмент, как игрок разбегается, а перед ударом выключали и спрашивали: «Куда пробил?». Должны были угадать. У меня были записи, кто из наших куда бьёт. Но для того, чтобы он ударил туда, ему надо «помочь» — наклоном головы, каким-то качанием, движением. А бывает шестое чувство: заранее знаешь, куда мяч полетит. Человек только ставит мяч на 11 метров, а мне его уже жалко. Я и ученикам всегда говорю: играйте в свою игру, не подлаживайтесь под противника. Я, например, на послематчевых отдыхал. Как-то в четвертьфинале в Ташкенте четыре первых удара ложился в один угол, они привыкли, а на пятом прыгнул в другой и отбил. Кузьма, Иванов, грозил потом: «Если бы не вытащил, я бы тебя убил!». У Игоря это тоже есть. На моей памяти он только одну серию проиграл – хорватам на ЧМ-2018.

— Что чувствуешь, выходя на ревущий, переполненный стадион?
— Давление по-разному на человека действует. Я любил полные стадионы и сложные матчи. Непередаваемое чувство, когда ты управляешь этой оравой, особенно на выезде. Ты для них враг номер 1, мешаешь забить. В Харькове раз завёл толпу. Выловил один мяч, другой – начали кричать, что-то кинули. Я в ответ им тоже запулил что-то. Трибуны скандируют: «Чанов — … ас», а я стою, дирижирую. Стадион взорвался! Мы выиграли, в конце чуть до драки не дошло. Когда эти люди потом к тебе подходят: «Дайте автограф», ты понимаешь, что их переиграл.

Вячеслав Чанов «тащит». На заднем плане – динамовец Николай Толстых

Фото: Из личного архива Вячеслава Чанова

«Сейчас выбью, а корреспонденты напишут: «Акинфеев уже по аутам лупит мяч»

— Как вы ограждали Акинфеева от бесконечных нападок на тему «рекорда» в Лиге чемпионов?
— А мы к тому моменту были закаленные, привыкли.

— Как это?
— Мы с первого дня никому особо не нужны были. Нам – по-другому не могу сказать – талдычили: рост не тот, вес не тот, зачем взяли, какой из него вратарь.

— Игорь одно время зло на это отвечал.
— А как реагировать, если каждый раз одно и то же спрашивают? Они ранимые ребята. Я говорил: «Успокойся. Посчитай, сколько ты сыграл матчей и сколько – эти критики. Сколько ты мячей в Лиге чемпионов пропустил, они столько игр не сыграли».

Лучший ученик Вячеслава Чанова – Игорь Акинфеев

Фото: Из личного архива Вячеслава Чанова

— Слово «рекорд» в ваших беседах было табуированным?
— Почему, иногда между собой могли посмеяться на эту тему. Но вообще любого из нас, вратарей, такие вещи задевают. Хотели больно ущипнуть – не получилось.

— Допустим, Игорь совершает грубую ошибку, как против «Рубина» на Суперкубок. Вы эту тему проговаривали или вообще к ней не возвращались?
— Он сам понимает, где допустил косяк. После игры я не сторонник вообще разговаривать о том, что случилось. Надо посмотреть момент с разных ракурсов, разобрать. И, естественно, я против того, чтобы тренер, даже главный, при всех опускал вратарей. Тренеры и сами в большинстве своём понимают, что вратарь – фигура ранимая. Мы разговариваем на тему ошибки. Когда первые 20 минут на послеигровой тренировке вратари не нужны были, мы уходили в сторонку и тихонько общались.

— Бывали ошибки, рождённые самоуверенностью?
— Он знает, когда ошибся, и сам может вызвать тебя на разговор, почему это произошло. Тот гол, от «Рубина», тоже разбирали. Объясняю ему, куда нужно было выносить мяч, а он и сам переживает: «Да я всё понимаю. Просто мысль мелькнула: «Сейчас выбью, и корреспонденты напишут: «Акинфеев дожил – уже по аутам лупит мяч».

Самоуверенность, поверьте, тут не при чём – Игорь из каждого эпизода хочет вытащить как можно больше. Вот Веня Мандрыкин у нас ногами похуже играл. Мы его заставляли: «Веня, бей в аут. Из аута голов не забивают».

— Поняли природу ошибки Игоря против Кореи на ЧМ-2014?
— На семинарах УЕФА называются три вещи, которые мешают вратарям: удары с дальней и средней дистанции, ранние кроссы, когда стреляют вразрез, и голкипер не добирается до мяча. Третий фактор – инвентарь. Мячи становятся непредсказуемыми, подошвы бутс увеличивают силу удара – всё во славу гола. Думаю, как раз мяч и сыграл там решающую роль – вильнул перед руками, и Игорь до конца не сработал.

— Матч Россия – Испания где смотрели?
— В Новомосковске по телевизору. Я тогда вратарей «Химика» тренировал.

— Серию пенальти сквозь себя пропустили?
— После двух первых ударов Игоря показали крупным планом, и я уже понял: он поменялся. По глазам было чётко видно: это не тот Акинфеев, который первый, второй пропустил. После этого я начал применять свою тактику. Когда в ЦСКА били пенальти, за лавочку всегда отходил, а тут за колонну стал прятаться. И он начал тащить! Вроде смешно, но сработала примета. Потом я смеялся: «Игорь, ты ногой стал ловить, как я». У меня такой же был пенальти с тбилисским «Динамо», один в один: Челебадзе пробил, я улетел, а ногой отбил. Сапог оставил, как мы говорим.

Игорь Акинфеев парирует пенальти в матче Россия – Испания на ЧМ-2018

Фото: РИА Новости

— По вашим ощущениям, опыту, можете предположить, до скольких лет Акинфеев будет играть?
— Не знаю. Так-то он долгожитель по характеру. Лишь бы здоровье было. И желание. Игорь уже достиг всего, о чём мечтает любой вратарь, и продолжает играть. Вспоминаю себя – мне и в Германии за 40 было интересно. С Рахимичем обсуждал – у него то же чувство было, когда на исходе карьеры дорожишь каждой минутой даже не игры – тренировки. Понимаешь, что вот-вот закончишь, а ещё оттягиваешь и оттягиваешь этот момент.

«У Ревякина тараканы в голове перевесили»

— По этой причине Габулов в Бельгию сорвался?
— Если бы Володя захотел, без вопросов остался бы в Туле. Я узнал об этом в последний момент, но это его решение, на которое мы не могли повлиять.

— До Тулы Владимир полгода был без команды.
— Непростой для него период. Он позвонил в ЦСКА Бабаеву, попросил разрешения работать со мной, поддерживать форму с молодёжной командой. А когда Володю пригласили в «Арсенал», позвал за собой: «Викторыч, поехали». Ну давай, своих не бросаем. Через полгода Габу вернули в сборную.

— В одном из интервью вы обмолвились, что Ревякин после матча с «Зенитом» начал что-то строить перед руководством. Разве такое возможно со стороны совсем ещё пацана?
— Ключевое слово – пацан. Да, он сыграл – молодец. Полмесяца я его тренировал со сломанным пальцем, и он играл с травмой – больше некому было. И здесь, видимо, «Остапа понесло». Наверное, посчитал себя основным. Скажи Ревякин мне такое – по ушам бы понадавал. Но он, как я понимаю, перед Слуцким, Бабаевым неправильно себя повёл. Парень одарённый был, но, похоже, тараканы в голове перевесили.

— В случае Ивана Злобина ЦСКА смутил диагноз медиков о проблемах с сердцем?
— Я бился за него, убеждал: «Поймите, если у молодого мальчика шумы в сердце – проверяйте каждые полгода». Но врачи перепугались – и клуб потерял воспитанника. Нам с Гришиным Ваня очень нравился: и парень замечательный, и вратарь талантливый. Игру читал классно, страховал так, что даже я иногда за сердце хватался: «Куда полетел?». Я видел его дублёром Акинфеева, но увы. Может, через Португалию когда-нибудь вернётся.

«На границе спросили: цель визита? Ответил: «Гляньте фамилию. Брата хоронить…»

— Крым повлиял на ваши отношения с братом?
— Во многих семьях раздор произошёл – у нас нет. У меня жена из Крыма, у Вити квартира там. Встречались не раз. Мы люди известные, фейсконтроль без проблем проходили. Когда с Виктором беда случилась, я в Киев прилетел. Пограничник спрашивает: «Цель визита?» Говорю: «Посмотрите фамилию. Брата хоронить». Он сразу: «Извините, извините». Витя всегда в Украине высоко котировался. В игровые годы все мы котировались…

— Что же всё-таки произошло с Виктором? История тёмная. Говорили о криминальном следе…
— Несчастный случай – это однозначно. Я так понимаю, он лампочки менял. Поскользнулся и упал.

— Так просто?!
— А знаете, как у меня первая жена погибла? Мыла окна, стремянку забыла закрепить. Лестница сложилась. Девятый этаж. Всё.

Материалы по теме

Первый в Киеве, второй в Союзе. Не стало Виктора Чанова

— Как вы об этом узнали?
— Я тогда играл в Германии. Ехал на матч. Никогда раньше не звонил перед игрой, а тут что-то внутри сработало. Поле кукурузное, посреди телефонная будка стоит. Остановился, набрал домой. Сын говорит: «Мама с окна упала». Я не понял: «Что, коленку разбила, подойти не может?». «Пап, ты не понял…» И тут до меня дошло. Пока до стадиона доехал, поседел. Тренер на меня глянул: «Играть будешь?». – «Буду». На следующий день улетел в Москву, на похороны. Если бы не эта беда, я бы ещё поиграл в Германии. А так вернулся пустым. Попробовал – не тяну. До конца сезона кое-как доиграл и понял: пора заканчивать, меня прежнего больше нет.

— Виктор головой ударился?
— Головой, о кафельный пол. Даже ковра не было – не стлали из-за трёх собачек. Был вечер, Витя один в загородном доме – ни детей, ни тёщи. Жена, Галя, только откуда-то приехала. Она его и обнаружила, вызвала «скорую». Слухов, домыслов было море – корреспонденты висели на заборах, пытались что-то выяснить. Расследование ни к чему не привело. Дело закрыто. Официальная версия: «Упал с высоты человеческого роста, получив травму головы, несовместимую с жизнью».

— В таких ситуациях вратарские инстинкты не спасают?
— Сработай у него рефлексы, может, ещё сильнее разбился бы. Хотя куда уж сильнее… Брат без сознания лежал в реанимации около двух недель, боролся со смертью. Мне сначала ничего не говорили – думали, выкарабкается. Когда сообщили, обратился к генералу Гончарову, отцу Димы, ученика своего, в центр защиты катастроф. Сергей Фёдорович направил в Киев специалиста, но шансов уже не было. Брат один или два раза глаза открыл. Умер, не приходя в сознание. Из вратарской семьи я остался один.

— Виктора хоронили с почестями…
— Нельзя так говорить, но похороны прошли на ура: на Олимпийском стадионе поставили гроб, было море людей, много детей, футболисты пришли. Выделили катафалк, на котором президентов хоронят, место на Байковом кладбище – рядом с Лобановским. У Валерия Васильевича арка на могиле в виде входа на стадион, и Витя – прямо перед ним. Слева Андрей Баль, Колотов. На похоронах грустно шутили: «Васильич своих к себе собирает».

— Вам снится футбол?
— До сих пор. Не уходит, не отпускает. Тихе життя, как говорят в Украине, – не всегда хорошо. Адреналина порой не хватает. Бывает, ногой мяч во сне достаёшь, а жена ворчит: «Что, опять?..»