Интервью с вратарём Александром Уваровым: договорняки в СССР, конфликт с Бышовцем, Россия — Украина, протесты в Израиле

У Александра Уварова уникальная карьера. Только в 30 он дебютировал в сборной и выступил на последнем для СССР большом турнире — ЧМ-1990 в Италии. И столько же лет (даже больше!) игроком и тренером отдал тель-авивскому «Маккаби». Выигрывал чемпионаты, кубки, признавался лучшим футболистом страны. Одно слово — легенда!

В марте Шура (так его все зовут в Израиле) неделю гостил в родном Орехово-Зуеве. Но программа пребывания в Подмосковье была настолько короткой и насыщенной, что найти в ней окно для интервью не получилось. Поговорили уже после возвращения Уварова домой. По телефону — зато спокойно и обстоятельно. Кому-то в нашем футбольном мирке откровения вратаря точно не понравятся. А читатель, надеюсь, оценит его искренность.

• «Орехово-Зуево — моя родина. Не люблю Москву»
• «Женщина из администрации сказала, что у меня нет патриотизма»
• «Жена поехала на Пасху в Россию. Оторвался тромб…»
• «Автосервис «Мерседеса» один на всю Москву был. Приезжаю, а там — Юрий Антонов»
• «Поражение от минского «Динамо» 0:7 — договорняк. Через 30 лет узнал»
• «Лобановский спросил перед Аргентиной: «Ты готов играть? А то некоторые отказались»
• «Сказал в «Динамо»: отдайте паспорт, я больше не останусь здесь ни дня»
• «Когда случился путч, одна мысль была: как жену с ребёнком из Москвы вывезти?»
• «Болельщики с трибун кричали: «Иди домой», «Кого привезли?»
• «Бышовец вызвал на собеседование и начал плакаться, какая у него зарплата. На Евро я не поехал»
• «Абрамович хотел купить «Хапоэль», приглашал меня»
• «Баль принёс бутылку коньяка и забрал противогазы»
• «Должен был ехать с Кудрицким, когда он погиб»
• «Бывают забастовки — это же демократическая страна»
• «Акинфеев — человек без нервов. Такая сила воли у пацана!»
• «Россия рано или поздно вернётся в Европу. Санкции — не навсегда»
• «Внуки по-русски знают одно слово: колбаска»

«Орехово-Зуево — моя родина. Не люблю Москву»

— Как прошла встреча с родиной?
— Прекрасно! Родина есть родина. Всегда приятно приехать, повстречаться с друзьями. Не заметил, как неделя пролетела. Я люблю свой дом. Люблю возвращаться в Орехово-Зуево. Каждые три-четыре месяца приезжаю. Это моя родина, не Москва. В столицу даже не заезжаю. Не люблю Москву.

— Почему?
— Просто не нравится. Пробки, расстояния тоже влияют. Не мой город, не прижился там. Как только в «Динамо» выпадал выходной, сразу мчался в Орехово-Зуево.

— Кто-то из родни в Орехово-Зуеве остался?
— Две двоюродные сестры (одна, правда, в Москве живёт) и тётушка, 82 года.

— А недвижимость?
— Остались квартиры в Москве и Орехово-Зуеве.

— Изменился родной город?
— Если честно, ни на какие изменения не успеваю смотреть. Друзья, стол, баня, загородные выезды — такая у нас праздничная программа. Некогда ходить наблюдать. В целом город живёт нормальной жизнью. Ничего необычного я не заметил.

— А люди меняются? Может быть, стали более смурные?
— Мне кажется, смурные в Москве больше. А Орехово — провинция. Они из любых ситуаций всегда выходили, что бы ни происходило. Картошка, селёдка есть — больше ничего людям не надо. С голоду никто не умирает — и слава богу.

«Женщина из администрации сказала, что у меня нет патриотизма»

— Читал, что вас там кто-то из чиновников в недостатке патриотизма упрекал.
— Со всеми мэрами у меня нормальные отношения были. У одного даже на дне рождения был. А это женщина из администрации когда-то сказала, что у меня патриотизма нет. Хотя я просто высказал ей в глаза, что происходило на дорогах в городе. Говорю, подойдите к нашему дому — у мамочек дети из колясок вылетают на колдобинах. Видно, не понравилось. Зато сейчас подъезды к домам шикарно сделали. Может, меня услышали, а может, ещё кого.

— А сами себя патриотом считаете?
— Для меня Россия — это всё, моя родина. Я русский человек и считаю себя патриотом своей страны, даже несмотря на то что больше 30 лет живу в Израиле.

— С бывшими одноклубниками связь сохранилась?
— У меня есть товарищ, с которым дружим 47 лет — с юношеской команды «Динамо». Серёжа Козлов. Когда я прилетаю, он всегда приезжает ко мне в Орехово, иногда в аэропорту встречает. Он, кстати, москвич, но время проводим у него на даче под Луховицами или у меня. Можем созвониться с Витей Лосевым, Серёгой Кирьяковым или Лёшкой Прудниковым, но постоянного общения нет.

— С родным клубом никаких контактов?
— Приглашали на 90-летие Льва Ивановича Яшина. Спасибо Володе Долбоносову. Я с большим удовольствием прилетел. Больше контактов не было. Да и с кем мне там общаться? Почти все люди в клубе новые.

«Жена поехала на Пасху в Россию. Оторвался тромб…»

— Больше 30 лет вы в «Маккаби» из Тель-Авива — самому верится?
— А у меня по жизни всего два клуба было, если не брать Орехово-Зуево — «Динамо» Москва и «Маккаби» Тель-Авив.

— Вы и по жизни однолюб?
— Может быть. К сожалению, супруга умерла два года назад. Похоронили в Орехове.

— Какой кошмар. А что случилось?
— Люба никогда не жаловалась на здоровье. Очень спортивная была — каждое утро на море, ходьба. Мы полтора года были невыездные с этим карантином. А как пандемия закончилась, говорю ей: «Езжай, с подружками повстречаешься». Для неё тоже наш дом в Орехове очень много значил, хотя она из Магнитогорска родом. Вот и поехала на Пасху. Оторвался тромб… Почти 40 лет мы вместе были. 2 мая будет два года, как её нет. Теперь я один езжу туда, навещаю её.

— Дети с вами живут?
— Сын со мной, а дочка с семьёй — рядом. По пятницам собираемся на семейный ужин.

— И внуки есть?
— Два маленьких израильтянина. Мальчику шесть лет, а девочке будет четыре.

— Сын, кажется, футболом занимался?
— Немножко занимался, но не пошло. Видимо, не его это. Сейчас в спортивном магазине менеджером работает. В своё удовольствие в любительских турнирах бегает.

— А дочка всё так же в аэропорту работает?
— Да, начинала в службе безопасности «Бен-Гуриона», а теперь отвечает за весь транспорт в аэропорту.

— Почему выбрали для жизни Ришон-ле-Цион?
— Когда я только приехал, никогда не думал, что буду здесь жить. Одни пески были вокруг. На машине катался на море сюда. А потом нашёл хорошую квартиру в Ришоне. Показал детям, и они сказали, что никуда отсюда не уедут. Я и сам полюбил этот город. Это не Тель-Авив, который тоже не обожаю. У нас всё рядышком. Море с балкона видно. Магазины — в шаговой доступности. И до работы, если без пробок, мне 11 минут ехать. Удобно.

«Автосервис «Мерседеса» один на всю Москву был. Приезжаю, а там — Юрий Антонов»

— Какие остались воспоминания о Советском Союзе?
— Да самые хорошие. Грех жаловаться. Всё у нас было хорошо — я говорю лично про себя. Ни в чём себе не отказывал. Всего хватало.

— В «Динамо» нормально платили?
— Ну да, мы же офицерами были. У меня только зарплата была 400 с лишним рублей в месяц. Плюс премиальные — по 80, что ли, за победу.

— Машиной, квартирой клуб обеспечивал?
— Квартиру дали, а машину я купил. «Мерседес».

— Ничего себе.
— Он, правда, был не новый — пригнали из Германии. Но очень хорошая машина. Так я и бросил её во дворе под домом в 1991-м. Позже продал товарищу.

— Тогда «мерсов» было немного в Москве?
— Не особо много. Автосервис «Мерседеса», по-моему, один на всю Москву был. Помню, приезжаю, а там — Юрий Антонов. Я его очень любил как певца и сейчас обожаю. Все пластинки собирал. Но подойти познакомиться постеснялся.

«Поражение от минского «Динамо» 0:7 — договорняк. Через 30 лет узнал»

— По моим юношеским ощущениям, в последнем чемпионате СССР было полно договорняков. Подтвердите, опровергнете?
— Я могу с чистой совестью сказать: в договорняках ни разу не участвовал. Ни разу. Только недавно узнал, спустя 30 лет, что наше поражение от минского «Динамо» 0:7 — это был договорняк. А тогда я знать не знал.

— Откуда же узнали?
— Сказали футбольные люди.

— Участники?
— И участники тоже.

— А вы не догадывались?
— Я смотрел на табло и думал: поскорее бы время матча кончилось. Они нас кружили как хотели. 7:0!

— И вы реально ничего не заподозрили?
— Совершенно ничего не заподозрил! Видать, наивный. Ко мне после игры Лев Иванович Яшин подошёл, царство ему небесное: «Коллега, держись, бывает и такое».

«Лобановский спросил перед Аргентиной: «Ты готов играть? А то некоторые отказались»

— С чемпионата мира 1990 года что сразу всплывает в памяти?
— Удивительно, что я вообще в заявку попал. Даже не думал, что мне придётся играть. Считал, что еду в Италию третьим вратарём. Я же не был заигран ни за одну сборную — ни за юношескую, ни за олимпийскую, а сразу попал на чемпионат мира. Когда мне дали гражданский костюм, на подкладке было написано: «Харин». Они-то целенаправленно готовились, а я даже на сборах ни разу не был.

— И как же пробились?
— Отыграл контрольную игру в Дублине. Сказали: неплохо. Потом провёл ещё один товарищеский матч, с «Шальке», и всё, попал в заявку.

— С Лобановским хоть одна индивидуальная беседа была?
— Ни разу. Только перед Аргентиной он меня вызвал на собеседование. Весь штаб присутствовал. Валерий Васильевич спросил: «Ты готов играть сегодня? А то некоторые отказались — заболели». Говорю: «Я здоров. Доверите — сыграю». А он: «Ну как же — 80 тысяч, Неаполь, город Марадоны…» Я пожал плечами: «Ну и что? Мне 30 лет — чего мне бояться?» И всё. Но о том, что играю, узнал только перед игрой.

— Кто-то из партнёров реально перенервничал?
— Наверное. А может, это была психологическая уловка Валерия Васильевича, кто знает?

— Дасаев нервно реагировал, оказавшись в запасе?
— Нет, Ринат совершенно нормально воспринял, подбадривал меня в раздевалке. Странное совпадение: это было 13 июня — у Дасаева и моей дочки день рождения. Я был уверен, что Лобановский Рината поставит. Мы ещё с Витькой Чановым ходили по базе в Неаполе, обсуждали это. Но Валерий Васильевич решил иначе.

— Марадона произвёл впечатление?
— Честно, не следил за ним — был сосредоточен на игре в целом. Судья там просто прибил нас. Это же был тот самый Фредрикссон, который судил четвертьфинал с Бельгией на ЧМ-1986 в Мексике. Как можно было «не заметить» чистый пенальти и красную карточку Марадоне, если я от своих ворот видел?! Ну и всё, ребята завелись. Он нам красную дал, вдесятером остались. И они набили нам два гола: один с углового, а потом Олег Кузнецов пытался выбить и попал в нападающего. Он один на один и подо мной мяч пустил, кажется, даже промеж ног.

— Перед Камеруном ещё питали надежды на выход из группы?
— Шансы были. Нам нужна была крупная победа и выигрыш одной из команд в параллельном матче. А румыны с аргентинцами скатали ничью, и мы поехали домой.

— Сергей Хусаинов нам рассказывал, что сборная отказывалась возвращаться в Союз, пока с игроками не рассчитаются по премиальным.
— Руководство не хотело платить игрокам деньги, положенные за рекламу. Футболисты пригрозили: не поедем домой. Тогда Валерий Васильевич на собрании встал и сказал: «Я сейчас выплачу вам из фонда киевского «Динамо». Там же наличкой всё и отдали — где-то по тысяче долларов.

«Сказал в «Динамо»: отдайте паспорт, я больше не останусь здесь ни дня»

— Неужели у последнего вратаря сборной Союза на ЧМ не было более серьёзных вариантов, чем «Маккаби»?
— Конкретики не было — только слухи. Говорили, что на матч с Англией (в мае 1991-го на «Уэмбли». — Прим. «Чемпионата») меня из «Манчестера» приезжали смотреть. Но мы проиграли 1:3, и тема заглохла.

— Вы же отказывались поначалу ехать в Израиль?
— Не хотел. Первое предложение ещё в 1989 году поступило. Играли в Молдове. Подошёл какой-то мужик, дал визитку и сказал: «Если хочешь переехать в Израиль — позвони по этому телефону». Но я только-только начал играть, попал в сборную и считал, что ещё ничего не достиг в футболе.

— В 1991-м президент и главный тренер «Маккаби» лично уговаривали?
— Авраам Грант приехал смотреть матч, а я проиграл его 1:4 «Торпедо»! Но он сказал: «Меня это не интересует. Я хочу видеть тебя в своей команде». На что я ему ответил: «Я подумаю».

— И?
— А дальше меня кинули со сборной, и я уехал одним днём.

— Как это — кинули?
— Сам посуди: я сыграл четыре отборочных матча и не пропустил ни одного мяча. А меня даже не вызвали на турнир в Испанию.

— Как раз лето 1991-го?
— Всё правильно, август. «Динамо» мне не препятствовало — ни Коля Толстых, ни Георгич, Газзаев. Сказали: «Если тебя всё устраивает там — держать не будем». И всё. Говорю: «Отдайте мне паспорт, я больше не останусь здесь ни дня». И уехал.

— Паспорт хранился у Толстых?
— Ну а как же. Загранпаспорта всегда в клубе лежали. А гражданского у меня и не было — только офицерское удостоверение. Мне дали паспорт, я поехал в посольство, сделал визу. Жена собрала сумку, мы вечером посидели на дорожку со Сметаниным, Чернышовым и Сабитовым, и утром я с Сашей Полукаровым улетел в Израиль.

— Почему Бышовец так с вами поступил?
— А потому что я с ним не консультировался насчёт своего отъезда. Хотя я ещё никуда не уезжал — только разговоры шли.

— Вы должны были поставить его в известность?
— По всей видимости, да.

— Игорь Ледяхов нам рассказывал, что Анатолий Фёдорович обиделся на него из-за отказа перейти в какой-то шведский клуб. Похожая ситуация?
— Он и меня обещал куда-то продать. По-моему, речь тоже шла про какую-то скандинавскую страну.

— У тренера был в этом свой интерес?
— А ты как думаешь?

— Похоже на то.
— Мне неохота про этого человека разговаривать. Я, наоборот, всегда подставлял ему плечо. Почему он так ко мне относился? Я не лизал одно место, вот и всё. Я человек прямой. Говорил ему в глаза: «Я с тобой работать не буду — отпусти меня».

— А было куда?
— Конечно, у меня были предложения — тбилисское «Динамо», минское, ереванский «Арарат».

— И вы бы поехали туда из Москвы?
— Я же знал, что он мне не даст играть в «Динамо», если звал Диму Харина.

— Но одно время вы играли у него.
— Когда я заиграл, ему просто деваться было некуда. Приходилось ставить, потому что мы выигрывали. Мы с «Динамо» чуть не вылетели, боролись за выживание, но всё-таки вылезли. И тут он воспрянул духом, ко мне лицом повернулся.

— Но после «сухой» победы над Кипром (4:0) вы больше за сборную не играли.
— Да, это была моя последняя игра. Хотя мы с итальянцами сыграли 0:0 на выезде, Норвегию, Венгрию, Кипр всухую обыграли.

«Когда случился путч, одна мысль была: как жену с ребёнком из Москвы вывезти?»

— В середине 1991-го было предчувствие, что Союз доживает последние месяцы?
— Нет, конечно. Откуда взяться таким предчувствиям? Мы — спортсмены, нам за обстановкой некогда следить было. У нас вся жизнь — перелёты, сборы да игры.

— Вы уехали за пару недель до путча в Москве?
— Да-да. Когда началось, одна мысль была: как жену с ребёнком оттуда вывезти? Мы были на сборе в Германии, до Москвы дозвониться было невозможно. Я только через своих агентов узнал, что произошло. Обратился за помощью в клуб. Там пообещали первым же рейсом из Москвы в любую страну вывезти наших жён — мою и Саши Полукарова. Хорошо, всё закончилось через четыре дня. Мы 26 августа вернулись со сборов, а уже 28-го они приехали в Израиль.

— Какие чувства испытали, когда Союз распался?
— Не разочарование или радость — боязнь: что дальше будет? Всё-таки не каждый день происходят такие вещи.

«Болельщики с трибун кричали: «Иди домой», «Кого привезли?»

— Израиль после повсеместного советского дефицита показался раем?
— В общем, да. Когда впервые зашли в магазин, всё это изобилие бросилось в глаза. Молочные продукты, йогурты — у нас ничего этого не было. Хотя к местной пище сначала пришлось привыкать. В магазинах брали только крупу, макароны, а всё остальное — на базаре. Колбасу в польской лавке покупали.

— А как в целом адаптация протекала?
— Тяжело было первое время. Август в Израиле — это что-то невероятное. А я не очень хорошо переношу жару — до сих пор не привык. Плюс влажность.

— Легенду «Маккаби» из Петах-Тиквы Мурада Магомедова даже в больницу с обезвоживанием забирали.
— У меня, слава богу, не было такого. Я любитель воды попить. Удивительно: нам в Союзе, наоборот, запрещали пить воду в жару, когда приезжали в Ташкент или Алма-Ату. Говорили: «Будете вялыми». А здесь наоборот: только пей. Я из раздевалки выходил на тренировочное поле, ещё ничего не делал, а у меня майка уже сырая была.

— Какие ещё проблемы были?
— Связь с родиной резко оборвалась. Особо не назвонишься — дорого. По телевизору три канала, и все на иврите — ничего не понимаешь. Спасало только то, что у нас здесь была большая «советская» колония. Практически каждую субботу после тура собирались с детьми, жёнами в парке.

— Стартовали вы там тоже тяжело?
— В первом матче до 80-й минуты выигрывали 2:0, а потом пропустили три мяча и проиграли. Естественно, все шишки на нас с Полукаровым посыпались. Болельщики с трибун кричали: «Иди домой», «Кого привезли?»

— Быстро отношение изменилось?
— А как оно не изменится, если команда впервые за 13 лет стала чемпионом? Где-то до 7-го тура мы четвёртыми шли. А потом было дерби — как у нас «Динамо» — «Спартак». Полный стадион. «Хапоэль» был на первом месте, а «Маккаби» — на четвёртом. Мы их прибили 4:0 и после этого 19 туров вообще не проигрывали. Чесали всех подряд и игр за шесть до конца чемпионами стали. Пропустили меньше всех мячей. Жалко только, финал Кубка в дополнительное время проиграли. А так бы вообще сезон получился супер. Мне даже вызов в сборную пришёл.

«Бышовец вызвал на собеседование и начал плакаться, какая у него зарплата. На Евро я не поехал»

— И?
— Приехал на сборы. И, не проведя ни одной тренировки, узнал, что я третий.

— Лишний?
— Ну да. Тогда на чемпионат Европы ездили два вратаря. Я был в хорошей форме, но стал третьим, даже не показав себя. Почему — вопрос к Анатолию Фёдоровичу.

— Вы что, впритык приехали и не успели потренироваться?
— Нет, я приехал вовремя. Прилетел ночью, заскочил домой что-то взять и уже утром был на базе сборной в Новогорске. Бышовец меня вызвал на собеседование и начал плакаться, какая у него зарплата, у его помощников. Я спросил: «Анатолий Фёдорович, вы зачем меня вызвали? Про зарплату рассказывать?» Он такой: «Хорошо, ты третий». Я ему: «Могу ли я в таком случае не ночевать в Новогорске, а вечерами ездить домой?» — «Да, — говорит, — ты профессионал, я тебе разрешаю». Сделал мне доброе дело. Я утром приезжал на тренировки, а после ехал домой. Все сборы так провёл.

— Как себя заставить работать, зная, что на Евро всё равно не поедешь?
— Легко. Мне уже был 31 год. Я отыграл сезон и подписал новый контракт с «Маккаби» ещё на три. Поэтому я смотрел на них сверху. Меня вызвали — я приехал. Третий? Окей, значит, третий. Единственное странно: как можно без единой тренировки решить, что я третий, если ты меня не видел даже?

— Анатолий Фёдорович рассчитывал от вас что-то услышать?
— Видимо. Как, наверное, он услышал от многих других игроков, которые попали на чемпионат Европы.

— На этом тема сборной для вас закрылась окончательно?
— Да, всё. Больше никто из сборной ко мне не обращался.

«Абрамович хотел купить «Хапоэль», приглашал меня»

— Почему «Маккаби» стабильно вылетал из еврокубков после первого — максимум второго раунда?
— Ребята, которые приехали из Союза в 1990-х, подняли уровень израильского футбола, это факт. Но на поле можно было только двух иностранцев выпускать, а не пять-шесть, как сейчас. Поэтому на европейском уровне приходилось сложновато. Хотя тот же «Брюгге», например, могли проходить, играли на равных, но где-то не повезло, а где-то мастерства не хватило.

— Вас такое положение дел угнетало?
— Любой человек не любит проигрывать, и я тоже. А что делать? Нюни распускать некогда было. Попереживаешь немного, и уже нужно настраиваться на другую игру и снова доказывать, что ты чего-то стоишь.

— Грант вам когда-нибудь рассказывал о своих корнях?
— Да, конечно. У него польские корни. Знаю, что его бабушку с дедушкой депортировали в ГУЛАГ. Мы с Авраамом много общались: я же у него долго в «Маккаби» играл, потом помогал в сборной. Знаю, что Грант ездил к ним на могилы, летал куда-то на вертолёте (в Коми. — Прим. «Чемпионата»). Ему Рома Абрамович помогал.

— Вы и с ним знакомы?
— Знаком. Он же здесь турниры проводил. А потом у Абрамовича была идея купить «Хапоэль» Тель-Авив и оформить клуб на местного миллиардера Леваева. Приглашал меня поучаствовать в проекте — тренером вратарей. Я тогда сказал ему: «Рома, ты знаешь, «Хапоэль» — заклятый враг «Маккаби». Меня народ вообще не поймёт. Я же маккабист». А он мне: «Ничего не знаю. Буду строить новый клуб и организую всё по высшему разряду». Я три дня ходил как в забытье!

— И чем эта история кончилась?
— А ничем. Леваев соблюдает шаббат. В иудаизме в субботу вообще ничего делать нельзя, а в футболе это игровой день. Из-за этого всё и сорвалось. А у меня как гора с плеч свалилась.

— Какой Абрамович в обычной жизни?
— Совершенно нормальный, скромный человек. Потом мы ещё встречались в Лондоне, когда то ли с «Маккаби», то ли со сборной Израиля приезжали туда. Посидели в баре отеля, поговорили. Простой, общительный мужчина, вообще без понтов.

— Он реально футбол любил?
— Думаю, что любил. В противном случае вряд ли стал бы покупать клуб.

«Баль принёс бутылку коньяка и забрал противогазы»

— В 1990-х в Израиле было неспокойно. Случались опасные ситуации?
— Не только в 1990-е — до сих пор неспокойно. И ракеты, и взрывы — всё пережили. В наш район одна прилетела — полстены снесло. Здесь в каждом доме оборудовано бомбоубежище. Как только звучит сирена, уходишь в эту комнату. Даже если ракета попадает в здание — все живые.

— И всё это до сих пор творится?
— А что, у нас прекратились военные обострения с Палестиной? Нет-нет да и начинается. Я уже ко всему привык.

— Как вы с Андреем Балем сошлись?
— Я заехал в его квартиру в Тель-Авиве. В Союзе-то мы практически не были знакомы. В Новогорске только раз пересеклись, когда динамовскую базу ремонтировали. Для меня Андрюха был как бог. А в Израиле подружились — уже друг без друга не могли. Он до нас в «Маккаби» год играл, а когда мы с Полукаровым приехали — перешёл в другую команду. Андрюшка пришёл на следующий день после нашего приезда, с женой Светой и сыном Даней. Принёс бутылку коньяка. Заодно забрал противогазы.

— Что, простите?
— Мы тоже удивились. А Баль объяснил: здесь всем положены противогазы — на случай химической атаки. Это был шок. Нам тоже потом выдали. С тех пор мы с ним и сблизились. Бывало, звонит вечером: «Викторыч, ты как?» — «Михалыч, всё нормально». Баль и сына моего крестил.

— У Андрея было потрясающее чувство юмора. Вас разыгрывал?
— Меня трудно разыграть — я сам кого хочешь разыграю. Из меня юмор тоже хлещет. Но Андрюха — это было нечто. Он находил контакт с любым человеком — до такой степени общительный, компанейский мужик.

— Отчего он так рано умер, в 56 лет?
— Пошёл в футбол играть за ветеранов. Жара стояла 36 градусов. Сердечко и не выдержало. Пас отдал, как Валерий Васильевич учил, и упал. Всё.

«Должен был ехать с Кудрицким, когда он погиб»

— Вы же могли быть в одной машине с Николаем Кудрицким в ночь, когда он погиб?
— Да. Мы уже договорились вместе ехать на игру сборной Украины. А потом Грант поставил на этот день товарищеский матч в Герцлии. Я Коле говорю: «Мы в четыре играем, а в Хайфе в шесть начинают — ну куда я поеду? Пока закончу, помоюсь и приеду, там уже всё закончится». Он и поехал один. Ещё в 11 вечера мы с ним разговаривали.

— О чём?
— Коля искал Люду, жену. Мы же все жили рядышком. Я сказал, что к нам она не заходила. Он говорит: «Ну ладно, сейчас найду». А в пять утра мне первому позвонили и сообщили, что он разбился на машине.

— Сейчас не проскакивает мысли: «Хорошо, что они не видят того, что происходит»?
— Трудно судить, когда людей нет. Не очень простое время…

— Ваши российские и украинские знакомые в Израиле ругаются между собой?
— Чего далеко за примерами ходить? Мы 18 лет дружили семьями с ребятами с Украины, а потом резко перестали. Они прекратили общение. К ним приходишь домой, а у них все разговоры — только об одном. Показывали мне какие-то фильмы. Отвечал: «Что вы мне показываете? Я, что ли, на вас напал?» Потом терпение кончилось. Хотя я другу сказал: «Я с тобой не ругался. Ты ко мне, когда хочешь, можешь прийти». Там жена больше нагнетала — хотя бурятка по национальности. Так наше общение и прекратилось. Не знаю, надолго ли. А так я с ребятами-украинцами общаюсь — с Лёхой Михайличенко, Витей Морозом, ещё с некоторыми. Нечасто, но на связи.

— Они вас не обвиняют?
— Они — нет. Ни разу лично мне не говорили ничего такого.

«Бывают забастовки — это же демократическая страна»

— Израильский паспорт какие преимущества даёт?
— Нет границ. Кроме Америки и Австралии. Я 12 лет в сборной проработал — пришлось полетать по миру. Пока паспорта не было, в каждую страну визу оформлял. Как израильтянин — куда хочешь можешь лететь. А американцы мне поставили визу на 10 лет, когда с ветеранами туда ездил.

— В Россию из Израиля теперь непросто добраться?
— Сейчас летал прямым рейсом «Эль Аля». Но билеты на него достать сложно — разбирают, несмотря на дороговизну. Предыдущие два раза добирался через Эмираты. Есть ещё варианты с пересадкой в Турции, Азербайджане, Грузии.

— На военные сборы вас не призывали?
— Ни разу.

— Не переживали за дочь, когда служить пошла?
— Конечно, переживал. Дочь служила в аэропорту, в «Бен-Гурионе», в авиационных войсках. Ещё и хотела остаться в армии сверх срока. Но тогда возникли определённые проблемы, и она пошла работать секьюрити там же. А сын охранял генеральный штаб в Тель-Авиве. Девочки здесь 1,9 года служат, а парни — три.

— Как сейчас обстановка в Израиле в связи с забастовками?
— В целом вроде ничего, спокойно. Только перекрываются улицы, и аэропорт закрылся на вылет.

— Для страны такие акции — обычное дело?
— Бывает — это же демократическая страна. Премьер-министр хотел новый закон ввести — народ против, вот и выходит на улицу.

— Удаётся людям достучаться до властей?
— Трудно сказать, чем дело кончится. Пока никто ничего не знает.

— На вашу работу это каким-либо образом влияет?
— В пробках приходится стоять долго или объезжать главные улицы, больше ни на что.

«Акинфеев — человек без нервов. Такая сила воли у пацана!»

— За российским футболом в каком-то режиме следите?
— В основном за «Динамо» слежу и какие-то центральные игры, бывает, смотрю. Плюс обозрения — у меня все спортивные каналы есть.

— Вы называли Акинфеева уникумом. С тех пор в российском футболе появился сопоставимый с ним по таланту вратарь?
— Когда я прилетал на юбилей Яшина, мы ходили на игру с «Краснодаром». Я сразу обратил внимание на мальчика из этой команды — Сафонова. Потому что увидел своими глазами. По нарезкам судить сложнее. Но в целом, конечно, подтянулись вратари в России. Есть неплохие мальчишки, есть из чего лепить. А про Игоря что говорить? Он всем всё доказал.

— В чём его уникальность?
— Я думаю, он человек без нервов. Все крестообразные связки вырезаны, а он до сих пор в порядке — такая сила воли у пацана! Конечно, на верховых мячах у него была хорошая помощь со стороны защитников, но в рамке-то он хорош, хоть и невысокого роста. Плюс классно владеет обеими ногами. Почему не поехал и не попробовал себя в Европе — это другой разговор. Может, сам не захотел, это его дело.

— Как думаете, заиграл бы он там?
— А тут многое зависит от того, куда ты попадёшь. Возьми Никиту Хайкина. Он же у нас в «Маккаби» на просмотре был. У парня еврейский паспорт. Я с ним работал. Посоветовал ему: «Тебе нужна практика, а в «Маккаби» ты её не получишь. Опустись пониже, начни не с высшей лиги, а с первой». Он послушал, но и там у него тоже особо не пошло. Уехал, набрался опыта, обыгрался — и как выстрелил в Норвегии!

— А в Англии не сыграл ни минуты.
— А я про что говорю? Как куда попадёшь.

— Когда уже ваше родное «Динамо» что-то выиграет?
— Хороший вопрос. Чтобы ответить на него, надо поближе находиться к команде, чувствовать, как она живёт. А я «Динамо» только по телевизору наблюдаю. Видно, что хороший клуб, приличное финансирование, блестящий стадион. Надеюсь, в ближайшем будущем что-то выиграют. Когда Шварц пришёл, пацаны заиграли, выстрелили. В концовке только чуть-чуть не дотянули, но это и понятно: тяжело с молодыми весь сезон стабильно пройти. Возможно, нужно что-то подправить в комплектовании. Сейчас там играет наш мальчишка — Эли Даса. Он у меня в «Маккаби» был, вместе работали.

— Держит марку?
— Мне нравится. Классный атакующий защитник: хорошая скорость, передачи. И в «Динамо» неплохо играет. Может быть, нужно только чуть-чуть поответственнее в оборонке действовать.

«Россия рано или поздно вернётся в Европу. Санкции — не навсегда»

— Игру российской сборной когда последний раз смотрели?
— Честно? А чего смотреть-то? Узбекистан, Таджикистан, Кыргызстан? Ни в коем случае не обижаю эти страны — упаси бог. Но — неинтересно.

— Понимаете, для чего в сложившейся ситуации сборная существует?
— Понимаю. Сборная должна существовать и играть.

— Международный бан России справедлив?
— Какая же тут справедливость? При чём тут спортсмены? Всегда говорили: спорт — вне политики.

— Вам не кажется, что этот штамп безнадёжно устарел?
— Кто его знает. Но не до такой же степени, чтобы ударить по всему спорту. Мы всегда были бельмом на глазу — и Советский Союз, и Россия сейчас. Постоянно нас засуживали и чего только не делали. А Россия — это составляющая СССР, поэтому всё продолжается. Плюс ситуация, которая возникла. Спорт тут при чём? Я считаю, что это несправедливо.

— Вы футболистом застали переход Израиля из АФК в УЕФА. Надо российскому футболу двигаться в обратную сторону?
— Сложно отвечать за всю страну, но, конечно, это будет шаг назад. Хотя другого выхода не видно. Чтобы футбол существовал, нужна практика. Появится какой-то спортивный интерес. Если бы он присутствовал в играх с Узбекистаном или Ираном, они бы и смотрелись по-другому. А в Европу, думаю, мы рано или поздно вернёмся. Санкции — не навсегда.

«Внуки по-русски знают одно слово: колбаска»

— За что вы любите Израиль?
— А чего мне его не любить? Я ехал на 10 месяцев, но уже больше половины жизни прожил в Израиле. Значит, меня всё здесь устраивает. Уникальная страна. Если бы ещё не участвовала в этих конфликтах — вообще была бы сказка. Всё что хочешь на этой земле есть. А главное — есть работа. Что ещё человеку нужно? Только счастливая семья, дети. Остальное прикладывается.

— Карьерой полностью довольны?
— Я всем доволен — и жизнью, и карьерой. Всё сделал правильно, своевременно и только выиграл от этого. Лишь об одном жалею — что жена ушла рано.

— К чему так и не привыкли?
— Только к жаре.

— Чего русского вам не хватает в Израиле?
— Колбасы варёной. Сейчас привёз — вроде насытился, а через месяц снова захочется. Хотя тут навалом колбасы всякой, а вкус не тот. Я больше скажу: единственное, что внуки говорят на русском — это «колбаска». Сейчас прилетел — прибегают: «Деда, колбаска». Без хлеба докторскую лопают. Видать, генетика, никуда не денешься.